Нагиб Махфуз - Любовь под дождем
Порывы ветра за окном напоминали раскаты грома. Сумрак в комнате сгущался с каждой минутой, хотя до вечера было еще далеко. Когда пришла Зухра, я зажег лампу. Все это время я с нетерпением ожидал появления девушки и сразу же поспешил сказать ей с жаром и мольбой:
— Уйдем, Зухра!
Она поставила на стол чайник и чашки и посмотрела на меня с упреком.
— Мы будем жить с тобой вместе всю жизнь, всегда…
— И не будет никаких проблем? — спросила она насмешливо.
— Проблемы, которые я имею в виду, создаются браком! — ответил я с грустной откровенностью.
— Мне следует лишь сожалеть о моей любви к тебе, — пробормотала она, едва сдерживаясь.
— Не говори так, Зухра. Ты должна меня понять. Я люблю тебя, и без твоей любви у меня нет ни цели, ни смысла в жизни. Однако женитьба создаст неразрешимые для меня проблемы. Она создаст угрозу моему будущему.
— Я никогда не знала, — сказала Зухра, переполняясь гневом, — что могу стать причиной подобных бедствий!
— Не ты, а невежество, тупость, отжившие традиции. Однако что же делать?
Глаза ее сузились.
— Ты спрашиваешь, что тебе делать? Сделать меня такой же, как та женщина, что приходила вчера!
— Зухра! — воскликнул я в отчаянии, — если бы ты любила меня, как я тебя люблю, ты бы поняла меня.
— Я люблю тебя, — твердо сказала она, — и моя беда в том, что я не умею хитрить.
— Любовь сильнее всего, сильнее всего…
— Но не сильнее проблем, — заметила она саркастически.
Мы молча смотрели друг на друга. Я — охваченный отчаянием, она — гневная и непреклонная. Я лихорадочно искал выхода из сложившегося положения, и тут вдруг молнией сверкнула мысль.
— Зухра, — сказал я, — есть еще одни путь: это настоящий мусульманский брак!
В ее глазах появилась настороженность.
Но мне и самому не было известно об этом браке почти ничего, только смутно припоминались рассказы деревенских стариков.
— Мы поженимся так, как женились первые мусульмане…
— Как же они женились?
— Они говорили друг другу: «Я беру тебя по закону аллаха и его пророка!»
— Без свидетелей?
— Только один свидетель — аллах!
— Все кругом ведут себя так, будто не верят, что есть аллах… — Она покачала головой и решительно сказала: — Нет!
* * *
Она непреклонна, как скала. Дело оказалось не таким легким, как я полагал. Я совсем отчаялся убедить ее. Я бросался от одной мысли к другой. Был готов, если она согласится принять мою любовь без всяких условий, навсегда остаться с ней, пожертвовав даже выгодным браком, с которым связывал свои надежды на будущее. И тут же решал, что мне нужно немедленно покинуть пансионат — это будет первым шагом к тому, чтобы забыть Зухру, по любовь к ней крепко вцепилась в мое сердце. Отношения наши оставались прежними. Она приносила чай в положенное время и не отталкивала меня, если я целовал ее и прижимал к груди.
Однажды я был очень удивлен, увидев ее в холле склонившейся над учебником для школьников начальных классов. Я не верил своим глазам! Мадам, как обычно, сидела на канапе под статуей девы Марии, Амер Вагди расположился в кресле.
— Посмотри на эту ученицу, господин Сархан! — сказала мадам улыбаясь и, бросив на Зухру одобрительный взгляд, добавила: — Она договорилась с нашей соседкой, учительницей, о занятиях… Что ты об этом думаешь?
Действительно, событие. Я едва не расхохотался, однако сдержался и сказал с жаром:
— Браво, Зухра! Браво!
Старик Амер поднял на меня затуманенные глаза, и мне стало как-то не по себе. Я быстро вышел из пансионата. Непонятное волнение охватило меня. Внутренний голос говорил мне, что если я пренебрегу любовью девушки, то аллах покарает меня. Но я никак не мог согласиться со страшной мыслью о женитьбе. Любовь — это болезнь, которую можно вылечить тем или иным средством, а брак — это компания, вроде той, где я работаю. У него свои правила, обязанности, задачи. Если, женившись, я не поднимусь на более высокую ступень, то что толку в таком браке? Ведь если невеста не занимает по крайней мере какую-либо приличную должность, то как я открою для себя новые двери? А это так необходимо в наше трудное время! Что же касается причины моего бедственного положения, так она в том, что я люблю девушку, которая не удовлетворяет моим условиям вступления в брак. Что же делать?
* * *
— Ты развила кипучую деятельность, Зухра! — сказал я, глядя на нее с восхищением. — Однако ты слишком расходуешь силы и тратишь свою зарплату!
— Я не хочу оставаться невежественной! — гордо ответила она.
— А что за польза тебе от этих занятий?
— Выучусь потом какой-нибудь профессии и не буду служанкой.
Боль сжала мне сердце и сковала язык, а Зухра с какими-то новыми нотками в голосе продолжала:
— Сегодня приезжали мои родственники. Они убеждали меня вернуться в деревню!
Я вопросительно посмотрел на нее, пытаясь скрыть за улыбкой свое волнение.
— И что же ты ответила?
— Мы договорились, что я вернусь в начале следующего месяца.
— Это правда?! — вскричал я. — Ты возвращаешься к старику?!
— Нет. Мне сделал предложение другой человек, и я выйду за него.
Я крепко схватил ее за руку:
— Пойдем со мной! Завтра, сегодня, если хочешь…
— Мы договорились, что я вернусь в начале месяца.
— Зухра, неужели твое сердце из железа?
— Зато там никаких проблем!
— Но ты ведь любишь меня, Зухра!
— Любовь — это одно, а брак — совсем другое, — ответила она с сарказмом, — ты сам учил меня этому.
Но тут выдержка изменила ей, и на губах ее промелькнула улыбка.
— Ну и чертенок ты, Зухра! — воскликнул я. И пеня залила волна радости.
В это время отворилась дверь и в комнату вошла мадам с чашкой в руке. Она уселась на край кровати и, прихлебывая чай, рассказала о визите родственников Зухры, а также об ее отказе вернуться в деревню.
— А не лучше ли было бы ей вернуться к своим родным? — спросил я с притворным участием.
На лице мадам расцвела улыбка сводницы, знающей внутреннюю суть явлений:
— Ее настоящие родные здесь, господин Сархан!
Я отвел взгляд в сторону и сделал вид, что не понял смысла сказанного. Однако я догадался, что весть переходит из комнаты в комнату. Я спросил себя: когда наконец я найду мужество покинуть пансионат?!
* * *
В холле меня встретила привычная картина. Мадам сидела прильнув к радиоприемнику, почти положив на него голову, и упивалась европейской музыкой. Амер Вагди что-то рассказывал Зухре. Вдруг раздался звонок. Вошла учительница Зухры. Извинившись, она сказала, что в ее квартире гости, и попросила разрешения провести урок с Зухрой здесь. Ее встретили очень любезно. Сама она держалась непринужденно и с достоинством. Я невольно сравнил обеих девушек. С одной стороны — молодость, красота, бедность и невежество, с другой — изящество, воспитание и должность. Ах! Если бы можно было преимущества одной совместить с качествами и положением другой! Мадам, конечно без приглашения, присутствовала на уроке, чтобы удовлетворить свое вечное любопытство. Она же после сообщила нам все, что узнала об учительнице, о ее семье и даже о брате, направленном на работу в Саудовскую Аравию.
— А не может ли он прислать нам оттуда какие-либо дефицитные товары? — спросил я.
Она сдержанно ответила, что спросит об этом.
Я вышел из пансионата и направился в кафе, где у меня была назначена встреча с Али Бекиром.
— Все детали разработаны до мелочей. Успех обеспечен! — доверительно сообщил он мне.
— Хорошо. Провернем дело, которое придаст нашему существованию в этом мире больший смысл и значение.
— Я встретил Сафию Баракат, — сказал Али Бекир. — Это правда?
— Будь она проклята!
Он рассмеялся. Затем, внимательно посмотрев мне в глаза, спросил:
— Это верно, что ты бросил ее ради?..
— Не верь ей, пожалуйста! Разве она из тех, кому можно верить?!
Он помрачнел и задумался.
— Учти, — сурово произнес он наконец, — наша тайна такова, что ее нельзя доверять ни жене, ни сыну!
— Да простит тебя аллах! — вскричал я с досадой.
* * *
Удивительное дело — бывает, что женщина бросает такой взгляд, который льстит мужскому тщеславию. В нем не мелькнет улыбка, не дрогнут ресницы, но он пронзает насквозь. И вот учительница, вдруг подняв голову от книги, бросила на меня такой взгляд. Бросила незаметно от Зухры и Амера Вагди. Это продолжалось не более секунды. Я испытывал на себе десятки подобных взглядов, но они ничуть не трогали меня, я не придавал им никакого значения. Однако этот был неописуемо выразителен, будто она передала мне в нем целое послание.
Теперь я подолгу сидел, укрывшись за стеклами кафе «Мирамар», смотрел на улицу и ждал. Ждал без какой-либо определенной цели, не испытывая никаких чувств — просто ждал авантюры, любой авантюры. Я не мог бы сказать, что увлечен учительницей. Но мне почему-то казалось, что она захочет пригласить меня куда-нибудь в выходной день. И мне было интересно, насколько верны мои предположения.
