Светлана Борминская - Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум
– Ох! Ох... – простонало подъездное эхо, и Майкопская от неожиданности подпрыгнула на месте.
Она не видела абсолютно никого, кто мог бы издавать эти жалобные звуки в подъезде.
Регина Ростиславовна за какой-то миг выгребла из своего ящика все до одной бумаженции и отпрыгнула к лестнице, чтоб домчаться на свой пятый этаж, не вникая во все подробности ночной подъездной жизни. Тем временем стоны прекратились, и у батареи парового отопления послышался чахлый кашель.
– Кто здесь? – шепотом спросила Майкопская и, повторив громче: – Кто здесь? – осторожно заглянула за угол.
У батареи сидел и жалобно стонал какой-то человек. Вдобавок он плакал, всхлипывая, как ребенок. У Майкопской сразу опустились руки, она присмотрелась.
– Вас не ограбили?.. – на всякий случай сострадательно поинтересовалась она.
– Я... сам упал, – не стал отпираться человек. – Щас до квартиры буду доползать. – И, подтянувшись на руках, и вправду пополз, продолжая на ходу всхлипывать.
На том месте, с которого он сполз, осталась характерная лужа с нехорошим амбре.
– До какой квартиры? – пробормотала Майкопская, спотыкаясь за ним с двумя сумками.
– До своей, – вздохнул человек, жалобно глянув на нее с полу. – Я в тринадцатой живу.
И тут Майкопская присмотрелась. Она наконец-то его узнала: это был тот самый инвалид, с когда-то завидным разворотом плеч, по фамилии Ландышев.
– Мое тело иногда не подчиняется мне, а у вас? – продолжая перемещаться преимущественно на руках, снова поднял голову и посмотрел на Майкопскую снизу инвалид.
– Мое пока подчиняется, – вздохнула Регина Ростиславовна и, кинув сумки в угол, внезапно подхватила Ландышева под мышки и потащила того в квартиру.
– Щекотно, я сам, – отказался было Ландышев.
– Рада за вас! – не выпустила его из рук Майкопская.
Светская беседа не задалась, с Региной Ростиславовной, как абсолютно точно знал ее кот, спорить было бесполезно, и уже через пару минут калека был водружен ею в середину большущего дивана в центре захламленной квартиры. И только тут Майкопская, каждый день принимающая ванну с французской шоколадной пенкой, заметила все запустение квартиры, в которой оказалась, и рефлекторно, не сходя с места, по-собачьи отряхнулась. Откуда-то сбоку к ней подошел светлый пес со слезящимися глазами и изумленно обнюхал одну из ее ног... Майкопская с испугом перевела дыхание, глядя на необычайно тихого питбуля , а хозяин всего этого запустения уже лежал на диване и, как ни в чем не бывало, глядел веселыми глазами в потолок, словно никакой Регины Ростиславовны в его квартире и в помине не было и вовсе не его только что дотащила на себе эта красивая, по большому счету, женщина. Пес вдруг смутился. Дважды глянув под юбку неожиданной гостьи, он обнаружил желтые бриджи... Наблюдая за многими гостьями, посещавшими его хозяина, Боеприпас точно знал, что надевать под юбку бриджи — полный и очевидный дамский моветон.
«Даже спасибо не сказал, алкашня. – Майкопская в досаде стала подниматься по лестнице, забрав пакеты с едой там, где их только что оставила. – А могла бы сейчас спать в объятьях молодого мужчины, ну вот... как Ксенонов! А вместо этого, как дура, подбираю и несу на себе пьяного инвалида!» Регина Ростиславовна от досады даже ногу себе отдавила другой ногой.
И все-таки она чувствовала удовлетворение, как человек, сделавший добро своему ближнему. Чувствовала что-то такое...
«Хотя какой он мне, собственно, ближний?» – грустно спросила она себя и вдруг вспомнила, как инвалид фыркал от щекотки у нее в руках. Внезапно она почувствовала нежность к зависимому от нее живому человеку. Нежность, да. Просто удивительную нежность, какую не чувствовала давно ни к кому...
Регина Ростиславовна удивленно постояла перед своей открытой дверью, которую сама же и забыла запереть, и, пожав плечами, вошла. Взглянув на себя в зеркало в прихожей, она с удовлетворением отметила, что неплохо выглядит – щеки горят, вишневая помада на губах сияет, а тяжелые сумки приятно оттягивают руки.
– Мне надо остыть. – Регина Ростиславовна задумчиво разулась и босиком пошла в ванную. Вымыв руки, она поставила на газ турку. Кот изумленно щурился на хозяйку, не слезая с подоконника, но спрашивать ничего не спешил.
В это время в квартире Викентия Ландышева шел чрезвычайно оживленный обмен мнениями, ведь назвать разговором монолог человека с псом все-таки довольно нескромно.
– Это что за тетка ко мне привязалась, а? – спросил хозяин у пса. – Ты ее раньше видел? Лежал, как всегда, у батареи, а она давай меня в квартиру волочить... В тимуровцев, что ли, в свое время не наигралась?
А надо вам сказать, что пришедшая незваная помощница не очень понравилась псу – от ее кожаных туфель пахло вислоухим британцем, самым никчемным видом котов, сразу же определил питбуль. И потом, эти желтые бриджи под юбкой...
– Не пускай ее больше, – велел псу Викентий.
На что пес глубокомысленно промолчал и отвернулся.
– Даже не думай! – прикрикнул на пса Викентий. – А ну, поверни мордуленцию?
Что он имел в виду?..
«ТИК-ТАК ХОДИКИ, ПРОЛЕТАЮТ ГОДИКИ...»
Кира Гореславская ехала из Химок от подруги и с увлечением читала газету «Жизнь». Объявления интим-услуг внезапно вызвали у Киры приступ очень тихого истерического смеха.
«ДОСУГ. ЛЕДИ 18—65 лет...»
– А недавно были до 55 лет... Нет, все-таки жизнь проста, как кусок хлеба. А вот мой способ жить доставляет мне массу неудобств. Ну, как же все просто у других-то женщин, господи прости! – отсмеявшись, пробормотала Кира, когда в полупустой вагон вошла колоритная бабка в турецком сарафане с рынка и с балалайкой.
– Ща спою, – голосом волка пообещала бабка и, потренькав с минуту, выдала:
– Тик-так ходики,
пролетают годики!
Жизнь не сахар и не мед!
Никто замуж не берет!
Кира, не раздумывая, метнула бабке в пакет десятку.
– Жениха тебе хорошего, – подмигнула ей бабуся, убирая десятку в карман.
– Спасибо, – отмахнулась Кира.
Оставалось ехать совсем недолго, и Кира, сложив газету, отвернулась к окну. Накануне позвонили Юльки Зорины. Две тезки и однофамилицы из ее класса, с которыми Кира не теряла связи после школы.
От блондинки Юльки Кира ехала сейчас, только что побывав у нее в гостях, а о брюнетке помнила всегда. Брюнетка в настоящее время жила в Филадельфии, и Кира дважды летала к ней гости. У Юльки-Джулии была, пожалуй, самая удивительная судьба из всех ее одноклассниц. Сначала она работала секретарем у профессора из Швеции, лауреата Нобелевской премии, а через пару лет он женился на Джулии, дождавшись, когда его престарелая супруга отдаст концы.
Очаровательный домик на ста двадцати акрах плодородной земли, греческие скульптуры у бассейна и японский фонтан в виде пениса. «Такого фонтана больше нигде нет!» – божилась Джулия. «Возможно», – соглашалась Кира.
Кира припомнила хмурого профессора с морщинистым лицом и его шестерых взрослых детей. Подозрительно молчаливых, на ее взгляд.
– Знаешь, а ушлость Юльки не знает границ... еще с третьего класса, Кир! – с плохо скрываемым раздражением отозвалась сегодня «красавица из Химок» о «страшилке из Филадельфии». Сама она жила в коттедже, который был ничуть не хуже, и состояла в браке с высокопоставленным сотрудником МВД. – Ничего, и у тебя все еще будет, Кир! – с фальшивой искренностью посулила она. – Ты же у нас неземная-уникальная! Тебе у нее хоть понравилось, в Филадельфии этой?..
– Я так редко куда-нибудь выбираюсь, – честно глядя в ревнивые глаза подруги, вздохнула Кира. – У тебя лучше, Юль, – на всякий случай сказала она, но, похоже, зря старалась. Подруга кивнула и обиженно насупилась в ответ.
Кира все равно их очень любила, своих удачливых замужних подруг, и их подросших детей, которым была крестной. Даже мужья подруг Кире были чем-то симпатичны.
Поезд стоял где-то на переезде, похоже, ожидая встречный, а Кира вспоминала... Большинство одноклассниц обзавелись мужьями сразу после школы и института, и наблюдалось одно очень странное несоответствие – чем «страшней» были одноклассницы, тем раньше у них появлялись мужья.
– Удивительно, – вздыхала Кира, глядя в окно.
Муж Юльки из Химок был невероятно толст. Кира с трудом могла понять подругу, ну как можно выйти за такого Борова?! Впрочем, Боров был очень обаятелен и говорлив, а две дочки Юльки, несмотря на малолетство, уже вовсю играли на гитаре и пели романсы «с придыханием».
Кира, хмыкая, вспоминала, как Боров весело танцевал на своей свадьбе и как любит Юльку до сих пор, но... Кира неожиданно поняла, что ей почему-то не хочется быть на месте ни одной из своих подруг. Нет, она очень хорошо относилась к обеим Юлькам... «Но, видимо, с возрастом я потихоньку превращаюсь в ворчливую тетушку, и,когда мне рассказывают анекдоты, я начинаю хныкать... Вот дела!»
