Томас Хюрлиман - Фройляйн Штарк
— Я против, и это мое последнее слово, — сказал дядюшка, не отрывая глаз от своего чтения.
Я деликатно покашлял.
— Нет, любезнейшая. Roma locuta, causa finita,[31] я не желаю никакого киоска. Punctum, finis.[32]
— И я того же мнения, дядя.
Он поднял глаза.
— Ах, это ты! Слушаю тебя.
— Я пришел попрощаться.
Он завинтил колпачок авторучки и положил между страниц узкую полоску плотно исписанной желтой бумаги.
— Может, еще успеем пропустить по стаканчику в «Портере»?
— Поезд в одиннадцать.
— Жаль, — сказал он, взглянув на свои карманные часы, — пожалуй, уже не успеем.
— Да, дядя. Bene sit tibi futurus.[33]
— Futurum, — поправил он меня и опять склонился над лупой, бормоча что-то по латыни, может, благословение, а может, напутствие; я так и не понял, кому были адресованы его слова, мне или отцу-пустынножителю, обитателю пожелтевших, пятнистых пергаментных страниц древней рукописной книги.
Я поднял левую бровь, он передразнил меня, сделав то же самое, и мы оба ухмыльнулись. Нет, все же, как мы ни старались, до конца изжить свою принадлежность к роду Кацев мы не могли: как ни мухлюй, а эту карту так просто не сбросишь. Каценячья бровь стояла торчком, устремленная вверх, как шелковый чулок, который тянет вверх подвязка на ляжке.
Закрыв за собой дверь, я с минуту постоял в нерешительности. Неужели Штарк смылась, чтобы не прощаться? Или она уже открывает свой киоск? Буки старца швейцара безжизненно повисли, пальцы, затянутые в белые клоунские перчатки, были немного согнуты, так, словно он держал за спиной невидимую крышку гроба. Осенний ветер барабанил по стеклам холодными брызгами. Я расстегнул воротник рубахи, бросил конец шарфа за плечо и задумался, где мне прикурить свою первую сигарету — украденную у дядюшки «Паризьен» без фильтра, здесь или на вокзале. «На перроне, — решил я наконец. — Хватит мозолить тут глаза!»
В скриптории тюкали клавиши, и я уже знал, что это тюканье, никогда не прерываемое задорным звонком, восхитительным «дзынь!», возвещающим конец строки, не убивает время, а растягивает его до бесконечности. «Нет, бедные мои писари, последний час свой вы встретите не победителями и даже не борцами…» — подумал я, решительно поднял свой чемодан, открыл засов, сошел по трапу на берег и поехал на такси, которое вызвонила для меня фройляйн Штарк, на вокзал. «Что такое восемь лет? Как-нибудь отсидишь. Как отсидел это лето. А потом, старина, начнется жизнь! Pulcher et speciosus! Finis.
Примечания
1
Заключительные слова католической мессы. — Здесь и далее примеч. пер.
2
Племянник (лат.).
3
Короче [фр.].
4
Католическая молитва Деве Марии.
5
Надо пользоваться случаем! (фр.)
6
«Тишина!» (лат.)
7
До Рождества Христова (лат.).
8
Шиллер Ф. Дон Карлос. Акт 1, сцена 1.
9
Правильно говоришь (лат.).
10
Се племянник (лат.).
11
«К чтению» (лат.).
12
Stark — сильный (нем.).
13
То есть (лат.).
14
Людвиг Витгенштейн (1889–1951) — австрийский философ.
15
Первая строка старинного студенческого гимна: «Будем же веселы, пока мы молоды» (лат.).
16
Здесь: достойный всяческих похвал (лат.).
17
Член юношеского туристского движения в Германии началаXX в. (до Первой мировой войны).
18
Сторонник объединения Швейцарии с гитлеровской Германией.
19
Здесь: руководитель местной партийной организации.
20
Эй, племянник, выпьем! (лат.)
21
Katz(e) — кошка [нем.).
22
Ангельский доктор, тонкий доктор, чудесный доктор (лат.). Так называли соответственно Фому Аквинского, Иоанна Дунса Скота и Роджера Бэкона.
23
Здесь: на главную тему (лат.).
24
Наказания, кары (лат.).
25
Так проходит мирская слава (лат.).
26
Что и требовалось доказать (лат.).
27
Цвинглианство — бюргерско-буржуазное течение Реформации в Швейцарии, названное именем его основателя, Ульриха Цвингли (1484–1531).
28
«Се человек» (лат.).
29
Здесь: предстоятель монастыря.
30
Прошедшие времена (ит.).
31
«Рим высказался, дело закончено» (лат.) — начальные слова специальной буллы Папы Иннокентия об отлучении от Церкви противников Блаженного Августина (416).
32
Точка, конец (лат.).
33
Да будет благополучным твое будущее (лат.).
