Полное собрание рассказов - Воннегут Курт

— Если где-нибудь во Вселенной существуют условия, способствующие плодородию, — вещал ученый, — наше семя найдет это место и там прорастет.

Конечно, единственным, что удручало пока в этом космическом проекте, было то, что такое место, как показывала программа исследований, находилось — если вообще существовало — чертовски далеко. Темных людей вроде Дуэйна и Грейс, и даже весьма продвинутых — вроде шерифа, обнадеживали и заставляли верить, что где-то там, далеко, для них существует будущее и что Земля отныне — лишь кусок дерьма, годный только на то, чтобы быть стартовой площадкой.

Земля и впрямь к тому времени превратилась в кучу дерьма, и даже самые недалекие люди начинали сознавать, что она — вероятно, единственная обитаемая планета, какую суждено было найти человеческим существам, — скоро станет непригодной для жизни.

Грейс рыдала от того, что собственная дочь подала на нее в суд, и список предъявленных ею обвинений, преломляясь в слезах, распадался на множество картинок-воспоминаний.

— О Боже, о Боже, о Боже… — твердила Грейс, — она помнит то, о чем я напрочь забыла. А она, оказывается, не забыла ничего. Даже того, что случилось, когда ей было всего четыре года.

Дуэйн читал список обвинений, выдвинутых дочерью против него, поэтому не уточнил, какие именно страшные прегрешения совершила его жена, когда Ванде Джун было всего четыре года, а случилось тогда вот что: бедная малышка Ванда Джун разрисовала красивыми картинками все обои в только что отремонтированной гостиной, чтобы порадовать маму. Но мама вместо того, чтобы обрадоваться, рассердилась и отшлепала ее. С того дня, утверждала Ванда Джун, ни на какие материалы для художественного творчества она не могла смотреть, не дрожа, как осенний лист, и не покрываясь холодным потом. «Таким образом, — писал с ее слов адвокат, — она лишилась возможности сделать блестящую и прибыльную карьеру в области искусства».

Дуэйн тем временем узнал, что он разрушил перспективы дочери заключить «выгодный брак», как выражался тот же адвокат, «а следовательно, лишил ее любви и семейного уюта». Утверждалось, будто произошло это из-за того, что всякий раз, когда к Ванде Джун приходил поклонник, Дуэйн появлялся перед ним полупьяным. К тому же зачастую открывал дверь по пояс голым, однако с патронташем через плечо и револьвером на ремне. Она даже приводила имя возлюбленного, которого отец таким образом отвадил от нее: Джон Л. Ньюком, женившийся в конце концов на ком-то другом. Теперь у него очень хорошая работа, он служит начальником охраны арсенала в Южной Дакоте, где хранятся вирусы холеры и бубонной чумы.

У шерифа была еще более скверная новость, и он знал, что вот-вот ему придется выложить ее. Бедолаги Дуэйн и Грейс не могли не спросить его, что заставило их дочь так поступить. В этом-то и заключалась самая скверная новость. Ответ на этот вопрос был таков: Ванда Джун находилась под стражей по обвинению в том, что является главарем шайки магазинных воров. И для нее единственным шансом избежать тюремного срока было доказать: в том, что она стала такой, какой стала, и во всем, что она натворила, виноваты ее родители.

Тем временем на телеэкране появился сенатор от Миссисипи Флем Сноупс, председатель сенатского комитета по освоению космоса. Он был в восторге от запуска проекта Большой космической случки и сообщил, что это та самая цель, к которой долгие годы стремились участники американской программы космических исследований. Я горжусь тем, заявил он, что Соединенные Штаты выбрали именно мой родной город Мейхью для размещения крупнейшего предприятия по сублимированию джиззы.

Слово «джизза», кстати, имело интересную историю. Оно было таким же древним, как слова «трахаться», «дерьмо» и им подобные, однако в отличие от них его до сих пор не включали в словари, ибо многие хотели, чтобы оно — единственное оставшееся — сохраняло свои магические свойства.

И когда Соединенные Штаты объявили, что намерены предпринять поистине магическую акцию — выстрелить спермой по галактике Андромеды, простой народ внес поправку в формулировку правительства. Коллективное бессознательное постановило: пришло время последнему магическому слову выйти на свет. Народ решил, что «сперма» не годится для того, чтобы выстреливать ею по другой галактике. Здесь подойдет только «джизза». И правительство взяло на вооружение именно это слово, попутно сделав то, чего никогда прежде не делалось: оно установило стандарт его написания.

Человек, интервьюировавший сенатора Сноупса, попросил его встать, чтобы все могли хорошенько рассмотреть его гульфик, что сенатор и сделал. Гульфики были в большой моде, и многие мужчины носили гульфики в форме межпланетных ракет в ознаменование Большой космической случки. Обычно на их острие были вышиты буквы «США», однако на гульфике сенатора Сноупса красовался флаг Конфедерации южных штатов.

Разговор переключился на тему геральдики, и интервьюер напомнил сенатору о его кампании за отказ от лысого орла в качестве символа государства. Сенатор объяснил, что не желает, чтобы его страну представляло существо, которое совершенно не соответствует современной действительности.

Когда его спросили, какое существо, с его точки зрения, соответствует современной действительности, сенатор назвал даже не одно, а два существа: миногу и красного дождевого червя. Ни ему, ни кому бы то ни было другому еще было неведомо, что миноги-людоеды уже считают Великие озера слишком перенаселенными и ядовитыми даже для них самих. Пока люди сидели по домам и наблюдали за стартом Большой космической случки, миноги, извиваясь, выползали из жижи на землю. Иные из них были почти такими же длинными и толстыми, как «Артур Ч. Кларк».

Тем временем Грейс Хублер оторвала затуманенный слезами взгляд от того, что читала, и задала шерифу тот самый вопрос, которого он так боялся:

— Что заставило ее так поступить с нами?

Шериф ответил, и Грейс залилась слезами, оплакивая теперь еще и жестокую судьбу.

— Это самая ужасная миссия из всех, какие мне довелось выполнять, — отрывисто произнес шериф, — сообщить душераздирающую новость таким близким друзьям как вы… в ночь, которая должна была бы стать самой радостной в истории человечества.

Всхлипывая, он вышел за дверь и тут же угодил прямо в пасть миноги, которая немедленно — он успел лишь вскрикнуть — сожрала его. Услышав крик, Дуэйн и Грейс Хублер выскочили из дома, чтобы посмотреть, что случилось, и минога сожрала их тоже.

Была некая ирония судьбы в том, что их телевизор продолжал репортаж об обратном отсчете времени до запуска, хотя некому уже было смотреть и слушать его, и никому до него не было никакого дела.

— Девять! — торжественно произносил голос. Потом: — Восемь! — Потом: — Семь!

И так далее.

2BR02B

Все было просто здорово.

Никаких тюрем, трущоб, сумасшедших домов, никаких калек и нищих, никаких войн.

Люди победили все болезни. И старость.

Смерть, не считая несчастных случаев, стала добровольным выбором.

Население Соединенных Штатов ограничили сорока миллионами душ.

В это солнечное утро человек по имени Эдвард К. Уэлинг-младший сидел в Чикагском роддоме и ждал, когда его жена разрешится от бремени. Других отцов там не было — роды стали редким событием.

Уэлингу было пятьдесят шесть — просто юноша по меркам общества, средний возраст которого составлял сто двадцать девять лет.

Рентген показал, что у его жены будет тройня. Его первенцы.

Молодой человек сгорбился в своем кресле, обхватив голову руками. Он был бледен, взъерошен и сидел так неподвижно, что сливался с окружающей обстановкой. Тем более, что в приемном покое тоже царили хаос и раздрай: кресла и пепельницы стоят в беспорядке, пол накрыт заляпанной пленкой и тканью.