Анника Тор - Глубина моря
Если бы она сама пошла с Верой к фотографу, этого бы не случилось. Она бы забрала Веру, как только почуяла неладное.
Штеффи хотелось порвать снимок и забыть, что он существовал. Но снимок вырезан из журнала. Должно быть, он отпечатан в тысячах экземпляров. Тысячи людей увидят его. Тысячи мужчин будут блуждать взглядом по груди и животу Веры, совсем как руки Бенгта щупали ее собственное тело на веранде загородного дома.
Штеффи была так взволнована, что не услышала шагов, приближавшихся к двери из кухни. Только когда дверь открылась, она среагировала, но было слишком поздно. Вера уже увидела, что она держала в руках.
— Вот значит как, роешься в моих вещах без разрешения!
— Он выпал из журнала, — оправдывалась Штеффи. — Я просто хотела что-нибудь почитать, пока ждала тебя.
— Дай сюда! — сказала Вера.
Штеффи протянула ей снимок. Вера медленно порвала его на мелкие кусочки.
— А теперь мы о нем забудем, — сказала она.
Штеффи не верила своим ушам.
— Ты думаешь, все исчезнет, если просто притвориться, что ничего не было?
— Это не твое дело, — сказала Вера. — Все равно ты не сможешь понять. Ты многое потеряла, но не знаешь, каково это — никогда ничего не иметь.
— Что это за дружба, когда ты обманываешь и скрываешь от меня свои дела? — спросила Штеффи. — Ты мне не доверяешь?
— Тебе — больше, чем кому бы то ни было, — тихим голосом сказала Вера. — Но не полностью, даже тебе.
— Как ты могла ему позволить делать такие снимки? Почему, Вера?
— Есть снимки еще хуже, — сказала Вера. — Где видно еще больше. Но я их сожгла.
Вера опустилась на кровать и подперла лицо ладонями. Долгое время они сидели молча. Когда Вера снова встала, ее лицо стало другим, совершенно открытым, словно с него упала маска.
— Он подводил меня к этому, — сказала она. — Шаг за шагом. Сначала он сделал много снимков со мной в одежде. Я улыбалась и поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, поднимала волосы и выпячивала губы. Затем он попросил меня расстегнуть пару пуговиц на блузке. Сказал, немного груди в вырезе воротника будет красиво смотреться. Я подумало, что в этом нет ничего страшного. Он сделал несколько снимков, а потом подошел, расстегнул еще две пуговицы и стянул с плеч блузку.
Она снова замолчала и вздохнула.
— Затем он сказал, что у меня ужасный бюстгальтер и лучше его снять. Я не хотела, но он сказал, что должен сделать полную серию снимков, чтобы у него появилась идея, как меня лучше фотографировать. Он уже потратил на меня целую пленку. Тогда я сделала, как он сказал, сняла бюстгальтер, а дальше все стало неважно.
— Разве это не ужасно? — спросила Штеффи. — Стоять голой перед ним и перед фотокамерой?
Вера медленно покачала головой.
— В тот момент — нет, — сказала она. — Даже наоборот. Он говорил, что я очень красива, что он давно не фотографировал таких красавиц. Он сказал, что почти все кинозвезды в Америке фотографируются голыми, до того как станут знаменитыми. Он все время говорил, и…
Она замолчала.
— И что тогда?
— Он двинулся ко мне, не прекращая говорить, — сказала Вера. — Я думала, он вышел показать мне, как нужно встать или лечь, но эти слова… Никто мне прежде не говорил таких вещей. Мне это понравилось, Штеффи, мне понравилось!
— Рикард знает об этом?
— Ты с ума сошла? Он убил бы меня, если бы узнал. Во всяком случае, разорвал бы помолвку.
— Ты и правда так считаешь? — спросила Штеффи. — Это ведь не имеет отношения к вам и ребенку.
— Нет, имеет.
— Как так?
— Я не знаю, чей это ребенок. Его или фотографа.
— Вера!
Вера скорчила гримасу.
— Я же сказала, что Рикард убил бы меня, если бы узнал.
— Он тебя заставил?
— Что-то вроде того, — сказала Вера. — Не насильно, но я не могла отказаться.
— Как так?
— Он истратил три пленки и сказал, что этого достаточно. Я собиралась одеться, но он сказал, что мы еще не закончили. «Думаешь, это все бесплатно? — сказал он. — Три пленки и полдня работы?» У меня было с собой немного денег, я их достала, но он только рассмеялся и сказал, что ему нужны не деньги. Он подошел ко мне, поцеловал, начал трогать меня за грудь. Я отказывалась, но он сказал, что все девушки, которых он фотографировал, потом занимались с ним этим. «Иначе я сожгу пленки. Как же ты станешь знаменитой?» Я не знала, что делать. Мне вдруг показалось, что в этом нет ничего страшного.
— О, Вера, — сказала Штеффи. — Вера, Вера.
Она протянула руку, взяла Верину ладонь и крепко сжала ее.
— Я так боялась, что могу забеременеть, — сказала Вера. — Я подумала, что должна найти ребенку другого папу. Рикард давно таскался за мной, и однажды у подъезда я позволила ему меня поцеловать. Я подумала, что он милый и порядочный. Станет инженером. Но мне нужно было торопиться, тогда приблизительно сойдется время.
Штеффи вспомнила ночь в летнем домике. Скрип кровати и Верино хихиканье.
— Ты, наверное, была от меня в ужасе, — сказала Вера. — Но это было в первый раз, нет, я имею в виду второй. Рикард мне нравится, правда. Ты ведь ему ничего не скажешь? Обещаешь?
Штеффи ответила не сразу. Вера просила не о каком-то пустяке. Она будет замешана во лжи, большой лжи, касающейся судьбы трех человек. Всю жизнь Рикард будет верить, что он — отец Вериного ребенка, а ребенок — что Рикард — его отец.
Но ведь это могло оказаться правдой. Ребенок может быть от Рикарда. Вера ему нравится, иначе он не захотел бы на ней жениться.
— Да, — сказала Штеффи. — Я обещаю, если ты этого хочешь. Но на твоем месте я бы так не сделала.
— Я знаю, — сказала Вера. — Но я — это не ты.
Глава 28
На следующий день тетя Марта вернулась домой и рассказала о своей встрече с пастором. Община не будет собирать деньги в пользу родителей Штеффи. Вместо этого они проведут молебен о заступничестве за всех жертв войны на встрече молящихся в субботу после обеда.
— Молебен о заступничестве? — Штеффи выплюнула эти слова, словно у них был дурной привкус. — Им не нужны молитвы! Им нужны продукты и теплая одежда!
— Молитвы нужны нам всем, — сказала тетя Марта.
— О чем мы будем молиться? — спросила Штеффи. — О том, чтобы Иисус Христос спустился с небес, взял пять хлебов и две рыбы и накормил всех евреев в Терезиенштадте?
— Довольно! — сказала тетя Марта. — Не богохульствуй!
Ее голос был резок.
— Они не слушали, — сказала Штеффи. — Они ничего не поняли. Вы слышали, что они говорили?
— Да, слышала, — ответила тетя Марта. — Слышала, и мне грустно, что среди тех, кому следовало бы знать, что такое человеколюбие, есть так много заблуждений. Но нужно набраться терпения и смирения перед Богом и людьми.
