Юрий Поляков - Гипсовый трубач
Опытный нелегал был недоволен. Во-первых, как всякий советский человек, он не привык разбазаривать казенное добро. Во-вторых, каждый поход к схрону таил в себе опасность. О том, что американцы давно ищут препарат, ему тоже доложили. Желая счастья внучке, Степан Митрофанович неохотно пообещал, но взял с нее слово быть скромней в желаньях. Наутро, с первыми лучами солнца…
— Он уже не боится спутника-шпиона? — сладко уточнил писодей.
— Не перебивайте! С первыми лучами он встал, сделал зарядку, а на «рыбалку» с саперной лопаткой отправился, когда небо затянуло тучами. Не успел бывалый разведчик вынуть контейнер из прибрежного тайника, как его окружили. Старый боец мужественно и метко отстреливался, и, раненый, успел по мобильнику предупредить Юлю об опасности. Истекая кровью, он разбил рукояткой ТТ ампулы и высыпал минималон в мутные подмосковные воды. Долго еще потом окрестные рыболовы таскали из Переплюйки окуней размером с тунца и вьюнов длиной с анаконду. Последний патрон мужественный грушник оставил себе. Пойдемте в номера — я соскучился по никотинчику…
Когда соавторы выходили из столовой, режиссера окликнул завтракавший в одиночестве Проценко.
— Дмитрий Антонович, когда привезут обед из ресторана?
— В два.
— А кто?
— Коля.
— Очень мило! Я бы хотел прокатиться в Загорск.
— Когда подать машину! — с готовностью диспетчера спросил игровод.
— Э-э… После обеда…
— Будет сделано, Георгий Кириллович! — щелкнул каблуками Жарынин и шепнул Кокотову: — После победы я посажу этого старого обжору на собачий корм!
Глава 108
Андрогиновые соавторы
Жарынин с наслаждением курил. Он развалился в кресле и, шевеля влажными губами, пускал затейливые дымы с китайскими завитушками. А писодей, прижавшись лбом к окну, смотрел на пустую стоянку и мечтал о том, что вот сейчас из-под арки выскочит красный «Крайслер», лихо затормозит, откроется дверца, и выйдет Наталья Павловна — в своей замечательной мушкетерской курточке, ботфортиках со шпорками и тугих джинсах, отделанных искусственной зеброй. Она, конечно, заметит в окне Кокотова и весело помашет ему рукой…
Андрей Львович почему-то вспомнил, как в детстве ждал Светлану Егоровну, приезжавшую к нему в пионерский лагерь раз в неделю по воскресеньям. Он караулил у ворот, просунув личико между железных прутьев, неотрывно глядел на пыльный проселок, извивавшийся через изумрудно-розовое поле. От далекой платформы «Востряково», скрытой березовым перелеском, медленно и беззвучно отползала зеленая, будто гусеница, электричка, а это означало, что на холмике минут через пять появится стайка родителей. Перекладывая из руки в руку тяжелые сумки, они двинутся по разъезженной грунтовке к лагерю. Издалека фигурки казались крошечными, лиц не разобрать, но Кокотов без ошибки угадывал среди них мать.
Если ее не было, он дожидался следующей электрички, следующей, следующей… Наконец появлялась она, и сладкий комок родственного счастья подступал к горлу. На территорию лагеря посторонних пускали один раз в смену, в родительский день. В остальное время для свиданий предназначалась длинная скамейка у ворот. Бывало, на ней устраивались сразу по пять-шесть родителей, закармливая своих чад вкусностями, которые в обычной городской жизни приходилось выпрашивать. Когда Светлана Егоровна садилась с сыном на скамью, он, скрывая душивший его восторг, хмуро пил из банки густой сироп сахарной клубники, а через полчаса начинал уже томиться присутствием матери и рваться к друзьям. Но стоило ей уехать, в сердце открывалась язвочка, которая к следующему воскресенью превращалась в рану тоскливого ожидания. Поначалу Кокотов к воротам не ходил, занимаясь важными детскими делами: гонял мяч, склеивал в судомодельном кружке крейсер «Аврора», ловил кузнечиков или лягушек, чтобы в тихий час подбросить девчонкам в спальню. Но среди пионеров водилась недобрая шутка: кто-нибудь подбегал и радостно сообщал: «А к тебе приехали!» И обманутый во весь дух мчался, чтобы увидеть пустой проселок или чужих родителей, раскладывающих на лавке гостинцы. Кокотов плакал от обиды, клялся, что никогда больше не будет таким доверчивым, но снова и снова попадался, бежал, летел, спотыкаясь, теряя сердце, к воротам. Постепенно будущий писодей включился в жестокую игру и даже достиг совершенства. «А к тебе приехали!» — говорил он нехотя, словно завидуя счастливцу. Редко кто догадывался. Сам же Андрюша по воскресеньям, не дожидаясь обмана, с утра шел к воротам и ждал, ждал, просунув личико между железными прутьями…
— Опаздывает? — участливо спросил Жарынин.
— Кто?
— Господи, как мне надоел этот влюбленный пингвин! Кокотов, вы совершаете ошибку.
— Какую?
— Обычную. Не хотите жениться на Валентине — не надо. Берите эту вашу банкиршу. Говорит она, конечно, как андроид, но женщина вроде приличная. Поймите же, глупец, Лапузина — не ваш размер.
— Я сам разберусь.
— Вряд ли! Со стороны как раз виднее. Что такое счастливая любовь? Представьте себе: два человека, как кроты, роют подземные тоннели, наощупь, без ориентиров, без направления… Роют, роют, роют. И вдруг их тоннели встречаются. Чудо! Вероятность ничтожно мала. Но они все-таки встречаются, совпадают…
— Сен-Жон Перс?
— Нет, это мой личный опыт. Так вот, вы с Лапузиной роете в разных направлениях. Кстати, вы не забыли, что завтра суд?
— Нет…
— Вы вернетесь сегодня, если, конечно, уедете?
— Едва ли!
— Какая самонадеянность! Я как-то пил в компании поэтов. Странное, скажу вам, племя — павлины с воробьиными мозгами. Но встречаются и умные. Угощал Расул Гамзатов. Денег не считал. И вот он объявляет тост за женщин: «Настоящие мужчины пьют стоя!» Все, конечно, вскочили как ужаленные. А Расул, продолжая сидеть, посмотрел на нас мудрыми высокогорными глазами и усмехнулся: «Какая самоуверенность!» Где будете ночевать, рыцарь?
— Не ваше дело!
— Мое. Ровно в десять сорок пять жду вас у входа в суд. Кстати, возьмите с собой ноутбук — будет чем утешиться!
— Хорошо.
— Нет, лучше я за вами заеду. Проспите еще! В десять пятнадцать будьте готовы — одеты, побриты. Сильно не душитесь, не на панель идем! Впрочем, может, я вас еще и не отпущу сегодня…
— Как это — не отпущу!
— Как обычно. Могу ботинки отобрать или просто запереть.
— Прекратите! Сегодня — воскресенье.
— Как говорил Сен-Жон Перс, гении не знают уикендов.
— Я не гений.
— Все равно не отпущу. Повторяю официально: отключите пещеристое тело и включите серое вещество! Историю мы с вами хорошую придумали, правильную. Канны ждут! Но что-то у нас не так, понимаете? Жалко мне нашего генерала! Да, он стар, жизнь кончена. И все-таки…
