Жозе Сарамаго - Слепота
Никто, похоже, не обратил внимания на эту нелепость: как можно не забыть лицо, если ты его не видишь. Слепцы уже поспешали по мере сил к дверям, и вскоре первой палате были уже предоставлены объяснения. Судя по тому, что мы слышали, сказал доктор, нам остается только подчиниться, пока, но крайней мере, их много и они вооружены. Мы тоже можем раздобыть себе чего-нибудь, заметил аптекарь. Ну да, ветки деревьев, если дотянемся, какие-нибудь оторванные от кроватей железяки, с которыми едва ли управимся, а у них имеется один, по крайней мере, пистолет. Я этим слепачам свое кровное отдавать не собираюсь, сказал чей-то голос. Я тоже, отозвался еще один. Ну, вот что, возразил доктор, либо все, либо никто. Выбора у нас нет, сказала его жена, и потом, здесь действует тот же самый закон, что навязали нам снаружи, на воле, кто не хочет платить, не платит, это его право, но в этом слу чае он и не ест, ибо нельзя питаться за счет других. Отдавать будем все, отдавать будем всё, сказал доктор А кому нечего, спросил аптекарь. Кому нечего, тот будет есть, что другие дадут, кто-то ведь верно рассудил, что от каждого по способностям, каждому по потребностям. После недолгого молчания раздался голос старика с черной повязкой: Кому же мы поручим это. Доктору, сказала девушка в темных очках. Голосовать не пришлось, вся палата оказалась единодушна. Двоих надо, напомнил новоизбранный, есть желающие. Я могу, если больше никто не претендует, сказал первый слепец. Ну и прекрасно, давайте начнем, нам потребуется мешок, сумка, чемоданчик, что-нибудь в этом роде. Вот, и с этими словами жена доктора стала выкладывать из сумочки свою косметику и прочие дамские мелочи, положенные туда в ту пору, когда она и вообразить не могла, в каких условиях доведется жить. Среди тюбиков, флакончиков, коробочек, попавших сюда из другого мира, обнаружились и довольно длинные, с острыми концами, ножницы. Она и не помнила, как сунула их в сумочку, однако они там были. Жена доктора подняла голову. Слепцы ждали, доктор, отойдя к кровати первого слепца, переговаривался с ним, девушка в темных очках сказала мальчику, что скоро можно будет поесть, и, сунутый с детской и бесполезной стыдливостью под прикроватную тумбочку, словно его все еще нужно было скрывать от посторонних взглядов, лежал на полу выпачканный кровью тампон. Жена доктора разглядывала ножницы, пытаясь понять, почему она это делает, почему смотрит так, как так, ну, так, и не находила этому никакого объяснения, а какое могло бы найтись объяснение в лежавших у нее на ладони обыкновенных длинных ножницах, в их никелированных лезвиях и тонких блестящих остриях. Нашла, спросил муж. Нашла, сказала она и одной рукой протянула сумочку, а другую, с зажатыми в кулаке ножницами, спрятала за спину. Ты что, спросил доктор, и она ответила: Ничего, а могла бы ответить: Ничего, что ты мог бы увидеть, наверно, тебя удивил мой голос, только и всего. Доктор вместе с первым слепцом приблизился, неуверенными руками принял сумочку и сказал: Ну, начинаем собирать, давайте у кого что есть. Жена расстегнула ремешок своих часов и браслет на запястье у доктора, вынула из ушей серьги, сдернула с шеи золотую цепочку, потянула с пальцев колечко с темно-красным рубином, потом обручальные кольца, свое и мужа, и снялись они неожиданно легко: Пальцы у нас похудели, подумала она, аккуратно уложила все в сумку, добавила взятые из дому деньги, несколько купюр разного достоинства и пригоршню монет. Все, сказала она. Ты уверена, спросил доктор, ничего больше нет, посмотри хорошенько. Ценного больше ничего. Девушка в темных очках прибавила свои сокровища, примерно все то же самое, плюс два браслета, минус обручальное кольцо. Жена доктора подождала, когда повернутся спиной муж и первый слепец, когда девушка в темных очках склонится над косеньким мальчуганом со словами: Представь, что я твоя мама, плачу за тебя и за себя, и отступила к стене. Вдоль нее, как и вдоль других стен, были там и сям вбиты длинные гвозди, предназначавшиеся для того, наверно, чтобы умалишенные вешали на них свои, бог знает какие, сокровища и мании. Она выбрала самый верхний и, с трудом дотянувшись, повесила на него ножницы. Потом села на кровать. Ее муж и первый слепец медленно подвигались к дверям по проходу между койками, останавливаясь у каждой, чтобы забрать то, что протягивали им слева и справа, одни повторяли, что это бессовестный грабеж, и были совершенно правы, другие избавлялись от своего достояния почти безразлично, словно считали, что, если поразмыслить, нет в мире ничего такого, что в абсолютном смысле принадлежало бы им безраздельно, и это тоже, в сущности, была истина неоспоримая. Все собрав, доктор уже от самых дверей спросил: Все отдали, и несколько голосов с явной покорностью судьбе откликнулись: Да, а кто-то промолчал, и мы в свое время узнаем, не для того ли, чтобы не солгать. Жена доктора подняла глаза, увидела ножницы. Удивилась, что, повешенные за одно из колец на гвоздь, они оказались так высоко, словно и не она сама поместила их туда, и потом похвалила себя, что додумалась прихватить их из дому, теперь сможет подровнять бороду мужу, придать ему более приличный вид, раз уж попали в такие условия, где мужчина не может нормально побриться. Когда она перевела взгляд на дверь, двое уже исчезли в коридорной полутьме, направляясь в третью палату левого флигеля, куда было им велено явиться за покупкой еды. Еды на сегодня, на завтра и, может быть, на всю неделю. Ну а потом что, и вопрос этот остался без ответа, ведь мы же отдали все, что было.
Против обыкновения, коридоры были пусты, хотя обычно, только выйдешь из палаты, сейчас же и непременно зацепишься ногой, споткнешься, упадешь и будешь, пострадав, материть и проклинать без вины виноватых в твоем падении, а те ответят тем же, но близко к сердцу никто эту брань не принимает, всякий человек, а тем более слепой, имеет право облегчить душу. Впереди слышались шаги и голоса, и это наверняка были эмиссары второй палаты, исполнявшие такую же повинность. Что же это такое, доктор, вопросил первый слепец, мало того что сами ослепли, так еще и угодили в лапы слепому ворью, видно, судьба у меня такая, сначала машину угнали, теперь вот еду отнимают, да еще и пистолетом грозят. Пистолет создает существенную разницу. Да, но патроны-то кончатся рано или поздно. Как и все на свете, но в данном случае лучше, чтобы этого не произошло. Почему же. Потому, что патроны кончаются, когда их расстреливают, их, а значит, кого-то еще, а у нас и так убитых слишком много. Но мы попали в невыносимые обстоятельства. Причем уже давно, с той минуты, как оказались здесь, однако же ничего, выносим как-то. Вы оптимист, как я погляжу. Да нет, просто хуже, чем сейчас, быть не может. На сей счет у меня большие сомнения, пределом этому нет. Вероятно, вы правы, сказал доктор, а по том, словно обращаясь к самому себе, добавил: Здесь скоро что-нибудь случится, и это высказывание содержало известное противоречие, либо и в самом деле есть кое-что похуже теперешней нашей жизни, либо с какой-то минуты станет лучше, хотя никаких признаков этого пока нет. Судя по пройденному расстоянию, по количеству поворотов направо и налево, они приближались к третьей палате. Ни доктор, ни первый слепец прежде здесь не бывали, однако архитектурное решение предполагает некоторую логику, то есть симметричное расположение двух крыльев, или флигелей, или корпусов, и кто освоился в правом, тот и в левом не заблудится, и наоборот, стоит лишь здесь свернуть налево, если там сворачивал направо. Слышались голоса тех, кто шел впереди. Придется подождать, прошептал доктор. Почему. Эти, из третьей, захотят точно узнать, что и сколько им принесли, а они уже поели, так что торопиться не станут. Но вроде бы скоро обед. Если бы даже наши соседи по флигелю были зрячими, им это ничем бы не помогло, тем паче что и часов у них уже нет. Примерно через четверть часа, минутой больше, минутой меньше, обмен состоялся. Двое прошли мимо доктора и первого слепца, и по речам их было ясно, что не с пустыми руками: Осторожно, не урони, сказал один, а второй пробурчал: Этого на всех не хватит. Придется, стало быть, подтянуть ремешочек. Ведя рукой вдоль стены, доктор, на шаг впереди своего спутника, почувствовал наконец под пальцами дверной косяк. Мы из первой палаты правого крыла, сообщил он. Хотел было шагнуть через порог, но наткнулся на какое-то препятствие. Понял, что это кровать, призванная исполнять роль прилавка или стойки: Все обдумали заранее, не с бухты-барахты действуют, подумал он. Услышал голоса, шаги: Сколько же их, жена успела шепнуть, что человек десять, но, скорей всего, намного больше, не все же явились в вестибюль отбивать хлеб наш насущный. Тот, с пистолетом, наверняка главный, и это его подлый голос произнес сейчас: Ну, первая палата правого крыла, давай показывай, чего притаранил, а потом, потише, явно обращаясь к кому-то рядом: Оприходуй. Доктор растерялся. Что же может значить это слово, если не то, что кто-то здесь может писать, а следовательно, сохранил зрение, неужели в больнице уже двое зрячих. Следует быть поосторожней, завтра этот второй может незаметно оказаться с нами рядом, и эта мысль не слишком сильно отличалась от той, что пронеслась в голове у первого слепца: Если к пистолету прибавить соглядатая, мы пропали, они нам головы поднять не дадут. Главарь между тем уже открыл сумочку и проворно извлекал и сортировал ее содержимое, на ощупь отделяя золотые вещицы от прочих, на ощупь же раскладывая купюры по достоинству, монеты по номиналу, что, наверно, нетрудно при длительном навыке, и лишь через несколько минут доктор смятенным слухом уловил характерный, одновременно и глуховатый, и звонкий звук, по которому сведущий человек мгновенно и безошибочно определит, что рядом кто-то иголкой прокалывает толстую бумагу насквозь, до какой-то железки, служащей пюпитром, то есть пишет по системе Брайля или, иначе говоря, владеет навыками анаглифии. И это значит, что среди слепых бандитов есть обычный слепой, такой же точно, как все, кто носил это имя прежде, до начала эпидемии, и что мелкоячеистая сеть подцепила его и загребла вместе со всеми, ибо не такое нынче время, чтобы разбираться, из прежних ты слепцов или из нынешних, и это ты бабушке своей будешь рассказывать, давно ли и как именно не видишь. Но как же несказанно повезло бандитам, мало того что счетовод к ним затесался, так еще и слепец старой школы, слепец, который прошел специальное обучение, годен в поводыри и навыками своими и умениями, как небо от земли, отличается от теперешних, золото, а не слепец. Опись продолжалась, и голос главаря время от времени справлялся у счетовода: Что скажешь, и тот, прерывая на миг труды, ощупывал предложенную на экспертизу вещь, выносил авторитетное суждение, например: Фальшак, и тогда главарь отвечал: Стало быть, попостятся, или, напротив: Годится, на что следовала реплика: С честными людьми одно удовольствие дело иметь. Наконец на прилавок были поставлены три коробки: Тащи в норку. Этого мало, поочередно потыкав пальцем в каждую, нам давали по четыре еще в самом начале, когда нас было шестеро, возразил доктор и, почувствовав па шее стальной холодок дула, в тот же миг оценил редкостные для слепого проворство и точность движений. В следующий раз как рот раскроешь, так одну коробку долой, а сейчас забирай, что дают, и пошел отсюда, скажи спасибо, что тебя вообще кормят. Ладно, пробормотал доктор, сгреб две коробки, третью взял первый слепец, и они, медленней, чем прежде, ибо шли с грузом, пустились в обратный путь. И вестибюле, по всем приметам — пустом, доктор сказал: Больше такого случая не представится. Вы о чем, спросил его спутник. Он приставил мне пистолет вот сюда, к шее, можно было попытаться вырвать его. Рискованно. Да не очень, я ведь знал, где ствол, а он мои руки видеть не мог. Ну и. Ну и вот, я уверен, что в ту секунду из нас двоих он был слепее, чем я, жаль, не подумал об этом или подумал, но не решился. А потом, спросил первый слепец. Что потом. Ну, предположим, вы и в самом деле вырвали бы у него пистолет, не думаю, что вы сумели бы пустить его в ход. Сумел бы, будь я уверен, что это решит вопрос. А вы не уверены. Пожалуй, нет. Тогда лучше, чтобы оружие было у них, по крайней мере, пока они на нас не нападают. Угроза оружием — это уже нападение. Если бы вы завладели его пистолетом, началась бы настоящая война и мы едва ли унесли оттуда ноги. Вы правы, сказал доктор, я притворюсь, что принял в расчет все эти соображения. И еще, доктор, вы должны помнить о том, что сказали мне совсем недавно. И что же я сказал. Сказали — что-то должно случиться. Уже случилось, да я этим не воспользовался. Нет, не это, будет другое.
