Ольга Эрлер - Я и мои (бывшие) подруги
Все, абсолютно все, что случается в ее жизни, вычитывается из книг или приходит в голову, затем обсуждается со всеми и становится достоянием мира.
Вам может показаться, что такого человека невозможно выдержать? В том-то и дело: ее обожают муж, дети, соседи, коллеги, все тридцать подруг, включая и меня, подругу под вопросом. Есть в ней что-то от ребенка: очаровательная наивность, жадность до жизни и искренний интерес ко всем ее проявлениям. Наивность раздражала бы, не будь она приправлена шафраном обаяния, самой дорогой пряностью. Я искренне восхищаюсь ею и очень многому учусь. Я так же, как и Кристин в чем-то подпитываюсь ее энергией, свежим и открытым отношением к жизни.
Ирис человек успешный. Она занимается любимым делом — работает в детской библиотеке, любит детей и умеет с ними работать, знает и любит книгу, по собственной воле и горению, за свой счет повышает профессиональную квалификацию. Выдумывает и осуществляет самостоятельные проекты. Любо-дорого смотреть на человека, который нашел свое место в жизни и вкладывает всю душу и энергию в работу.
А в свободное от работы и семьи время она шьет на себя и всех желающих. Делает серебряные украшения в подарок тридцати ближайшим подругам, а с недавнего времени и на продажу. Закончив курс сказительниц сказок, она выступает на культурных мероприятиях, рассказывая сказки для взрослых — не читает, подчеркиваю, а учит наизусть и рассказывает, как актриса на сцене.
Каждые выходные уезжает за 100 километров от города в загородный дом, требующий бесконечного ремонта, причем не косметического, а капитального, как то: дренаж всего дома с целью избавление от плесени, вызванной грунтовыми водами, проламывание стен для того, чтобы вставить новые окна, укладка, циклевание и покрытие какими-то хитрыми маслами полов, поклейка кафеля. Мне становится дурно, уже, когда я только слышу, что она делает в этом, построенном сто лет назад доме.
Она на него работает. Ну и последняя деталь, которая убивает меня и вгоняет в состояние глубокого стыда и осознания собственной лени — она сама печет хлеб и каждый день готовит горячий ужин семье.
Я создала такой идеальный образ, что он может показаться мало похожим на живого человека. Но она действительно такая — замечательный человек, достойный восхищения и подражания.
Единственная слабость, которую я могу усмотреть в ней, это ее наивность. Она человек восторженный, по-хорошему неискушенный и абсолютно непредвзятый, не осуждающий людей, а наоборот, видящий в них только интересное, неповторимое и положительное. Видимо, благодаря подобному отношению к людям, у нее накопилось огромное количество подруг. Этим она отличается от меня, которая их только теряет, приобретает миомы и в целях самотерапии вынуждена писать об этом книгу.
У Ирис вызывают особое уважение и интерес люди, имеющие за плечами семилетний опыт психотерапии. Вот тут между нами проходит водораздел. Меня это скорее отпугивает. Я человек русский, а мы намного безапелляционней и ушлее, хитрее, чем население той страны, где я живу. Оговорюсь сразу, многие русские люди, имевшие опыт общения с любыми иностранцами — европейцами или американцами, считают их детьми по сравнению с собой. В этом есть доля правды. Ничего не могу сказать об азиатах, но не удивлюсь, если они еще на порядок хитрее евразийцев, то есть нас. То, что восток — дело тонкое, мы в общих чертах уже усвоили благодаря «Белому солнцу пустыни». А вот каков Дальний Восток в его многомиллиардным населением и весьма чужеродным менталитетом, который нам умом тем более не понять, я не знаю, но интуитивно боюсь его. Европейцы придумали дубасить друг друга кулаками и возвели эти мордобои в ранг спорта, азиаты бьют еще и ногами. Это тоже о многом говорит.
Но я отвлеклась. О разнице менталитетов мы еще поговорим. Вернемся к различиям между Ирис и мною, грешницей. В числе ее хороших знакомых, например, есть женщина, которая еще пару лет назад была мужчиной.
Меня бы такая метаморфоза, честно сказать, скорее оттолкнула. К числу последних приобретений Ирис в качестве подруги относится женщина без ноги с басурманским именем Азиза, хотя по паспорту она Керстин.
Дружбы этой Азизы Ирис прямо-таки добивалась и куда упорней, чем моей, что, видимо, и стало причиной некоторой р-р-ревности с моей стороны. Азиза — поклонница загадочных культов, и ездит каждый год в швейцарские леса на массовые медитации и встречи с каким-то гуру. Все это попахивает для меня сектой и шарлатанством. Ирис же объясняет это тяжелой предысторией Азизы: полжизни бедняге пришлось провести в больницах из-за редкой болезни ноги. Девятнадцать операций не помогли, и ногу пришлось ампутировать. К болезни прибавилась невозможность иметь детей и другие страсти, которые я не стану подробно описывать. Может, Ирис права. Чужая душа — потемки. Неизвестно, во что бы я верила и на какого гуру уповала, случись со мной нечто подобное.
Надо сказать, что большинство подруг Ирис имеют сложные предыстории и необычные судьбы. Если взяться описывать их жизненные перипетии, получился бы трехтомник. Я не хочу, да у меня бы и не вышло, потому, что я не чувствую этих людей. Я, иностранка, человек совсем другого, даже можно сказать, противоположного менталитета, до сих пор чувствую себя аутистом в их среде.
Это огромное препятствие и практическое неудобство для меня. Стоит мне познакомиться с русской женщиной, я за пять минут интуитивно догадываюсь, что она из себя представляет. Я чувствую их, потому что сама такая. Какие бы мы разные не были, все же мы одной крови — советской.
В этом еще одно подтверждение силы подкорки.
Раньше я очень страдала положением белой вороны в новом обществе. Я человек увлекающийся, люблю учиться. Мне часто приходилось иметь дело с разными группами или классами, и опыт общения, а скорее — его отсутствия, не вызвал во мне ничего, кроме фрустрации или грусти. Свобода личности и прогресс сами по себе прекрасны. Но они имеют, как и все на свете, теневую сторону — ведут к большому обособлению и индивидуализации людей, зацикленных в значительной степени на себе. Они не умеют и боятся общаться, открываться другим. Видимо, огромный успех Ирис на лоне общения заключается в ее открытости и заинтересованности в других, совершенно несвойственной для ее нации. Люди это ценят и летят на нее, как бабочки на ромашку. Ведь она делает первый шаг, облегчает другому жизнь.
Я вспоминаю, как было в России. Ты приходишь в новый коллектив, группу, на ту же детскую площадку, в очередь, в купе поезда, да куда угодно, заговариваешь с тем, кто оказывается рядом, знакомишься, ведешь не «small talk» о погоде, а сразу нормальный разговор, и вы, при условии взаимной симпатии, расстаетесь друзьями.
Здесь моя несчастная дочь, в которой ни внешность, ни акцент не выдает пятидесяти процентов русской крови, проучилась три года в университете, прежде чем у нее появилась пара знакомых, и люди начали «узнавать» ее в коридорах. Это же уму непостижимо! Несчастные люди не умею общаться. Иногда, забыв, где я нахожусь, я вдруг начинаю вести себя непринужденно, по-русски.
Окружающие ужасно пугаются, ведь они совершенно не привыкли к непринужденному стилю общения.
Все очень вежливо. Спросишь — ответят, даже посмеются твоей шутке, если поймут. Но стоит закончиться уроку, за дверью класса знакомство не продолжается, в кафе тебя никто не позовет.
Правда, был в моей жизни один исключительный случай, коллектив, в котором тон в общении задавала некая Мари-Франс, сама иностранка — бельгийка. Она всегда и всех приглашала после репетиции пойти компашкой на бокал вина в ресторанчик. К сожалению, я сходила один-единственный раз: я человек абсолютно не пьющий. Но обычно, куда бы я ни попадала, картина была другой. Есть тут традиция на первом занятии представляться группе: рассказывать о себе и о том, что ты ожидаешь от курса.
Такое официальное разрешение для «них» говорить. Тут они открываются! А после занятия — гробовая тишина, никто ни с кем словом не перекликнется.
Рыбак рыбака видит издалека. На одном из курсов по танцу живота я еще в раздевалке приметила красивую молодую женщину с округлыми чертами лица, гладкими темными волосами и красной помадой на губах. Действительно, оказалась русской, матерью троих детей, с оригинальным именем Венера, которого я раньше у русских женщин не слышала. После занятия мы поговорили пятнадцать минут и расстались подругами. Так же быстро я могу познакомиться и сойтись не только с соотечественницами. Были у меня приятельницы из Греции, Испании, Польши, с которыми я завязывала дружбу после пятнадцатиминутного разговора. Не только русские, но и другие иностранцы поражаются малой коммуникабельности того народа, среди которого мы живем. А вот подружиться иностранцу с иностранцем не стоит никаких усилий. По работе и по жизни я много сталкивалась и общалась с разными нациями, и мы прекрасно ладили.
