Эйфель (СИ) - Д'
Откуда в нем эта холодность, это нежелание протянуть руку помощи? Достаточно было бы нескольких газетных статей, чтобы общественное мнение изменилось в пользу Эйфеля, стало более благосклонным. Люди, они ведь как бараны…
— Антуан, я сейчас на краю пропасти. Малейшая проблема на стройке — и меня ждет полный крах…
Рестак сокрушенно кривится с видом покорности судьбе и трет руль так старательно, словно хочет отполировать до блеска.
— Согласен, все это очень неприятно…
Нет, решительно, Антуан глух к его доводам. Но Гюстав не желает признавать себя побежденным. Приняв такой же огорченный вид, он обводит взглядом лесные заросли. И успевает заметить обнявшуюся парочку, которая появляется из чащи, но тут же ныряет обратно. Помолчав, он спрашивает напрямик:
— Ты можешь чем-нибудь помочь?
Рестак пристально, не отрываясь, смотрит вперед, на дорогу, словно заметил там привидение.
— Я многое могу, — говорит он тихо, почти беззвучно, словно врач, объявляющий больному скверную новость.
Гюстав вздрогнул, услышав это, но не успел он ответить, как мотор внезапно глохнет, и машина останавливается.
— О, черт! — воскликнул Рестак и, выпрыгнув, растерянно смотрит на капот. — Эти автомобили… не угадаешь, чего от них ждать!
Гюстав тоже выходит, чтобы помочь ему, но он ничего не смыслит в таких механизмах. В эту минуту набежавшее облако закрывает солнце, и местность сразу мрачнеет. Деревья теперь кажутся не такими приветливыми, воздух дышит угрозой. И, главное, вокруг не видно ни души.
— Не бойся, — угрюмо говорит Антуан. — Если набегут бандиты, у меня есть чем обороняться.
С этими словами он откидывает полу пиджака, и Гюстав видит револьверный ствол.
— Ты разъезжаешь с этим по городу?
Рестак не отвечает, глядя на Гюстава с холодной враждебностью. Затем, подняв капот, разглядывает внутренности автомобиля.
— Ага… кажется, я понял, что случилось…
— Ты думаешь, поедет? — с тревогой спрашивает Эйфель.
Антуан пожимает плечами и протягивает инженеру какую-то рукоятку.
— Надеюсь. Сейчас попробуем. Ты крути, а я попытаюсь завести мотор.
Гюстав только теперь понимает, как трудно управляться с этими автомобилями. Ему приходится раз пятнадцать крутануть рукоятку, вставленную в переднюю часть машины; это требует таких усилий, что он едва не вывихнул плечо. Когда мотор наконец завелся, Эйфель с трудом переводит дыхание, у него ломит руку. Он отступает, чтобы дать дорогу машине, и машина отъезжает. Рестак не тормозит.
— Антуан, подожди меня!
Но автомобиль набирает скорость, а водитель даже не обернулся.
Гюстав еще мог бы догнать его, но к чему?
Теперь всё ясно: Антуан де Рестак знает.
ГЛАВА 29
Бордо, 1860
Бурже стоял на крыльце дома, точно людоед перед своим замком. Он знал, что Эйфель должен прийти, и готовился сыграть свою роль, не испытывая при этом никакой радости. Его все еще пробирала дрожь при воспоминании о вчерашнем объяснении с Адриенной. Но сегодня он не должен выказывать слабость: поздно, скандал состоялся, пути к отступлению отрезаны.
Финансовые условия соглашения с Пауэлсом вдруг стали выглядеть такой мелочью, почти неприличной, в сравнении с тем, что произошло. Бурже давно уже принял решение, а события понуждали его к скорейшим действиям — неприятным, но разумным. Да и то сказать: Адриенна заслуживает лучшего. Она — его единственная дочь, так неужели какому-то Эйфелю достанется его дом, его предприятие и, конечно, положение, которое Бурже занимал в высшем обществе города Бордо? Каким бы обаятельным ни был этот молодой инженер — Бурже теперь горько упрекал себя в том, что относился к нему, как к родному сыну, — его жизнь будет проходить в вечных разъездах, он не усидит на одном месте. Адриенна заслуживает лучшей доли, чем судьба Пенелопы. Тем не менее старому богачу было не по себе, его преследовали отзвуки вчерашнего объяснения, безутешное горе Адриенны… Ни один отец не пожелает такого родной дочери! Однако же необходимо проявить твердость, более того, держаться как можно враждебнее…
За решетчатой оградой появился силуэт Эйфеля, он открыл калитку и побежал по центральной аллее.
Инженер бежал так быстро, что уже не мог кричать. В голове у него все смешалось, и он уже не пытался уловить логику происходящего. Согнувшись и хватая ртом воздух, на полпути к дому он с трудом выдохнул:
— А… Адриенна…
Бурже застыл, точно статуя командора.
Эйфель распрямился, стряхнул травинки, прилипшие к одежде во время сумасшедшего бега через поля, и заставил себя дойти до крыльца.
Эта сцена выглядела печально символической: Бурже стоял на верхней площадке, словно в карауле, а Гюстав смотрел на него снизу.
— Где Адриенна?
Толстяк упорно смотрел вдаль, словно хотел различить что-то на опушке парка. Жалкое ухищрение: он просто боялся встретиться глазами с Эйфелем.
— Где Адриенна, ради всего святого! — взмолился Гюстав, поднявшись на одну ступеньку.
— Ее здесь нет. Уехала…
Одним прыжком Гюстав, бледный, как смерть, взлетел по лестнице, и Бурже испуганно отшатнулся.
— Уехала? Но в чем дело… Куда уехала?
Бурже много раз представлял себе эту сцену и со вчерашнего дня со страхом думал о ней. Он надеялся, что эту тяжкую миссию возьмет на себя Пауэлс, избавив его от мучительных объяснений. Вдобавок ко всему из-за дома вышел дворецкий Жорж.
— Добрый день, господин Эйфель! — сказал он с радостной улыбкой. — Поздравляю вас с вашим мостом!
Бурже знаком велел ему убираться, и Жорж исчез.
— Куда уехала? — повторил Гюстав с угрожающим видом.
— В путешествие. Нынче утром. С друзьями.
Эйфель не поверил своим ушам. Еще позавчера он ужинал здесь, и они, все вместе, говорили о свадьбе.
— Я… я не понимаю, — вымолвил он наконец, чувствуя, как ярость перерождается в безнадежное отчаяние.
— Да вы с первого дня ничего не понимали.
Бурже говорил убийственно ровным тоном. Как судебный секретарь. Так ему было легче: на самом деле он готов был сорваться на крик.
Эйфель стоял перед холодным, бесстрастным дельцом, каким он знал Бурже в самом начале стройки.
— Вы попались на ту же удочку, что и все прочие, — продолжал Бурже с наигранным сочувствием. — Но теперь эта забава ей надоела.
— Забава?
Бурже сочувственно потрепал Гюстава по плечу.
— Она раздумала выходить замуж. Просто ей не хватило храбрости объявить вам об этом…
Эйфель резко отстранил его. Адриенна не могла такого сделать! Она никогда не нарушила бы их клятвы. А в противном случае сама сказала бы ему правду, для этого она была достаточно благородной, достаточно гордой.
— Нет! — вскричал он. — Вы лжете!
Его вопль всполошил слуг: Бурже увидел, как они выглянули из окон, из-за угла дома.
— Адриенна! — закричал Гюстав, сложив ладони рупором. — АДРИЕННА!!!
Бурже махнул рукой, приказывая слугам исчезнуть, и они повиновались, тревожно взглянув на гостя, взволнованные его отчаянием.
— Ее здесь нет, говорю я вам… Может, вы желаете обыскать дом?
И Гюстав понял, что всё кончено. О, как ему не хотелось в это верить! Адриенна не могла исчезнуть вот так, без единого слова, точно призрак!
Бурже исчерпал все свои доводы.
— Всё, уходите отсюда! Я же сказал: игра окончена…
Это было уже слишком. Гюстав в приступе бессильной ярости бросился на Бурже. Тот в своем почтенном возрасте не ожидал нападения, но будучи на две головы выше, одним могучим ударом оттолкнул его, и Эйфель, споткнувшись, покатился вниз с крыльца.
Падая, он ударился лбом об острое ребро ступени и расцарапал лицо о гравий дорожки. Когда он поднялся на ноги, его глаза заливала текущая со лба кровь. Бурже не сдвинулся с места, чтобы помочь. Бросив на инженера ледяной презрительный взгляд, он повернулся и вошел в дом.
— Уходите, господин Эйфель, — шепнул старый Жорж, спеша на помощь к Гюставу.
