Доналд Бартелми - Возвращайтесь, доктор Калигари
– Естественное несчастье нашего смертного и хилого состояния так убого, что, когда мы рассматриваем его пристально, утешить нас не способно ничто, – сказала Шерри. – Это Паскаль.
– Я знаю, – слабо ответил Питерсон.
– Где сортир? – спросила Луиза.
Энн прошествовала на кухню и принялась готовить из припасов, извлеченных из рюкзака, нечто под названием «телятина engage?»[18].
– Поцелуй меня, – сказала Шерри, – мне нужна любовь.
Питерсон сбежал в дружественный бар по соседству, заказал двойной бренди и втиснулся в телефонную будку.
– Мисс Древ? Это Хэнк Питерсон. Послушайте мисс Древ, я не смогу этого сделать. Нет, в самом деле. Меня кошмарно наказывают даже за то, что я об этом думаю. Нет, я серьезно. Вы и вообразить не можете, что тут происходит. Пожалуйста, возьмите кого-нибудь другого? Я сочту это огромной личной услугой. Мисс Древ? Прошу вас?
Остальными соискателями были молодой человек в белой пижаме по имени Артур Пик – специалист по карате – и пилот авиалинии, при всех регалиях – Уоллес Э. Райс.
– Просто будьте естественными, – сказала мисс Древ, – и, конечно, откровенными. Мы начисляем очки по обоснованности ваших ответов, и это, разумеется, измеряется полиграфом.
– Какого еще полиграфа? – спросил пилот авиалинии.
– Полиграф измеряет обоснованность ваших ответов, – ответила мисс Древ, и губы ее засияли белым. – Как же еще нам узнать, если вы…
– Врем? – предположил Уоллес Э. Райс.
Соискателей подключили к машине, а машину – к большому светящемуся табло, висевшему у них над головами. Конферансье, как без удовольствия заметил Питерсон, напоминал Президента и выглядел отнюдь не дружелюбным.
Программа началась с Артура Пика. Артур Пик поднялся в своей белой пижаме и показал сеанс карате, в ходе которого сломал три полудюймовые сосновые доски одним пинком босой левой ноги. Затем рассказал, как обезоружил бандита поздно вечером в «А-и-П», где работал помощником менеджера, – маневром, который назвал «тресь-чун», и показал на конферансье.
– Как вам это нравится? – залился трелями конферансье. – Это просто что-то, или как? Публика?
Публика ответила восторгом, а Пик скромно стоял, заложив руки за спину.
– А теперь, – сказал конферансье, – давайте сыграем в «Кто я?». И вот перед вами ваш ведущий – Билл Лиммон!
Нет, не похож он на Президента, решил Питерсон.
– Артур, – сказал Билл Лиммон, – за двадцать долларов: вы любите свою маму?
– Да, – ответил Артур Пик, – конечно. Звякнул колокол, табло замигало, и публика завопила.
– Он врет! – закричал конферансье, – врет! врет! врет!
– Артур, – произнес Билл Лиммон, поглядывая на свои карточки с текстом, – полиграф показывает, что обоснованность вашего ответа… сомнительна. Не хотите ли попытаться снова? Давайте еще разок?
– Вы с ума сошли, – сказал Артур Пик. – Конечно, я люблю свою маму.
Он шарил рукой под пижамой, нащупывая носовой платочек.
– Ваша мама смотрит сегодня эту передачу, Артур?
– Да, Билл, смотрит.
– Сколько вы уже изучаете карате?
– Два года, Билл.
– И кто платил за уроки?
Артур Пик замялся. После чего сказал:
– Моя мама, Билл.
– Они были недешевые, правда, Артур?
– Да, Билл, недешевые.
– Насколько недешевые?
– Пять долларов в час.
– Ваша мама не зарабатывает столько денег, не так ли, Артур?
– Нет, Билл, не зарабатывает.
– Артур, а чем ваша мама зарабатывает на жизнь?
– Она швейная работница, Билл. В швейном районе.
– И сколько она там уже работает?
– Всю жизнь, я думаю. С тех пор, как мой старик умер.
– И много денег она не зарабатывает, как вы сказали.
– Нет. Но она сама хотела платить за уроки. Настаивала на этом.
Билл Лиммон сказал:
– Она хотела, чтобы ее сын умел ломать доски ногами?
Печень Питерсона скакнула, а на табло огромными сияющими белыми буквами высветилось: НЕВЕРИЕ. Пилота Уоллеса Э. Раиса подвели к признанию, что в авиарейсе Омаха-Майами его поймали со стюардессой на коленях и в его капитанской фуражке: бортмеханик сделал моментальный снимок «Поляроидом», и после девятнадцати лет безупречной службы его, Уоллеса Э. Райса, вынудили уйти в отставку.
– Это было совершенно безопасно, – сказал Уоллес Э. Райс, – вы не понимаете, автопилот может управлять этим самолетом гораздо лучше меня.
Далее он признался, что всю жизнь испытывал невыносимый зуд по стюардессам, главным образом связанный, по его словам, с тем, как полы их форменных курточек доходят лишь до самого верха бедер, а его собственный мундир с тремя золотыми полосками на рукаве темнеет от пота, пока не становится совершенно черным.
Я был не прав, подумал Питерсон, мир абсурден. Абсурд наказывает меня за то, что я в него не верю. Я подтверждаю абсурд. С другой стороны, сам абсурд абсурден. И не успел ведущий задать первый вопрос, Питерсон заговорил.
– Вчера, – сказал Питерсон телевизионной аудитории, – в пишущей машинке, выставленной перед салоном «Оливетти» на Пятой авеню, я нашел рецепт Супа из Десяти Ингредиентов, включавших в себя камень из жабьей головы. И пока я в изумлении стоял там, милая старушенция налепила на рукав моего лучшего костюма от «Хаспела» маленькую голубую наклейку, гласившую: ЭТА ЛИЧНОСТЬ ЗАМЕШАНА В КОММУНИСТИЧЕСКОМ ЗАГОВОРЕ ПО ЗАХВАТУ МИРОВОГО ГОСПОДСТВА ВО ВСЕМ МИРЕ. По пути домой я миновал вывеску с десятифутовыми буквами ОБУВЬ ТРУСА и услышал, как человек распевает жутким голосом «Золотые сережки», а прошлой ночью мне снилось, что у нас дома на Мясной улице перестрелка, и моя мама втолкнула меня в чулан, чтобы я не попал под огонь.
Конферансье замахал помрежу, чтобы Питерсона выключили, но Питерсон не затыкался.
– Вот в таком мире, – говорил он, – абсурдном, если угодно, тем не менее вокруг нас цветут и обостряются возможности и всегда есть шанс начать заново. Я незначительный художник, и мой галерист даже не хочет выставлять мои работы, если без них можно обойтись, но незначителен тот, кто незначительно поступает, и молния еще может ударить. Не примиряйтесь. Выключите свои телевизоры, – сказал Питерсон, – обналичьте страховку жизни, пуститесь в безмозглый оптимизм. Ходите по девушкам в сумерках. Играйте на гитаре. Как вы можете отчуждаться, если еще и не связались? Открутите мысль назад и вспомните, как это было.
Помреж размахивал перед Питерсоном большим куском картона, на котором было написано что-то угрожающее, но Питерсон его игнорировал, сосредоточившись на камере с красной лампочкой. Огонек все время перескакивал с одной камеры на другую, чтобы сбить Питерсона с толку, но Питерсон огонек перехитрил и следовал за ним, куда бы тот ни прыгнул.
– Моя мама была девственницей королевских кровей, – говорил Питерсон, – а папа золотым дождем. Детство мое было буколическим, энергическим и богатым переживаниями, закалившими мой характер. Юношей я был благороден разумом, бесконечен способностями, формой выразителен и похвален, а уж в способности схватывать…
Питерсон все говорил и говорил, и хотя в каком-то смысле он врал, в каком-то – не врал совершенно.
Примечания
1
Следовательно (лат.).
2
Ремесло (фр.).
3
Среда (фр.).
4
Положение обязывает (фр.).
5
Дом, семья (фр.).
6
И пр. (лат.).
7
Скука, тоска (фр.).
8
Повсюду (лат.).
9
Человек занимается метафизикой так же, как дышит, сам того не желая и почти никогда не сомневаясь (фр.).
10
Мыслю, следовательно (искаж. лат).
11
Восхитительное безделье (ит.).
12
Опасные связи (фр.).
13
От фр. merde – дерьмо.
14
Где моя книга?… Где твоя книга?… Где его книга?… Все это прошло в 1924 году (фр.).
15
Позвоните мне как-нибудь на днях (фр).
16
Излишним (фр.).
17
Бытие-для-себя (фр.).
18
Ангажированная (фр.).
