Маргарита Хемлин - Крайний
Янкель не сообразил, куда клонит Субботин.
— Ну. Дальше.
— Дальше. Ты опытный партизан. Ты понимаешь, что про твои еврейские штучки рано или поздно станет известно кому надо. Я тоже тот, кому надо. На мне погоны. И твою оглоблю развернут в нужном направлении. А потом, когда придет назначенный час разоблачения еврейских коварных замыслов, — вы с Нишкой, который к тебе подстегнулся из-за своей молодой дурости, первыми пойдете, и за собой евреев поведете, как баранов. Ты про это подумал?
Янкель опустил голову.
— Ты слушай внимательно. Пока по-настоящему в курсе только я. Ну, Гриша Винниченко краем уха. Я ему наплел в общих чертах, что выполняется специальная операция. Что и как — не расписывал по буквам. Он будет молчать. Еще и Нишку оберегать. И вот я сейчас думаю: на корню пресечь твою вредительско-сионистскую деятельность, или подписать тебя в агенты и разыграть, как говорится, козырную на сегодняшний момент карту. Мне — новые погоны. Они на дороге не валяются.
Янкель поднял глаза:
— Погоны не валяются. А я валяюсь, получается? Ты меня спроси, пойду я к тебе в агенты или не пойду. А потом себе погоны чипляй.
— Я Нислу объяснил, что ваша с ним воля меня не интересует. Он хотел повеситься, да петлю свернуть не сумел. Не дорос еще. Ты сумеешь. А что толку? Лагерь свой ты с землей не сровняешь. Мы туда оружие подвезем. Свидетелей твоих еврейских и других, Наталку Радченко, например, позовем. Они нам подтвердят про твои настроения. Устроим всемирный суд. Смерть поджигателям Третьей мировой войны. Лучше второго пришествия. Будь спокоен за этот вопрос. Учти, Гриша молчит-молчит, а выпьет лишнего и кому-нибудь болтанет. Про Нисла болтанет. Нисла в лагере найдут. Чей лагерь, кто его соорудил, зачем — ответ сам собой напросится. В общем, выхода у вас с Нислом нет.
— Нет выхода, — Янкель встал, ногой отодвинул табуретку. Оперся кулаками на стол. — Что так, что так — выхода нет. А ты не думаешь, товарищ Субботин, что ты живой от меня не уйдешь?
— Как сделаешь, так и будет. Отпустишь — уйду живой. Не отпустишь — неживой уйду. Меня будут искать. Выйдут по ниточке. Я тебя и неживой привяжу крепче некуда.
Янкель повернулся ко мне:
— Ну, Нисл, что скажешь?
Я ничего не сказал.
Субботин поднялся с силой.
— Ноги натрудил по снегам бегать. Оставайтесь пока. Делайте что хотите. Все равно вам конец. А со мной договоритесь — поживете чуть-чуть. А может, и потом поживете. В тюрьме, а поживете.
За Субботиным хлопнула дверь.
Янкель метнул в меня глазами:
— Так я и знал. Зачем ты его притащил сюда? Зачем ты к нему привязался веревкой, теленок паршивый! Все доложил? Ничего себе про запас не оставил?
Янкель говорил не сердито.
А я ему не сердито ответил:
— У меня по-другому никак не получалось. Гриша Винниченко разнарядку получил. Описание примет. Меня ж за немца ищут. Прижал к стенке меня, я сдуру болтанул, что это я и есть. Убийца немецкая. А дальше закрутилось, как в колесе. Прости меня, Янкель. Я б спокойно теперь пошел по своему делу. А теперь и ты ко мне пристегнут. А Субботин что. Субботин ничего. Он же меня тогда упас. С немцем. Я на него понадеялся. А вот как он заговорил. Ему рот не залепишь. Что делать, Янкель?
Янкель кышнул меня с кровати. Прилег. Закрыл глаза. И даже вроде перестал дышать. Я присматривался к его животу. Живот не поднимался и не падал.
Я испугался.
— Янкель, ты живой?
Он молчал. Я потряс его за плечо.
— Отчепись. Лягай на полу. Спи. И я засну. Потом обсудим.
Я пристроился на полу возле окна. На удивление, заснул в ту же минуту.
Янкель растолкал меня еще в темноте. Кричали петухи. Все-таки утро. Дал приказ: ехать с ним по селам. Самое время ехать по селам. Работа есть работа. Буду помогать.
Быстро собрались и поехали.
Я считал, что сначала двинемся в Бригинцы и Рыков. Но Янкель направил лошадь в другую сторону.
Вслух мы не договаривались, но внутренностями приняли закон: про Субботина ни звука.
В одном из сел я заметил у хозяина хорошие ножницы. И опасную бритву. Сразу понятно — трофейные, немецкие.
Мигнул Янкелю. Тот подошел с предложением к мужику. Мужик уступил. Продал по хорошей цене.
Так у меня образовался отличный инструмент. С того дня Янкель занимался своей кузнечной специальностью, а я — своей. Мечтал про машинку, шнырял глазами и вопросами насчет этого, но нигде не попадалась. Стриг всех подряд. Больше мужчин и детей. Женщины не слишком стремились. Коса и есть коса. Ее и так уложишь, и так прикрепишь. Разнообразие. А мужчине трудней. Женщины вшей боятся, но следят. А с мужика что взять. Ему легче волос снять до основания. Не говоря про детей.
Когда Янкель ездил сам, я оставался в тени на каком-нибудь хуторе. Потом опять сливались вместе и продолжали свой нелегкий путь.
Рыков обминали стороной.
Однажды я не выдержал. Спросил про Наталку. Ей же нужно объяснение, инструкции.
Янкель сказал:
— Забудь про Наталку навсегда. Твое счастье, спишь крепко. Она той ночью приходила. Я ей сказал с пятое на десятое, чтоб она выходила замуж хоть за кого. Чем скорее, тем лучше. Меняла фамилию и из Рыкова убиралась в чем есть.
Я высказал предположение, что Янкель поступает незаслуженно с любимой женщиной. Янкель ничего не ответил.
И вот как-то, в период Янкелевой отлучки в Остёр, я добрался до Рыкова. Чувствовалась необходимость поговорить с Наталкой.
По расчету, я дошел в глубокой темноте, под ночь. Постучался в окно.
Наталка открыла дверь и первыми ее словами было:
— Что с Янкелем? Почему один?
Я объяснил, что наведался без Янкелевого разрешения. Что и сам по себе могу быть, а не только с Янкелем.
Наталка выглядела очень красивой. Коса распущена, как у русалки. Рубашка белая длинная, а поверх рубашки коричневый шерстяной платок. И вырез виден. Она меня не стеснялась, так как она была Янкелева, а не моя. Я это понимал. Но я шел за другим.
Я планировал ей рассказать от себя лично, как получилось, что Субботин нас всех накрыл своей тяжелой рукой. Но с чего начать, замялся.
Наталка наступила со своими толкованиями известных ей фактов:
— Если ты грехи замаливать ко мне явился, так не трудись. Мне на твои грехи наплевать. У меня своих хватает. Ты только скажи, что Янкель надумал? Почему меня оттолкнул? У него кто-то другой завелся?
Женщина. Я понял, что ситуация ей понятна только в самых общих чертах, и то неправильных. Осторожно начал выпытывать, что она понимает.
Оказалось, она не понимает ничего. Только то ей ясно, что Субботина привел я. И что Субботин — враг Янкеля. И что Янкель ее прогнал от себя все равно к кому после разговора с Субботиным. Раз так — я самый виноватый человек на земле. И заслужить ее прощение я могу только тем, что опять поверну Янкеля к ней. А Субботин далеко. Он свое дело сделал, разлучил и до свиданья.
Получается, Наталка не знала всей глубины. И могла нечаянно усугубить.
Я сказал:
— Наталка, во-первых, оденься. Я все-таки мужчина. А ты женщина. И ты при мне голая не ходи туда-сюда. А во-вторых, Янкель тебя не оттолкнул, а отвел в безопасную сторону. Остальное — когда платье оденешь.
Наталка оделась наскоро. И дверь в соседнюю комнату не прикрывала. Спешила. Я продолжаю спокойно:
— Скажи мне, как Гриша Винниченко? Не приходил?
— Нет. С той ночи нет. Я в Остре была, столкнулась с ним на улице. Прошел, как мимо пустого места. Я его зову, он голову не повернул. Рукой махнул чуть-чуть, вроде — отстань, а лицом не повел в мою сторону. В Остре говорят, Янкель по селам отправился, как обычно. А что — обычно, если он ко мне больше месяца не кажется. Как с цепи сорвался. Я при чем?
— Ты при том, Наталочка, что тебе надо свои чувства сократить до нуля. Мы с Янкелем на пару по селам мотаемся. И сколько так будет — не знаю. Кузнечные дела переделаем — на другое переключимся. Работы хватает. Я, например, людей стригу. Не нахлебничаю при Янкеле. Мы ударились в затишье. И ты нам своим поведением затишье не испорти. Надо протянуть время. Вот какая задача.
Наталка слушала меня внимательно, и я забыл свою начальную цель. Теперь я выставлял помимо воли то обстоятельство, что я вроде единственного связного между ней и Янкелем. Она так и поняла. И смотрела на меня уже ласково.
— Нишка, уговори Янкеля прийти. Прошу тебя. Ты ж виноватый. Ты и уговори. Мы без тебя так жили. Ой как хорошо жили. Ну, строил Янкель свой дурацкий лагерь. Я не перечила. У него с войны голова забита смертями. Я ж ему мертвых не поверну назад. Ясно, он не выдержал напряжения. Люди разберутся. Субботин сказал, что если Янкель его послушается, жизнь наладится. Надо, чтоб послушался. Я для Янкеля все сделаю. Что мне сделать, скажи.
Я молчал. И вдруг осознал, что это есть наш единственный шанс.
