Ирэн Роздобудько - Амулет Паскаля. Последний бриллиант миледи (сборник)
– Но почему я, почему я, Господи?..
– Это риторический вопрос! Его задают все без исключения – в горе и в радости. На него нет ответа…
Я опять начала задыхаться, голова кружилась, комната плыла перед глазами, силуэт в черном смокинге качался передо мной, раздваивался…
– Нет?..
– Нет. И не ищите его, как прежде не искали! Я сам не знаю.
Голос гудел во мне, как иерихонская труба, я напрягалась, чтобы различить звуки. Одновременно в голове снова зазвенели китайские колокольчики и стал проклевываться цыпленок…
– Мой выбор – случаен. Помните, что говорил Никола?..
…ола-ола-ола…
– Но знай: я смотрю на каждого и каждому отвечаю.
…аю-аю-аю…
– Как на те письма?.. – прошептала я, едва шевеля губами. Я уже ничего не видела в полной темноте. Видимо, он задернул шторы…
– Да. Стоит лишь иметь глаза и уши…
…уши-уши-уши…
– Я хочу помогать вам отвечать. Вы сами не справитесь…
– Хорошо.
…ошо-ошо-ошо…
– Давление?
– Простите, мсье?
– Давление?
– Нормализуется!
– Дыхание?
– Стабильное!
– Отключаем искусственное?
– Да. Минуты через две! Один, два, три… Вместе!
– Что вы говорите, мсье! Это – сон?!!
– Это уже сон. Она уснула!
– Хорошо. Пусть спит. Можете везти в палату!
– Реанимационную?
– Нет, можно в общую. Через час дадите два кубика!
– Поехали!!!
Девятый день
– Будете платить или как?
Я и не заметила, что лента транспортера с моими продуктами уже подъехала к кассирше. На ней лежали бутылка с йогуртом, шоколадка «Милка» и банка кофе.
– Извините, задумалась… – сказала я и протянула желтую дисконтную карточку.
Кассирша быстро сунула ее в аппарат и начала бойко выбивать чек.
– Это тоже ваше? – она указала глазами на бутылку водки, которая подкатилась под бочок йогурту.
– I don’t know… No… Seems to me – no…
– Что-что?
– Не знаю… Нет… Кажется, нет… – повторила я и полезла за кошельком.
Рабочий день заканчивался, и кассирша была уставшая и раздраженная.
– Выпендривается… – тихо сказала она наблюдателю в синей форме, стоявшему за ее спиной.
Я уже уходила, когда услышала его ответ:
– Может, иностранка. Смотри, как одета…
Одета я нормально, т. е. как всегда – джинсы и футболка, но в последнее время мне делали кучу комплиментов. И это меня слегка раздражало. Особенно, когда их делали малознакомые люди. В этом я видела подвох: вдруг какой-нибудь «засланный казачок»? После того, как я вышла из больницы с романтическим диагнозом «астенический синдром», за мной присматривали. Даже врач звонил: «Как дела, голубушка? Давление сегодня мерили?» А при чем тут давление? Все были слишком деликатны. Напрасно! Я больше не боялась прямых вопросов типа: «Ну что, дуреха, больше не будешь глотать таблетки?» И я бы ответила: «Нет. Потому что я хорошо сплю и у меня прекрасный аппетит! И – уйма работы… Часы тикают…»
Я вытащила покупки из металлической корзины, вбросила их в сумку и вышла из универсама.
Летний вечер был раскрашен розовой кистью. За шоссе, за мостами, за шеренгой высоких домов, на противоположном краю реки виднелись зеленые холмы, на них величественно высились золотые купола и кресты. Я подумала о том, что я обожаю свой город. Что он – мой, что зима в нем совсем не страшная, а лето – не такое уж и знойное. Что мир все же мудро устроен – как матрешка! – каким-то чудаком. А я защищена, потому что меня, как моллюска, у которого нет кожи, надежно оберегает множество тысячелетних наслоений…
Из кафешек доносились звуки футбольного матча, они были переполнены болельщиками, а столики на улице оставались свободными.
Я решила выпить кофе. Я не очень люблю сидеть одна за столиком – тут же кто-то подходит: «Деушка, скучаете?» Как им объяснить, что «скучают» только кретины!
Не успела сесть, тут как тут, первый. Отделился от стойки, выходит на улицу – пожертвовал ради меня футболом. Немалый подвиг.
– У вас свободно?
– Не только у меня, – сказала я. – Вон там везде – тоже.
Испугался. Сел за соседний столик. Сверлит глазами декольте. Автоматическим жестом я поправила подвеску на цепочке.
– В этом кафе варят вкусный кофе… – прокомментировал он издали мой первый глоток. Интересно, чем испортит второй? Думаю, упомянет о замечательной погоде или расскажет о ходе матча.
Собственно, матч уже закончился. Бармен защелкал пультом. Конечно, включил музыкальный канал.
Почему-то я насторожилась. Так бывает: живешь себе, попиваешь кофе, раздражаешься из-за какого-то нежданного ухажера, смотришь на холмы – и что-то тебя пробивает, что-то переключается, что-то подкатывается к горлу. И ты пытаешься понять – что это, почему? Где эта деталь, которая заставила вот так напрячься? Это может быть какая-то совсем незначительная мелочь. Например: вдруг посреди города услышишь запах моря или соснового бора. И тогда начинаешь думать: когда уже так было? Я совсем забыла, что за мной наблюдают. Он, наверное, увидел, как изменилось мое лицо, и возомнил, что это из-за него:
– Нравится песня?
…Nobody, nobody compares with she!
Into any company she is more buxom then other,
Her jokes are more laughable,
Everybody, everybody
Everybody observes how she drinks wine,
How she takes a cigarette, how perfect she dances…
She can speak only by eyes
Her eyes are so alive that words are superfluous.
She laughs. Her braselets are jingleing.
Her skirt – like a flag.
She has friends and has not enemies!
Now she is knowing how many peoples will come to her!
Not one. Not two…
They will come…
They will come to her without fail!
Even if cold winter will be or cloud-burst…
She is laughing. It’s such fun![1]
Я посмотрела на экран: там извивалась блондинка в блестящем черном платье. Слегка вульгарная, но, безусловно, талантливая. Ее голос пронизывал, как электрический ток. Я даже с опаской взглянула на бокалы, висевшие над барной стойкой. Придут в резонанс – и разлетятся вдребезги!
– Интересно, о чем она поет… – вывел меня на прежнюю орбиту докучливый сосед.
– Загляните в словарь… – отрезала я.
– На самом деле, я знаю, – сказал он. – Извините, я больше не буду вам мешать.
И процитировал:
…Никто, никто не сравнится
с ней!
В любой компании она – самая веселая,
у нее самые остроумные шутки,
все,
все,
все наблюдают, как она
пьет вино, держит сигарету,
танцует…
Она умеет говорить одними глазами –
они такие, что слова – лишние.
Она смеется. Она звенит браслетами.
Ее юбка как флаг.
У нее есть друзья и
совсем,
совсем,
совсем
нет врагов!
Теперь она знает, сколько людей
придет к ней!
Не один и не два…
Они придут…
Они обязательно придут к ней!
Даже в холодную зиму или в ливень…
Она смеется. Ей весело…
– Это все? – спросила я.
– Да, – уверил он.
– А вот и нет… – сказала я и с интересом посмотрела на собеседника. Он был довольно хорош собой. То есть нравился мне. – Вы пропустили две строки:
…И никто не догадывается, что она
У-ми-ра-ет…
Он решительно пересел ко мне.
– А знаете, почему я докучаю вам? – сказал серьезно.
«Догадываюсь… – подумала я. – Ресторан-водка-постель…»
– Потому что у меня есть такое же… – он ткнул пальцем в мое декольте.
– Неужели? Как интересно! – рассмеялась я.
Он не понял, потому что лицо его посерьезнело еще больше. Он полез в карман и по его ладони прокатился прозрачный шарик. Внутри него было черное вкрапление, похожее на цветок.
Я потрогала свою цепочку – на ней в серебряном плетении висел такой же.
– Что тут удивительного? – неуверенно сказала я. – Может, наши родители работали на одном предприятии. Когда-то такая фиговина была у каждого ребенка…
– Как вас зовут? – спросил он.
– Для вас это не имеет никакого значения!
– Посмотрим… – сказал он и добавил: – У вас остренький язычок. Я буду называть вас Иголкой. Госпожа Иголка…
Автор выражает благодарность неожиданным помощникам в написании этого текста:
Джону Фаулзу – английскому писателю
Мадонне – американской певице
Галине Дьяконовой – жене Сальвадора Дали
Николе Тесле – ученому-изобретателю
сербского происхождения
Федерико Феллини – итальянскому режиссеру
Группе «Битлз» – английским музыкантам
И искренне просит его извинить…
Последний бриллиант миледи
Пролог
«На этот раз не выкарабкаться. Наверное, умру…» – мелькнула мысль. Тело не хотело слушаться. Она подняла руку и с трудом открыла глаза. В слабом свете, проникающем сквозь плотные шторы, ладонь показалась ей совсем белой. Она пошевелила пальцами. И вдруг вспомнила, что такой же бессознательный и беззащитный жест она уже наблюдала много лет назад, стоя у колыбели своего трехмесячного сына. Малыш точно так же водил пухленькой ручкой перед своим лицом и внимательно разглядывал свои пальчики. Господи, все возвращается на круги своя, и на старости лет наблюдение за собственной рукой становится небывалым открытием. Какую невероятную эволюцию прошла эта рука, прежде чем стать высохшей старческой конечностью – беззащитной и беспомощной!
