Обед, согревающий душу - Юн Ким Чжи

— Да, это достойно восхищения! В вашем возрасте вот так продолжать пробовать новое… Мне стоит поучиться у вас.

— Дак попробуй, поучаствуй в этом, как его… шоу «Мистер Трот» или «Призрачный певец» [97].

Ынсок поставил яйца возле холодильника и печально улыбнулся.

— Кто однажды познал, что такое сцена и микрофон, не должен расставаться с музыкой. Как долго ты собираешься разъезжать со своим громкоговорителем?!

— Паваротти абы где не выступает…

Кымнам с размаху стукнула Ынсока по спине:

— Разве ж я об этом? Да мне твой талант жалко. Я-то, конечно, рада слышать твой чудный голос каждое утро, но для страны-то нашей какова потеря! А? Потеря для страны! Тебя же даже в армию не отправили, настолько хорош ты был. Я права?

Ынсок стыдливо потер заднюю поверхность шеи. Даже простая серая толстовка и джинсы не могли скрыть его привлекательности, и Кымнам не могла глядеть на это без сожаления. Но не только его телосложение было совершенным. Этот добрый, невинный взгляд даже актера Чон Хэина оставлял позади. А правильной формы нос и трогательная улыбка Ынсока могли очаровать любого.

— Ты телевизор-то посмотри. Там за первое место дают триста миллионов. Представляешь? Триста! Ты подумай. Была б я в твоем возрасте, уже сто раз бы поучаствовала. Хотя чего это я? Еще не поздно. Чон Кымнам покажет всем, как надо петь трот! Уж что-что, а песни Сим Субон [98] у меня отлично получаются!

Кымнам поднесла деревянную лопатку для риса ко рту, прочистила горло и исполнила отрывок из песни «Миллион алых роз». Закончив, она довольно поглядела на Ынсока, будто спрашивая: «Ну как?» Но тот уже читал сообщение от Чони, улыбаясь во весь рот. «Вы тоже берегите себя. Надевайте перчатки. Руки будут болеть, если потрескаются от холода».

— Это Чони?

— Да. Что?!

— У тебя все на лице написано. Ха-ха! Возьми-ка. Выпьешь, пока развозишь. Все свеженькое.

Кымнам отлила сикхе из наполненной доверху кастрюли.

Ынсок вышел из магазина с прохладным напитком в одноразовом стакане и забрался в грузовик. Опустив стекло, он заметил Кымнам, которая вышла на улицу. Сама утверждала, что будет меньше улыбаться, чтоб морщины у рта не становились глубже. И сама же теперь провожала его с широченной улыбкой на лице.

— Возвращайтесь, замерзнете. Спасибо за напиток! — воскликнул Ынсок, приподняв стакан и показывая его в окно.

— Осторожнее за рулем. И подумай о моих словах, хорошо? Ну, си ю эгейн! Езжай-езжай. Сдавай назад.

Кымнам стояла перед магазином в своем бежевом фартуке в цветочек и махала ему рукой. Ынсок выехал и, оставив ее позади, двинулся в Сонбукдон.

Обычно он заканчивал все дела уже к обеду. С утра после «Изумительного ланча» он развозил заказы по соседним кафе, затем ехал в Сонбукдон и Пхёнчхандон, а также доставлял голубые яйца элитных кур в отдельные шикарные коттеджи с собственными лифтами.

Просыпаясь в такую рань, сначала он еле выдерживал до обеда, но вскоре привык. Теперь же стоило ему захотеть, и он вполне мог после обеда подрабатывать где-то еще. Но пока он решил не думать об этом. Ынсоку казалось, он ни на что, кроме вокала, больше не годится, а значит, и соваться в другие сферы не имеет смысла. Конечно, грамотно преподнеся былые достижения, он мог бы давать недешевые уроки академического вокала абитуриентам музыкальных направлений или же простым людям, желающим научиться петь. Но ему совершенно не хотелось этим заниматься. Как и возвращаться в университет, который пришлось бросить.

Несколько лет кряду он старательно лечил связки, но сдался на полпути. Врач посоветовал ему для начала избавиться от депрессии, но Ынсоку уже просто не хотелось петь. Все закончилось для него тогда, когда он потерял возможность поехать на музыкальный конкурс, к которому так готовился. Это было похоже на то, как зажигают огни на рождественской елке. В ожидании Рождества ты украшаешь елку колокольчиками и шарами, вешаешь носки для Санты и сверкающие гирлянды. А когда остается лишь зажечь огоньки нажатием кнопки, оказывается, что эта самая кнопка просто сломана. Праздник проходит, елка уже никому не нужна. Она просто занимает место в углу, но убирать ее слишком утомительно. Корпорация, что оказывала финансовую поддержку Ынсоку, явно желала поскорее отделаться от проблемного протеже и перестала даже интересоваться ходом его лечения, переключившись на нового многообещающего вокалиста, одержавшего победу в том самом музыкальном конкурсе.

Родители Ынсока настаивали на продолжении лечения, но на самом деле это было им уже не по карману. Его семья и так еле сводила концы с концами. Чтобы оплатить билеты на самолет и прочие расходы в поездке на зарубежный конкурс, нужно было продать не десятки и даже не сотни упаковок яиц. Но даже если бы он успешно завершил лечение и состоялся как певец — чтобы заполучить место преподавателя в каком-нибудь музыкальном училище, пришлось бы пустить в ход все свои связи, и все равно это бы не гарантировало успеха тому, чья семья из поколения в поколение занималась лишь разведением домашней птицы. Прекрасно зная об этом, Ынсок в какой-то момент просто перестал ходить в больницу. И больше не брал в руки ноты.

Какие ему теперь «Мистер Трот» и «Призрачный певец»! Насвистывать мелодии в громкоговоритель — вот теперь его уровень.

Ынсок оглянулся на ячейку, лежавшую на пассажирском кресле. В ней были белоснежные яйца, приготовленные специально для Чони. Малышке Тыль уже ввели прикорм, и поэтому Ынсок тщательно отобрал для них самые лучшие, свежие яйца. Он довольно осмотрел заполненную упаковку и набрал сообщение:

Прочти сразу после того, как он отправил Чони сообщение, от нее пришел ответ:

В ее сообщении чувствовалась забота, но в то же время сквозил легкий холодок. Но Ынсок был счастлив. Перед тем как уйти с работы в магазине бабушки Кымнам, Чони сказала ему, что пока не может принять чью-то любовь. Ее все еще не устраивает то, как она живет, и она невольно продолжает сомневаться в том, любят ее или просто жалеют. Только когда она сама себя полюбит, сможет обернуться назад и смело взглянуть в лицо этим чувствам. Тогда Ынсок ответил ей, что, когда бы она ни обернулась, он по-прежнему будет ждать ее. Здесь, возле указанной черты. И никуда отсюда не пропадет. Чони кивнула. В ту секунду ей ужасно хотелось взять его за руку, но она ничем не выдала этого желания.

Прочитав сообщение Чони, Ынсок подпрыгнул: «Ведь она так любит бабушкин сикхе. А я тут в одиночку наслаждаюсь напитком? Ну какой идиот! Госпожа Чон не зря называет меня дураком!»

Взбодрившись, Ынсок завел автомобиль, и тут его телефон запищал. Звук напоминал пожарную сигнализацию.

Это была рассылка экстренного сообщения с прогнозом. Во второй половине дня ожидался сильный снегопад. Ынсок взялся за руль, нагнулся вперед и посмотрел на небо. Оно и правда немного потемнело, но снег не казался ему большой проблемой. Разве сегодня что-то могло его остановить?

Он развернул грузовик и поехал обратно в магазин, молясь лишь о том, чтоб на витрине остался хоть один обед. Взглянув на часы, он понял, что в магазине сейчас перерыв, и поэтому сразу же позвонил Кымнам.

— Слушаю, мистер Доставщик, что-то случилось?

— Госпожа Чон, извините, но не могли бы вы приготовить мне одну коробочку обеда и еще сикхе, пожалуйста? Я собирался сегодня поехать к Чони, завезти ей яиц.

— Ой-ёй. Так бы сразу и сказал. Я б тебе еще тогда отдала, когда заезжал ко мне. Вообще, я чуть позже собиралась готовить наборы на ужин, но постараюсь начать прямо сейчас. Давай, езжай обратно. Только вот говорят, что скоро все засыпет снегом. Ты сможешь добраться?