Людмила Петрушевская - Номер Один, или В садах других возможностей
Он посмотрел на «дядь Валеру» вверх своими быстрыми, слишком быстрыми, еще мокрыми черными глазами.
— Ну так, отгони машину на улицу и там оставь в любом месте, ясно? — с новообретенными вывертами и затычками, причем на предельной скорости сказал Номер Один, сопровождая эти слова матом, чтобы легче дошло. — Но молчи. Если поймают — ты нашел брошенную, если поймают, нашел, понял, нашел и все. Меня не видел. Я потом на тебя выйду. На, бери.
Морда взяла, не проверяя, деньги (очень немалые, мелких не было опять), спрятала их в кроссовку под босую ногу, залезла в кабину, недолго потыркалась там, затем перевозка завелась (ага, понимает) и уехала со двора.
Черные брови, на кого-то этот парень был очень похож… продолговатое лицо, щеки худые, подбородок вперед… Нос кривой. Отец разведчик. Все они тут разведчики, мифологема советского кино, внедренная в сознание масс. И президент отец разведчик.
Мотор ревел, удаляясь, но вдруг стих довольно быстро. Надо было сказать пацану отогнать подальше, ну да некогда.
Номер Один, свободный как отсидевший свой срок человек, вышел через подъезд на улицу.
У ворот стояла, ничего не делая, симпатичная девушка в темном слишком широком плаще. Он ей сказал пару слов. Она обернулась. Чудное личико, черная челка, глаза большие, но какие-то мутные. Худая, почти кахексия. Такое впечатление, что вот-вот сложится пополам.
— Я вас гдей-то видел, — повторил он. — Возьмем бутылку и пойдем к тебе?
Она встрепенулась, набрала воздуху в свою грудь, тощую как у цыпленка, и ответила ему такой забористой матерной фразой, что Номер Один только одобрительно кивнул и быстро просквозил мимо. Что-то меня глючит. У нее точно лицо как у той, что висела на чердаке. Сестра однояйцевая. Ах ну да, в одном же дворе. Забыл я, что ли.
Он прошел мимо железной решетки. Зорко вгляделся в особняк. Да. Сидят на скамейках ребятишки. Родители выстаивают рядом. Полные сумки с термосами. Девочки, повязанные платочками, парни лысые. На воротах вывеска. А, раковый корпус для детей. Это они, видимо, после облучения.
Проскочил мимо, свернул в сквозной подъезд. Оказался на проспекте. Только деньги дают такую свободу, только деньги.
Куда теперь, в Москву. Надо вернуть директору его гребаные доллары и освободить себя от этой мутоты. Все!
А х ли отдавать Паньке деньги. А его люди заберут квартиру нашу. Нашу какую квартиру. Нашу с Анюткой и Алешкой. А х ли Анюта вообще возникает. Будет требовать десять кусков на х знает что, б, на фальшивку, на шмаль, на которую она же и подсадит ребенка. Она б. С ней спал Кух. А где мой дом. Мой дом где, с бабкой? Где я? В городе Н. Я человек. Старший научный сотрудник. Автор новейшей гипотезы тра-та-та, компкомп, создатель комп игры «В садах других возможностей», компьютерный композитор т м в б в д что-то. Валера.
— Ксюшенька-аа! — завыл без слез вдали на задворках знакомый голос. — Ксюшенька-аа!
Да, ведь она все это время кричала. Каждые пять минут.
А Ксюшенька вон она там стоит.
глава 6. Вечер и ночь
Он шел мимо витрин, глядя на свое отражение внимательно, завернул в парикмахерскую.
Дыра, пропахшая дешевым одеколоном. В зеркале ожидалки отразился высокий вор, чернявый как иностранец, с карими глазами, лицо длинное и как бы такое… вогнутое. Хороший б клетчатый пиджак фокусника, брюки в тон, черные запыленные туфли (вытер их, не торопясь, тюлевой гардиной, клиенты, сидящие в очереди, оторопело засмеялись). X ли. Возникнет кто, у меня под ногтем писка. Острый осколок бритвы под ногтем правого среднего пальца. Гоу эвэй, пошли отсюдова на х б. Я знаю английский. У меня в кармане столько, сколько никто не имеет из вас. Я покрыт от горла вниз черной шерстью и интересно какая у меня елда. Далее отменил выход на улицу и посетил сортир парикмахерской. Небольшая елда. Какая при эрекции. При эрекции нормальная, но хотелось бы побольше. Очень бы хотелось, до зарезу. Но пришлось выйти, ничего не получилось, в дверь дико стали стучать, били ногой.
— Молодой человек! А! Посторонних кто разрешил?! Вы не имеете! Иди, иди! Можно так занимать, это служебный туалет! Вы что? Вы кто? Что вы мне показываете? Онанитик тут нашелся! Приличный мужчина, и чем занимаешься! (Визгнула). Показывает еще тут! Нина, Таня! В милицию звоните!
— А по глазам хочешь? Попишу сейчас.
Сразу посторонилась, лицо закрыла руками. Дал по голове. Пискнула и опустилась на колени, прикрываясь лапами. Можно сбегать за пистолетом и взять у них деньги у всех. Потом всех покоцать. Тех кто смеялись и вообще. Но ушел, ожидающие молча сидели, не глядя на него, никто не смеялся. Поникли. Почуяли, животное стадо сразу чует дискурс. Опасно.
Дальше была жизнь свободного человека, вольного в своих поступках. Вольно-го! Пообедал в каком-то шалмане, ушел не заплатил ничего. Как бы в туалет. И оставил на столе недоеденное мороженое. Дочавкай за меня, та дырка, которая там за стойкой. От нечего делать поехал на тачке посмотреть на этот банк, куда должен был отвезти двадцать тысяч. Улица Красной Роты, дом тринадцать. Приехали, наоборот, на улицу Красных Электриков. Ну и городишко! Водила долго кружил.
Визуальный, как говорят научные кадры, осмотр и вокальный опрос граждан показал, что в доме тринадцать находится детская поликлиника, молочный пункт и, сзади, диагностический центр. Где врачи за большие деньги делают свою же работу, принимают тех же больных детей района, но внимательней. Мы с Алешкой это прошли. Диагностики, б.
Поликлиника. Внутри нянечки, секретарь главного врача и мамаши с якобы больными детьми, которые дети бегали везде свободно и очумело как тараканы в кухне.
Все опрошенные хором ни о каком строении три не слышали. Такого тут не было отродясь. И все на него вызверились неизвестно с какого переполоху, орали, вы что, молодой человек! Почуяли собаки дичь.
Номер Один растерялся. Против этих мамаш не пойдешь с пиской, глаза выдерут.
Так. Стало быть, Панька его подставил. Нет такого банка.
Панька заранее все спланировал, и в троллейбусе, в семерке, дежурили те люди, которые высматривали пакет, мы его спрятали на груди и они долго ковырялись со мной, щипач Ваея.
Я себя ограбил, но ничего не помню, ни как охотился, ни как резал. Помню как гнался!
Да, Панька специально сказал «отдашь тогда им квартиру».
Зачем же было на эту удочку поддаваться, ох дурак. Ну маета, ну козел. Къзел.
Мщение, мщение! Пепел улицы Красная Рота стучит в мое сердце!
Легкой походкой по вокзалу. Поздний вечер. Поезд красного цвета.
Не темнеет, как у нас там в Юзени. В Юзени сейчас нет ночи, южное небо. Время светлых богов, Црауд, Смарт и Бьюти, плюс Солнце, Тепло и Вода. Они победили северные небеса, северное небо ушло вниз, туда где вечная тьма. Боги Мрак, Холод и Лед.
Покупать билет — такой привычки Номер Один в себе не чувствовал. Он просто шел вдоль состава и выбирал вагон.
Вот подходящая проводница. Можно устроиться к ней, но зачем.
Вернулся к началу перрона, стал наблюдать.
Подумал чуток. Поискал глазами. Села щука на забор, охватил ея задор. Стихи сочинял для Алешки. Тут соседи прибежали, прекратите этот ор. Охватил ея задор. Только для него сочинял. Он смысл жизни.
Так! Гагарин сказал поехали!
С посторонней сумки, стоящей на чьем-то чемодане, стащил бейсболку, какие носят задом наперед дети и некоторые лысые правильно. Тут же, отойдя, надел козырьком правильно.
Отступил к началу перрона. А! Мимо ехала кара, нагруженная чемоданами. Сверху красовался дорогой металлический объект с ручкой и двумя кодовыми замками. Пошарим глазами вокруг. Вот они! Хозяин, пожилой лет пятидесяти, идет около водителя кары, озабоченно воркуя по-американски с такой же старинной подругой. Стараются иметь в поле зрения этого водителя кары. Понимают, что тут воры. Первое место в этой части света по воровству. Идем рядом, так чтобы грузчик на каре нас видел. Выкрикнем несколько фраз по-американски, но в сторону карщика, чтобы эти не подумали, что разговариваю с ними. Так: Лефт, лефт ёр сайд! Плиз. А карщик бы подумал, что это я американам кричу, свой своякам. Так и подумал. А как же, мы с ними вместе. Туге-даррр.
Остановились около проводницы. Вытащили билеты. Водитель кары начал снимать чемоданы, первым тот, алюминиевый. Помогаем ему с недовольным лицом. Американы стоят как положено, считают места. Все.
— Пятое купе, пожалуйста, плис! — С приятностью сказала проводница, блондинка. Близко около нее стоим, близко. С чемоданом в руке. Другая рука гибкие пальцы, нежно и аккуратно, в невесомости, пробирается.
Ее ключ, отмычка от всех дверных пробоев, у нас, опускаем в карман.
— Йес, мэм, — произнесем. — Лет ми гоу. (Карщику). Сколько они вам должны?
— Сколь договорились. Семь мест. Чумай-данов три. Сумки четыре.
