Керстин Гир - Мамы-мафия
254 евро за чашу для крюшона с надписью «Любовь, вино и песня смягчат сердца чудесно» и бокалы к ней.
209 евро за подписку журнала «Слушай!» с 1978 года.
1410 евро 50 центов за шмотки, из них 210 за платье с капюшоном.
40 евро 50 центов за ящик журналов «Ридер дайджест».
425 евро за свадебные туфли бабушки Вильмы.
200 евро за свадебную шляпку бабушки Вильмы вместе с коробкой.
472 евро за шесть пузатых сумочек.
11 евро за использованный промыватель носа.
614 евро 50 центов за швейную машинку и портновский манекен.
74 евро за коллекцию пепельниц с приветами с Вильбадских вод, Мергенхаймских вод, Эссенских вод и ещё 14 курортов Германии, которые посещала моя свекровь со своим артрозом.
2015 евро за кожаные диваны.
52 евро 50 центов за плакат АББА.
17 евро за оригинальный держатель туалетной бумаги с оригинальной туалетной бумагой семидесятых годов.
732 евро за жуткий шкаф красного дерева с баром и магнитными защёлками, стоявший ранее в столовой.
1 евро за латунный торшер, за который счастливому обладателю придётся заплатить 24 евро почтового сбора.
И так далее, и тому подобное.
– Разве eBay не фантастичен? – спросила Мими.
– И они точно не захотят вернуть всё назад? – боязливо спросила я.
Мими покачала головой.
– Они все ужасно счастливы со всем этим хламом. Твои оценки на eBay просто грандиозны.
Окей, значит, Германия сошла с ума. К моему везению. В ошеломлении от нежданного богатства я купила Нелли ко дню рождения розовые туфли, которые она хотела, безумно дорогие розовые брюки, маечку с голым животом и розовым узором (чтобы её умаслить), годовой запас лент со Скуби-Ду (в основном розовых), вышитую розовыми розочками москитную сетку в качестве балдахина над кроватью (после столовой и кухни мы будем ремонтировать Неллину комнату) и CD музыкального дуэта «Розенштольц». Кроме того, приключенческий роман Изабель Альенде и книжку под названием «Чисто девичьи дела». Я упаковала всё в розовую бумагу и прикрепила к каждому пакету войлочные розочки, которые я купила у Гитти Хемпель по евро за штуку. Гитти Хемпель, кстати, часто заходила без приглашения на чашечку кофе, поскольку мы, несмотря на разногласия с её родителями, были подругами. Как подруга я должна была интересоваться её собственноручно изготовленными изделиями, считала Гитти. За это она давала мне ценные советы. От Фрауке она узнала, что я интересуюсь вступлением в Общество матерей, и теперь она ежедневно давала мне новые советы, которые должны были облегчить мне приём в их объединение. Это было, конечно, очень мило с её стороны, но я в глубине души считала, что если уж Гитти удалось быть принятой в Общество, то для меня это проблемы не составит.
Если после чашки кофе я хотела снова избавиться от Гитти, то мне каждый раз приходилось покупать что-то из её хлама, и таким образом я приобрела не только хорошенькие розы, но ещё и плетёный мешок для белья, человечка из цветочных горшков и табличку из теста, на которой значилось «Ванная». Мими из-за этого со мной ругалась, она говорила, что я сейчас занимаюсь тем, что освобождаю дом от ненужного хлама, поэтому я не должна тратить деньги на ещё худший хлам.
– Мешок для белья совсем не плох, – сказала я. – Юлиус может использовать его как гамак или как верёвочную лестницу. А табличку из теста я подарю Труди, потому что в её квартире все, кто хочет в туалет, бегут в спальню. Н-да, а человечка – э-э, ну, я по ошибке могу его уронить.
– Тогда она тебе точно сделает ещё одного, – сказала Мими и энергично окунула малярный валик в ведро со светло-голубой краской. Я решила выдержать столовую и кухню в небесно-голубых тонах в комбинации с белым. Встроенная кухня бабушки Вильмы тоже должна была быть покрашена голубым, как и плитка кофейного цвета под навесными шкафчиками. Единственное, что нельзя было перекрасить, была мшисто-зелёная столешница. Но благодаря моему полученному на eBay богатству я могла позволить себе новую столешницу под кленовый ламинат. Ронни собирался установить её на следующие выходные. Нам надо было постараться, если мы хотели до этого времени всё сделать. По счастью, Юлиус в эти дни меня не очень отвлекал. Каждый день к нему приходил играть его друг Яспер, и я детей практически не видела и не слышала до тех пор, пока не приходила Анна, чтобы забрать Яспера. Мне почти не приходилось прерывать работу, не считая случайного отряхивания грязи с детских штанов, вытирания лужиц сока и чистки яблок. Лишь однажды, когда Юлиуса с Яспером грубо обругали из сада Хемпелей, так как дети громко рычали, мне понадобилось больше времени на улаживание ситуации.
– Но ещё нет шести часов, – сказала я Хемпелям.
– Наша Мария-Антуанетта сидит в такой день дома и играет в пазлы, – сказал герр Хемпель. Это была неправда. Мария-Антуанетта выглядывала между дедушкой и бабушкой из окна, в котором они, очевидно, устроили наблюдательный пост. У неё была круглая, как горошина, голова и две косички, кисточками торчавшие из-за ушей. Ещё бы усы, и она была бы вылитая мать, не считая размеров.
– Этот мальчик назвал меня злой старой женщиной, – пискнула фрау Хемпель.
– Ты и есть злая старая женщина, – закричал Яспер. – Ты всё время на нас ругалась. Хотя мы ничего не сделали.
– Мы только играли в водителя автобуса, – сказал Юлиус. – Я был злой водитель, а Яспер добрый водитель.
– Вы слышите, – сказал герр Хемпель. – Мы не будем с этим мириться.
– Почему вы просто не закроете окно, если дети вам мешают? – спросила я.
– Ну, это уже чересчур! – воскликнул герр Хемпель. – Теперь вы уже хотите нам указывать, когда и как часто мы должны открывать наше окно! Ну вы вообще!
– Противная жопа, – сказал Юлиус.
Хемпели коллективно втянули ртом воздух и сказали, что я услышу об их адвокате. Прямо завтра. Я сказала, что меня это устраивает, потому что на следующей неделе у меня встреча с моим адвокатом, который сразу всё и уладит.
Хемпели с треском захлопнули окно.
Я сказала Юлиусу, что я никогда, никогда не хочу слышать от него столь плохие слова.
Юлиус захотел узнать, что такого плохого в словах «водитель автобуса».
– Ты слишком добрая, – сказала Мими, когда я вернулась в дом. Она всё ещё прохаживалась по поводу приобретения Гиттиных изделий. Мне хватило ума не сказать ей, сколько я за всё это заплатила. Мими была сегодня в особенно дурном настроении, поскольку её тест на беременность снова показал отрицательный результат. – Тебе надо научиться говорить «нет».
– Но с Гитти у меня это не получается, – ответила я.
– Поступай, как взрослая женщина, – сказала Мими.
Но когда я через час вернулась из магазина, оказалось, что Мими за это время приобрела хлопчатобумажную сумку с вышитыми крестиком уточками.
Я злорадно засмеялась и никак не могла перестать смеяться.
– У неё начинает дрожать нижняя губа, когда ты собираешься сказать, что тебе этот хлам вообще не нравится, – вполголоса сказала Мими. – Ты это заметила?
– О да, – ответила я, снова облачаясь в рабочую одежду (перед уходом в магазин я переоделась, ведь неизвестно, кто попадётся тебе по дороге). – Скажи честно, сколько ты за это заплатила?
– Это настоящая ручная работа, – заметила Мими. – Made in Germany. Сработано профессионалом. Это стоит денег.
От смеха я чуть не обмочилась. Наверное, Мими заплатила за свою дурацкую сумку больше, чем я за весь мой хлам, вместе взятый.
После обеда опять появилась Гитти. Но в этот раз я смогла уклониться от какой-нибудь ненужной покупки, потому что я сунула ей в руки огромный пакет с остатками шерсти, который обнаружился в комнате Юлиуса после того, как забрали швейную машинку. Гитти была в бесконечном восхищении от шерсти, а я была в восхищении от удобного способа избавиться от мусора.
*
Сегодня в обед Фрауке неожиданно пригласила меня на ближайшую встречу Общества матерей. Я очень обрадовалась.
– Здорово, спасибо! – несколько раз сказала я.
– Завтра после обеда у меня дома, с детьми. Так сказать, поболтаем за кофе. Ты можешь привести свою старшую дочку. Они займутся чем-нибудь вместе с Лаурой-Кристин.
– Да, я спрошу её, – сказала я, не очень надеясь на успех. Нелли поблагодарит и откажется. Времена, когда я сводила её с другими детьми, давно миновали.
– И не надо бояться, – сказала Фрауке.
Чего мне бояться? Посиделки с детьми могут быть, конечно, напряжёнными, но страха нагнать не могут. Или могут?
– Мы не кусаемся, – добавила Фрауке. – Тебе и не надо особенно готовиться, просто будь сама собой.
Теперь я поняла, почему я должна бояться. Ах, это были не посиделки, это был экзамен! Я не очень хорошо переносила экзамены, у меня всегда подгибались коленки, стоило мне лишь вспомнить о своих выпускных. Я так заикалась, что моя учительница хлопала меня по спине, думая, что я подавилась. Перед экзаменом на вождение мне пришлось проглотить полпачки валерьянки. Безо всякого эффекта, не считая того, что у меня это вызвало понос, и мне пришлось сильно поторопиться при парковке задним ходом.
