Мария Песковская - Там, где два моря
Потом все забудется. Сотрется количество денег, убитых на то, чтобы жизнь пахла лучше. Осыпется вместе с шуршанием целлулоида. Да, воздух вокруг станет пахнуть деньгами. Но случится неизбежно одно из двух: вы привыкнете и сроднитесь или... Начальная нота. Пачули, водяная лилия... Нота сердца. Иланг-иланг, сок замороженного яблока. Нота легкого снобизма и приятной глупости... Мужчинам не понять. Всем прочим андроидам тоже. Ваниль? Нет, ваниль – это пошло. Ваниль хороша в пирожных. Дайте яду и свежести. Хочется убежать. Зачем вы купили эту гадость?.. Наверное, дело в погоде.
Люся вздохнула печально и счастливо. В этот Новый год из нового на ней будет только лак для ногтей и вот это облако. Обещание счастья. Намек на красивую жизнь. Безупречный вкус к жизни. А недурной слоган, а?..
...Впрочем, какая разница? Все равно через три минуты после курантов захочется натянуть уютную пижаму и засунуть ноги в мягкие тапочки. На то она и Лю. Это пускай Лорка с Бэллкой придавливают свои прелести изуверскими «косточками» и стесняют ножки модельной обувью.
Люся Собольская плакала на кухне. Они поссорились прямо перед Новым годом, тем, который по календарю. Раздолбали семейное счастье, как немытую посуду.
Нетерпеливые граждане за окном вовсю палили китайскими ракетами класса «земля – воздух», желая приблизить приход новой жизни. Безнадежно устаревшие бабки ворчали: «деньги на ветер», младенцы вздрагивали, а маленькие собачки на тонких ножках писались там, где их застал конец света. Люсе было все равно. На улице взрывались последние часы и минуты уходящего года, в комнате возбужденно бубнил телевизор, а на кухне Люся поставила локти на стол, опустила голову между ладонями и тупо всматривалась в селедку без шубы. Слезинки набегали по одной, медленно, и время от времени срывались вниз, в подготовленную для любимого салата чистую тарелку. Бац. Бац.
«Ты думаешь, что ты вытащила из колоды козыря, но карты крапленые, – думалось Люсе. Бац. – Твой билет счастливый, но ты забыла его съесть... Ты думаешь, оглядываясь по сторонам, что твоя жизнь устроена и, в общем-то, благополучна. – Бац. Бац. – Она выглядит, кажется, пристойно. Если не брать в расчет соседей, которым достались бесплатные пригласительные в первый ряд – слишком близко к сцене. Но это не так? Еще полшага, немного смелости – и ты ступишь в ряды свободных женщин, хорошо зная грошовую цену этой свободы, которая никому не нужна».
Люся увидела себя старой и одинокой. Очень старой и очень одинокой. Вот она бредет одна, в метель, потому что глобальное потепление – это чушь, точнее, жестокая правда состоит в том, что глобальное потепление обернулось глобальным похолоданием, потому что от таяния льдов в Антарк... в Антарктиде?.. ой, нет, в Антарктике, точно!.. в общем, Гольфстрим перестал быть теплым течением и подули злые ветры, и все вокруг застыло, времена года перепутались, и Люся совсем одна, бредет, несет за плечами груз прожитых лет, а острые мелкие льдинки колют ее старое лицо...
– ...Какое вино будем пить – красное или розовое? – спросил Лёша, плохо пытаясь сделать вид, что ничего не случилось.
Не прокатит у него этот трюк, но полбалла ему можно поставить в зачет. Люся, конечно, не глядела в его сторону, но уши навострила и глазки вытерла. Хотелось есть.
– Лю. Ну я прошу прощения у тебя. Я не знаю за что, но все равно...
– Ты никогда не знаешь...
– Пойдем. Пойдем в комнату. Там елка. Новый год придет туда, где елка.
Лю вытерла слезы. Лю решила вернуться. Барханы и верблюды подождут. Они поедут туда вместе с Лёшей.
Вино было пьяное. Оливки крупнокалиберные. Рыбка – м-мм...
– Шампанское опять останется недопитое.
– Да и ладно...
– А вино неплохое, да? Такое терпкое, не «пустое».
– Нет, не плохое.
Это была их фирменная семейная шутка. Однажды, покупая виноград у армянской женщины, они спросили у нее: «неплохой виноград?» Они хотели услышать уверения, что он хороший, а та почти обиженно ответила: «нет, не плохой!..»
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
Лёша был свято убежден, что чокаться бокалами с новогодним шампанским нужно ровно после двенадцатого удара кремлевских курантов и никак не раньше, поэтому они снова чуть не поссорились.
– Знаешь, что я думаю, – сказала Люся.
– Что? – сказал Лёша.
– Я думаю, что нам не хватает впечатлений. Нам надо куда-нибудь поехать.
– Поедем, Лю. Обязательно поедем.
– Когда?..
Файл 14.docСука Новый год
Лампасик спал в шапочке Деда Мороза или Санты: кто тут у нас главнее – уже и не разберешь, чья это вульгарная красная шапка за пятьдесят центов с белым помпоном, так все перепуталось! В большую шапку как раз поместились задние лапы и одно ухо на круглой башке: наигрался Лампас и уснул, свернувшись теплым кренделем.
Шапку принес Андрюша Раздуев, а до полуночи обещался быть сам, чем немало смутил Бэллу: с Андрюшей, конечно, хорошо, но вдруг проснется Стас и придет, проснется-то он незнамо где, а придет к ней – что она будет делать тогда?
– Лампасик, вставай! Новый год проспишь!
Бэлла уже выбрала из двух вечерних платьев то, в котором ей было не так больно от упавших крыльев за спиной: «Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене. Где твои крылья?..» Бэлла достала из пакета курицу-гриль. Из магазина. С крыльями. Эстергази ее никто не называл, но два крыла и две ноги были в наличии. Бэлла достала из холодильника китайские мандарины. Две бутылки шампанского приветственно блеснули фольгой на горлышках.
Позвонил папа. Шампанское приобретало нужную температуру. Бэлла даже надела платье. Позвонил Андрюша. Поздравил с наступающим. Сказал, что у него все лицо в пятнах. Это ветрянка.
Белка не знала, плакать ей или смеяться: мальчика догнало детство, а ее детство давно прошло, впрочем, это правильно, что он не придет, вдруг придет Стас, но он ей даже не звонит, никто не придет, никто! никогда! никому она не нужна!
«...Где твои крылья, которые нравились мне?»
Почему она раньше не слышала эту песню «Нау»?..
Телефоны молчали все. У соседей сверху завыла собака. Это означало, что семейство «верхних» празднует Новый год не дома. А все прочие звуки радостного оживления в тонкостенном многоэтажном скворечнике не могли заглушить печальную песнь брошенного животного.
Обычно, когда Бэлла распевалась, занимаясь вокалом дома, собака соседей сверху подхватывала ноты и завершала ариозо. Иногда она, собака, затягивала самостоятельно, «отвечая» на телефонные рулады в отсутствие хозяев, тогда Белка просто сходила с ума от этого воя, ну а от такого дуэта сходили с ума и лезли на стену все остальные соседи.
Идти куда-то из дома было поздно. Сжимая в ладони притихший мобильник, уставившись на мандарины неправильного цвета, Белка ощутила странное сходство – не с мандаринами, нет – и поняла, что она сейчас тоже будет выть.
Бэлла разлепила накрашенные ресницы и ощутила неприятное покалывание под правой лопаткой. Саднило. Органза впивалась в кожу холодным металлом. Расстегнутое, но не снятое до конца платье не смотрелось в дневном свете зимнего дня, который изготовился уйти в серые сумерки.
Лампас играл пробками от шампанского, как будто был сыт и доволен жизнью, блестящие кусочки фольги на полу создавали праздничный антураж, бутылки пока деликатно не показывались на глаза, и ...тихо, тихо!.. надо очень осторожно принять вертикальное положение, пока, кажется, ничего не болит, ой!.. Нет, ничего, показалось. Голова тяжеловата, но это так естественно, когда на ресницах столько краски, которую еще не растопили потоки слез. Нет, невыносимо это гадкое железное платье, что так больно впивается в нежную кожу! Надо вспомнить что-то очень важное – анестезия сейчас перестанет действовать...
Да! Он позвонил уже утром, сказал, что не мог дозвониться – сбой связи, линии перегружены, абонент недоступен, слабый сигнал, всего одна черточка, но роуминг недорогой, в Бангалоре жара, все с ума посходили, он тоже, он что-то, кажется, понял, скучает, бедные индусы, обедневшие раджи чуть не потеряли его контрабас в целях наживы, но у них тут еще несколько концертов, а вообще-то достал уже этот Индокитай, свинью есть нельзя по восточному календарю, а корова – священное животное, поэтому он согласился бы даже на магазинные пельмени...
Мобильник заиграл «Пора в путь-дорогу», на экранчике высветилось «Папа», и густой требовательно-добродушный бас прогудел в трубку голосом Деда Мороза:
– Ну давай, сворачивай уже закрылки! Реверс включай – и ко мне!.. Или я к тебе сейчас приеду!
У Верочки был слабый голос ледяной девушки, прыгнувшей через костер. Верочку надо было спасать.
Файл 15.docСанта Сарасате
Когда-нибудь он научится этой штуке – харизме. Он научится выходить на публику, отстраненно неся впереди себя свой живот, но с особым блеском в глазах, больших и неизменно печальных. А сейчас главное – это Она, музыка. И поворот головы... И нервные струны. И Лора, конечно.
