Юрий Вигорь - Арбат
Союз силы действия, равной силе противодействия? Союз второго закона Ньютона?
И Киндерман шандарахнул по матушке России романом «Семья». Он замахнулся на самое святое в бизнесе — на президента и его семью. Фамилии, конечно же, изменены, и действо свершается в две тысячи затертом году… Разгорается политическая схватка над финансовой пропастью. Особо восхищает в романе образ Абрамовича, этого как бы качественно нового Распутина, наставника при русском дворе. Не духовного наставника, нет, ибо что уж тут говорить о духовности. Духовные наставники все нынче безработные и даже пособия не получают. Абрамович предстает перед нами как коммерческий наставник в доме короля Бориса, который, как убеждается читатель в пятой главе, на самом деле голый король-преобразователь. Королек, обманувшийся в своих дерзких мечтах стать вровень с Петром Первым. Да, да, король, а вернее сказать, королек Бориска оказывается пешкой, фланговой невзрачной пешечкой, коварно кутавшейся в мантию ферзя.
Но вот ее сдувает легким живительным сквозняком. И становится ясно, что все решения за ферзя принимают слоны, ладьи, кони и прочая мелкая политическая сволочь шахматного мирка. А также прочие одиозные фигуранты черной масти. «Но кто же играет белыми?» — задается вопросом читатель. Вот в восьмой главе и начинают развиваться самые потрясающие коллизии и выплывает образ патологически улыбчивого Политика, несмываемо улыбчивого парня, президента США, покорителя дамских сердец, за которым угадывается сам Билл Клинтон. А может, и не он… Может, Джордж Буш… Они там все мастаки источать направо и налево ворохи улыбок… Интересен по задумке и образ масона Горби, который даже и не пытается скрываться под псевдонимом «Меченый»…
Стоило выйти в свет роману в издательстве «АД МОРГАН», как на него тотчас накинулась новая русская критика, все пять газет БАБа, канал НТВ и канал ТВ-6. Застрочил, как пулемет, на компьютере Шендерович, Шендерович Настоящий, высмеяв в трех статьях собрата Киндермана, якобы переметнувшегося во вражеский стан и чуть ли не предавшего все мировое еврейство…
— Мой роман о семье, при чем здесь мировое еврейство? — посмеивался Киндерман. После выхода романа «Кащенко» он понял, что российским правителям все его комариные укусы безразличны, они живут как бы на другой стороне бытия. Общественное мнение в России стало понятием эфемерным. Начиналась эпоха организованного беспредела. Нужно было пользоваться кислородом и правом открыто писать, пока тебе еще дают его глотать, а вернее, выглядывать из загаженной политической атмосферы…
Романы Киндермана шли нарасхват. Издатели бегали за ним по пятам и предлагали самые выгодные контракты. Даже лоточники зачитывались его творениями. И все читатели поняли, что в сравнении с Киндерманом Борис Акунин — просто ткач сюжетных перипетий, фабрикант иллюзий и трусоватый литератор с бойким пером. Стоило Киндерману появиться на Арбате, как его окружала толпа почитателей. Он боялся заходить в Дом книги. Его осаждали жаждущие получить автограф.
Для Оси Финкельштейна Киндерман тоже стал кумиром, и он уже подумывал о том, как упросить, как бы соблазнить Якова Самуиловича написать романчик о жизни Арбата, изобразить азербайджанскую братию, пройдоху инспектора Моисейкина, управу «Арбат»… префектуру… и вывести образ высокопоставленного чиновника из префектуры, адепта, управлявшего проводником каверзных планов Моисейкиным. Такое полотно по силам было только такому мужественному человеку, как Киндерман. И непременно надо было описать нынешний ресторан «Грибоедов». Хорошо бы воскресить и вернуть из забвения в наши дни, в ткань повествования, Михаила Булгакова, пустить его сперва в «Дом Ростовых» для разминочки, для разгона поржавевшего от времени пера, и пусть как бы Булгаков опишет нынешний «Грибоедов», где сегодня во дворе бывшего барского дома окопалось шестнадцать армянских и азербайджанских фирм, открывших еще три ресторана в пристройках для челяди и даже пароходство «Оверкиль-плюс», имеющее свой буксир «Арарат» на Москве-реке и пять барж с плавучими ресторанами. Но кто был Ося Финкельштейн и кто Киндерман? Как говорил Скалозуб, между этими людьми была «дистанция огромного размера». Киндерман стал уважаемым человеком в «Записках охотника», с ним почтительно здоровались Нурпек, Карен, Садир, Закия и сам крутой Зураб. Да что Зураб! С ним расшаркивался сам писатель Василий Аксенов! Сам Фазиль Искандер! Ему жала руку с заискивающей улыбкой Юнна Мориц.
По странной игре случая «ССС» возглавлял известный в прошлом агрокритик Темирзяев-Нечерноземский. Он предложил в знак уважения Киндерману войти в правление. Ося не раз видел, как писатель Аксенов, писатель Фазиль Искандер, Киндерман и Темирзяев-Нечерноземский о чем-то горячо и увлеченно спорят в креслах на веранде «Дома Ростовых», где посреди овального двора стоял памятник погруженного в нелегкие думы Льва Толстого. «О чем он себе думает, чего ждет? — спрашивал себя Ося. — Ведь он же зеркало русской революции… Ведь его могут приватизировать армяне и азербайджанцы каждый день, пока богема ведет свои пересуды».
А между тем подслушать разговор знаменитых писателей было бы очень любопытно. Разговор шел об орденах. И в голосе писателя Василия Аксенова угадывалась обида. Он больше всех остальных богемщиков был обижен на то, что обойден вниманием зачинателя Великого литературного крестового похода Владимира Купцова, возглавлявшего комиссию по награждению орденами.
— То, что вам, Яков Самуилович, дали орден Салтыкова-Щедрина первой степени — мне понятно. Но за что Владимиру Сорокину, этому графоману, у которого каждая страница пропитана запахом говна и герои поедают кал друг друга, дали орден Гаршина второй степени — для меня загадка, — говорил Василий Аксенов с надрывом в голосе. — Мне не обидно, нет! Я в эту компанию крестоносцев и не рвусь. Я не родился меченосцем и проповедником великих разоблачительных идей. Я отношусь ко всему этому как созерцатель. Моей родиной давно уже стала Америка. В России я не более чем гость…
Ох, лукавил Василий Павлович, лукавил, маленькая червоточинка саднила уязвленное самолюбие. Уж он ли не издевался над совковым бытом, уж не он ли был первопроходцем, певцом страны сомнамбулических абсурдов, где был утрачен здравый смысл, так и не найденный в потемках воровства и протекционизма по сей день.
10
…Великий литературный крестовый поход с каждым днем набирал силу, в него влились ненецкие писатели, литераторы Чукотки и полуострова Таймыр.
Купцов понимал: надо чем-то подхлестнуть писательское честолюбие и найти реальные стимулы. На премии денег не хватало. В аренду сдавать было нечего. И вдруг сама судьба сжалилась над ним. Помогло провидение. Как-то за кружкой доброго старого шотландского эля в баре у Ларионова он поделился своими мыслями с президентом Академии российской словесности Ричардом Гусилашвили, выигравшим грант фонда Сороса.
— Надо отливать ордена! — убежденно сказал Ричард. — И мы их с тобой учредим. Скажу тебе как родному — ордена сейчас в России нужны всем. Денег у людей до черта, а славы — ноль. Я не говорю о дурной славе… Но хорошая слава — это прекрасный товар. Русский человек вообще питает врожденную слабость к орденам. Эта жажда сильнее жажды денег. И почему награждать только писателей? Почему не награждать меценатов? Или, как называют нынче богатых бандитов, — инвесторов?
— Я понимаю… Эврика! — радостно подхватил Купцов. — Это здорово: меценат первого ранга… В этом что-то есть. И вдобавок наградить орденом Достоевского первой степени! Орденом Пушкина! Орденом Екатерины Великой! Она ведь тоже была писательница, выпустила тридцать шесть романов….
— Ход твоих мыслей на верном пути, — засмеялся Ричард. — Мы выпустим семь орденов и две медали. Но самой высокой наградой будет орден Минина и Пожарского!
— Но они же не литераторы, — удивился Купцов.
— Ну и что? Зато их все знают. Есть памятник в Москве на Лобном месте, а Чернышевского, Герцена и Салтыкова-Щедрина богатый человек может и не знать. Сечешь? Или еще лучше — учредить орден Александра Невского… Ну и, конечно, орден Достоевского… трех степеней. Орден Салтыкова-Щедрина трех степеней. Он ведь у нас самый главный и непревзойденный сатирик. Забытый сатирик. Не худо бы для писателя-середнячка учредить орден Короленко без степеней, орден Гаршина с мечами и без… Для писателей получше, бытописцев с лукавинкой — орден Антона Павловича Чехова.
Ричард был человеком дела. Слов на ветер не бросал. Не советуясь с Купцовым о деталях, он взял инициативу на себя, модели орденов пошли в отливку. Нужны были деньги, чтобы запустить их в серию. Ричард объездил семь крупнейших банков и нашел инвестора в лице Онексим-плюс-банка. Первый орден Александра Невского получил, конечно же, сам президент банка. Комиссия решила наградить и Ричарда за заслуги перед писателями и отечественной литературой, но Гусилашвили, как истый джентльмен и тонкий дипломат, благоразумно отказался. Лояльность Ричарда простиралась столь далеко, что он взялся учредить для Союза сионистских сочинителей по просьбе Темирзяева-Нечерноземского орден Шолом-Алейхема трех степеней, а также орден знаменитого еврейского историка Иосифа Флавия, автора «Иудейской войны» и «Иудейских древностей». По просьбе ненцев был учрежден орден президента Новой Земли Тыки Вылки.
