Аньес Мартен-Люган - Влюбленные в книги не спят в одиночестве
– Прощалась с пляжем?
– Да…
– Диана, пошли!
Деклан продолжал тянуть меня за руку.
– Сейчас, сейчас, дай мне пару минут.
Он пожал плечами и прыгнул на диван, где уже развалился пес. Я подошла к стойке, к Эдварду.
– Ты не был обязан приглашать меня.
– Ты когда-нибудь видела, чтобы я себя к чему-то принуждал? – парировал он, не глядя на меня.
– Я могу тебе помочь?
Он пристально посмотрел на меня.
– Можешь почитать книжку Деклану, пока я готовлю?
– Давай лучше поменяемся, так будет полезнее вам обоим.
– Не хватало, чтобы ты возилась на кухне!
– Знаешь, вежливость не в нашей стилистике… это не наша сильная сторона.
Я обогнула стойку, отобрала деревянную ложку и подтолкнула его к гостиной. Он тряхнул головой, потом достал книжку из рюкзака сына. Деклан попробовал возмутиться, но отцовское выражение лица быстро отбило у него охоту возражать. Я закончила с ужином и накрывала стол, окутанная звуками голосов – тоненького и хриплого. Эдвард не торопился, проверял, все ли понимает Деклан, и его терпение поразило меня. Когда все было готово, я прошла мимо них на террасу, не прерывая чтения, стояла там и курила. Две минуты спустя стеклянная дверь открылась, и Эдвард присоединился ко мне с сигаретой в зубах.
– Надеюсь, ты на меня не рассердишься: мне пришлось пообещать, что за столом ты будешь сидеть рядом с ним.
– Нет проблем.
На этом наш разговор закончился. Был слышен только шорох сгорающего табака, шум ветра и плеск волн. Слишком рано открывать шлюзы. В любом случае Деклан не дал нам времени справиться с волнением. Подгоняемый голодом, он прибежал звать нас к столу.
За ужином разговор поддерживал главным образом Деклан: он одарил нас монологом о своих отношениях со школьными приятелями, а потом обратился ко мне:
– Ты завтра уезжаешь? Это правда?
– Да, лечу на самолете.
– Почему? Так не честно…
– Здесь я была на каникулах, а живу в Париже и работаю там. Я тебе говорила, помнишь?
– Да… Папа, а мы сможем когда-нибудь поехать к Диане в гости?
– Поглядим.
– Ну-у-у! На каникулы!
Лицо Эдварда замкнулось.
– Деклан, – сказала я. – У тебя вся жизнь впереди, ты еще успеешь приехать ко мне в Париж.
Он поворчал, доел йогурт и молча пошел выбрасывать баночку в мусорное ведро. Потом, надувшись, плюхнулся на диван. Эдвард следил за ним, напряженный, обеспокоенный. Он тоже вышел из-за стола и сел рядом с сыном. Погладил его по голове.
– Ты же помнишь, что Эбби болеет, мы должны заботиться о ней и помогать Джеку. Поэтому я не могу отвезти тебя в Париж к Диане.
– Но ты туда ездил…
– Это правда, вот только я не должен был…
Деклан опустил голову, Эдвард глубоко вздохнул:
– А теперь пора спать.
Сын резко поднял голову:
– Нет! Папа, я не хочу!
Страх охватил малыша, исказил его черты.
– Это не обсуждается. Завтра надо в школу.
– Ну пожалуйста, папа! Я хочу остаться с вами.
– Нет. Иди попрощайся с Дианой.
Он спрыгнул с дивана, бросился ко мне и с плачем обхватил меня за талию. Я часто задышала. Эдвард растерялся, схватился за голову.
– Диана, я не хочу уходить, не хочу, не хочу…
– Послушай, твой папа прав. Тебе действительно пора спать.
– Нет, – рыдал он.
Я покосилась на Эдварда: он не знал, что с этим делать, у него не было сил бороться. Они оба нуждались в помощи, и я решилась.
– Хочешь, я пойду с тобой, как в тот раз?
Он вцепился в меня еще сильнее, его ответ был понятен без слов.
– Пошли.
Он направился к лестнице, не удостоив отца взглядом.
– Ты кое о чем забыл! – призвала я его к порядку.
Он развернулся и бросился в объятия Эдварда. Я оставила их наедине и поднялась в его спальню. На лестнице раздался топот маленьких ножек, потом я услышала, что он чистит зубы. Я зажгла ночник, привела в порядок раскиданную постель и достала из-под матраса шарф.
Войдя в спальню, он сразу скользнул под одеяло, а я стала на колени возле кровати и погладила его лоб и щеки.
– Деклан, папа делает для тебя все, что может… Он знает, что тебе плохо… Ты должен ему помочь… Я знаю, то, о чем я попрошу, будет трудно, но позволь ему спать в своей постели. Ты же храбрый мальчик… И твой папа никогда тебя не оставит… Он всегда дома, когда ты спишь… Обещаешь попробовать?
Он кивнул.
– Хочешь, я спою колыбельную?
– А когда ты вернешься?
Я склонила голову к плечу и слабо улыбнулась:
– Не знаю… ничего не могу тебе обещать.
– Но мы еще увидимся?
– Да, однажды… А теперь спи.
Я несколько раз подряд спела колыбельную, гладя его по волосам. Его маленькие веки упорно боролись со сном, но потом все же захлопнулись. У него тоже не осталось сил. Когда я почувствовала, что дыхание Деклана стало ровным, я поцеловала его в лоб и встала. Перед тем как закрыть дверь, я постояла на пороге, глядя на него.
Из гостиной исчезли следы ужина, окно было приоткрыто, в камине пылал огонь, возле него стоял Эдвард. Он курил, его напряжение ощущалось почти физически.
– Он спит, – прошептала я. – Я постаралась объяснить ему, что ты тоже должен спать в своей постели.
Он прикрыл глаза:
– Не знаю, как тебя благодарить.
– Это не обязательно… Но если в твоем холодильнике найдется гиннесс, я бы не отказалась. С удовольствием выпью последнюю пинту перед возвращением в Париж.
– А во Франции его нет? – Он немного расслабился.
– Уверена, что там у него другой вкус.
Пару минут спустя он протянул мне кружку. Мы не чокались. Эдвард сел на диван. Я осталась у камина и закурила. Я старалась на него не глядеть, но все время чувствовала на себе его пристальный взгляд. Увидев на стеллаже каталог, я не смогла сдержать любопытство.
– Твой?
– Точно.
– Можно?
– Да пожалуйста.
Я швырнула окурок в огонь, поставила кружку на журнальный столик, схватила альбом, вцепилась в него и, сразу начав перелистывать, уселась в кресло напротив Эдварда. Первые снимки озадачили меня.
– Это Аранские острова?
– У тебя хорошая память.
Все внутри напряглось, когда на одном из фото я различила свой силуэт.
– Как я могу забыть? – тихо-тихо сказала я.
Я продолжила свое знакомство с альбомом. Эдвардово настроение читалось в каждом снимке. Мне показалось, что в этой подборке он рассказывает историю, нечто вроде фоторомана в буквальном смысле слова. Начало было пронизано светом и воздухом, в пейзажах, которые он открывал для зрителя, легко дышалось. Но постепенно атмосфера становилась более гнетущей: небо всюду мрачное, темное от черных туч, бушующее море, корабли, терзаемые штормом. А еще через несколько страниц кислорода опять прибавлялось, солнечный луч ударял в морскую гладь и подсвечивал небо. Последняя фотография – тень детской фигурки, бегущей по пляжу, волны лижут ступни ребенка, точнее, Деклана. Альбом Эдварда – это хроника его жизни, того, что он пережил за последний год. Как если бы он хотел изгнать таким способом свои страдания, заколдовать их, заточить в альбом и жить дальше. Я была целиком поглощена этим “чтением” и не заметила, что он вернулся к камину и теперь стоял, повернувшись ко мне спиной. Я поставила альбом на место, допила гиннесс, чтобы справиться с волнением, собралась с духом и подошла к нему:
