Елена Радова - Сука
Тэк-с, что я имею? Бесконечно дорогую для меня маму, некое подобие семьи, хороших друзей, высокооплачиваемую работу, на которую отправляюсь если не с удовольствием, так с желанием. Ощущение горького одиночества на фоне сдающего свои позиции очередного лета и проглядывающей через него осени с моим пока чуть тронутым золотом тополем под окном.
Нет, так невозможно. Легче представить себе, что он умер. Нелепо и трагически погиб. А я осталась жить. Господи, зачем мне жизнь без него? В таких вариантах раньше уходили в монастырь. Ах, ты к этому не готова?
Терпение и время – вот что нужно, чтобы избавиться от этого моего наваждения. Чтобы обрести терпение, нужно смириться, принять ситуацию и его простить. И отпустить. А меня душит жаба-собственница. Я схожу с ума. И от полного безумия меня спасают лишь вялотекущие будни. Они идут своим чередом, внося определенный смысл в мое существование...
Ольга стояла у афишной тумбы, с преувеличенным вниманием разглядывая навешанные на нее объявления. Крутила в руках пачку сигарет, собираясь ее открыть, и все оттягивала этот нечего не значащий в ее жизни момент.
– Привет! Уж минут десять наблюдаю за тобой. Что так могло тебя на этой неряшливой тумбе заинтересовать? Сигареты тебе открыть? Вижу, эта операция у тебя никак не получается? – услышала она за спиной насмешливый голос. Незнакомый. Делать нечего, она оглянулась с враждебным выражением лица.
– Ой, здравствуй, – растерянно ответила Ольга через секунду, подумав, что выражение ее лица пока остается прежним – злым и неприступным. Раздраженным от постороннего вмешательства в законное одиночество у притянувшей ее тумбы.
– Чего злая-то такая? – спросил Олег, давний знакомый Алешина. Какое-то время они вместе работали, и он частенько бывал у них в доме.
– «Душа моя, мой звереныш, меж городских кулис щенком с обрывком веревки ты мечешься и скулишь», – вдруг неожиданно для себя выдохнула Ольга чужое и такое ей близкое.
– Случилось чего? – незаинтересованно спросил Олег.
– Да ничего не случилось... Хандра.
– Болезнь интеллигентных думающих дам.
– Кто смел – тому отдам, – не своим голосом фальшивила Ольга, выдерживая примитивную рифму.
– Как Колька? – спросил он, делая вид, будто не заметил дурно пахнущей пошлости ее тона.
– В командировке.
– Не хочешь поехать ко мне в гости?
– Нет, мне нужно домой.
– Поедем, прошу тебя.
– Я спать хочу, – устало ответила Ольга.
– У меня поспишь. Купим выпить, хоть поговорю с тобой.
– Да уж, конечно, поговоришь. На черта я тебе, найди кого-нибудь помоложе. Молодую, красивую, наглую, с ногами от плеч.
– Ерунду какую говоришь! – воскликнул он. – Помоложе... А поговорить?
– Да ведь не только поговорить, это ж ясно, – засмеялась она.
– Да я тебя пальцем не трону. Если хочешь – будешь спать на кухне. У меня там диван.
Господи, зачем все это нужно? И тут она посмотрела в его глаза: они были такие несчастные.
– Поедем, – сухо сказала Ольга. – Только не обижайся, если я буду плакать.
Олег жил один. Жена ушла от него несколько лет назад вместе с детьми, которых он безумно любил. Теперь они приходили его навещать. Приводили друзей. Он щедро одаривал их подарками и деньгами – детей и их друзей. Иногда запивал, иногда не в меру. И работал все остальное время как проклятый – хотел отправить детей учиться за кордон, изолировать их от матери.
В квартире у него частенько бывали женщины – молодые и интересные. Одна из них даже задержалась на несколько месяцев. А потом и она куда-то подевалась.
Когда Ольга однажды спросила Алешина об этом, он ответил:
– Да что ты, ему надо жить одному. А то он ненароком кого-нибудь прибьет. Хороший Олег мужик. Только психованный не в меру. Впрочем, он такой потому, что до сих пор любит свою жену. Паскуда она, конечно, редкостная. Ты посмотри – она с детьми ушла, а они у него живут практически постоянно, потому что у нее на них времени нет. На рынке шмотками торгует. От мужиков отбоя нет. Говорят, даже с новым мужем собственной матери переспала – своим свежеиспеченным папашей.
– Ну, у нас чего только не говорят. Лишь бы языки тренировать, – тогда ответила она Коле, думая о том, что никогда нельзя знать, кто прав, кто виноват в каждой отдельно взятой семье.
Связываем свои судьбы, мало думая о последствиях. А потом появляются на свет дети, когда ты еще сам дитя.
Любовь... Начинающаяся, как нам кажется, с великих чувств и кончающаяся постыдными мелкими ссорами, после очередной из которых вдруг яснее ясного видишь, как ты ошибался. И начинаешь винить партнера – по-другому человека, делящего с тобой спальное место, уже не назовешь – язык не поворачивается.
Ну да, у нее с Алешиным не так.
Они – цивилизованные люди, решают все мирным путем. А может, все у них так потому, что Колька просто ее любит? Ошпарившись крутейшим кипятком такой мысли, она тотчас же вышвырнула вон сосуд, ее содержащий. Имя сосуду было – Истина. Он разлетелся на мелкие осколки.
Нет, она не хотела этого знать – эта информация обязывала ее пересмотреть отношения с ним в новом ракурсе. Да это просто невозможно – после всего, что было. А если? Стоит подумать... Ну уж по крайней мере не сейчас, когда она неизвестно зачем (впрочем, врет себе, все ей известно) едет в грязной «шестерке» и слушает рассказ своего неожиданного попутчика об истории фирмы «Роллс-ройс».
Шофер смотрел не на дорогу, а на рассказчика, восторженно и завороженно, будто Олег спустился с заграничных заоблачных автомобильных высот прямо в неприбранный салон его «Жигулей».
Ольга вспомнила, как однажды они с Алешиным у Олега выпивали. О чем бы ни разговаривали в тот вечер, каким-то неведомым путем разговор у них все возвращался к одной и той же теме – семейной. Наконец ей стало чрезвычайно скучно, и Ольга сказала утвердительно:
– Ты любишь свою жену до сих пор.
– Нет, это не то.
– Тогда почему это так сильно бросается в глаза? Я к чему... Может, все-таки можно все наладить?
– Как? – дохнул Олег на нее загнанным зверем. – Как наладить, если она мужиков каждую неделю меняет...
– Откуда ты знаешь? – Ольге было тошно продолжать бездарный этот разговор, но деваться было некуда.
– Дети рассказывают! – зло отрезал он.
Он тогда говорил о женщинах, пренебрежительно называя их «мокрощелками». До той встречи о существовании этого слова она и не подозревала. Слушать все это было неприятно. Она ведь получалась одной из них. Алешин и не слушал – бренчал, о чем-то задумавшись, на гитаре. А вот Ольга почему-то слушала: незнакомый жизненный пласт, озлобленный взгляд, чужой жестокий мир.
Олег был просто безумен в своей любви к детям и ненависти к законной жене, которая распространялась на всех женщин Вселенной. В целом он был достаточно неглуп, но чересчур эмоционален. Вдруг как-то путано заговорил, что у него – все на месте, мужские дела, пояснил он, а счастья нет, и каждая новая женщина вызывает у него приступ скуки и тупой злобы.
Когда он начал говорить об этом, она подумала: со мной бы тебе, голубь, скучно не было. На нее внезапно накатила волна желания. В ее круге не принято было говорить об этих вещах с такой обескураживающей откровенностью.
В следующий момент она отчетливо поняла, что эти настойчивые сообщения о состоянии своих самцовых достоинств – всего-навсего маска. А за ней – смятение потерянного мужчины, совершенно неуверенного в мужских своих качествах. Ведь от него ушла женщина, которую он любит, жена. Ушла не к другому – к другим.
Она тогда равнодушно и чуть-чуть с интересом отметила про себя, что у них могло бы что-то быть. Но вообще-то он был не в ее вкусе – с маленьким курносым носом на крупном лице и намечающимся животом. Мужчина же должен быть худым, как пес. У него должны быть вьющиеся темные волосы. Голубые, меняющие свой оттенок глаза, становящиеся васильковыми в моменты страсти. Еще у него должен обязательно быть слух и голос. Он должен петь умные грустные песни. Если серьезно, то еще много чего у него должно быть. А главное, он должен быть умнее и мудрее своей половины.
Поскольку Алешин отвечал всем этим параметрам, она и связала когда-то с ним свою судьбу.
– Интересно, чего это я тащусь за тобой как хвост? – спросила Ольга, когда они подошли к подъезду Олега.
Ответа на ее вопрос не последовало.
Дома он моментально куда-то исчез, Ольга прошла на кухню. И тут появился он в одних плавках. Она захохотала:
– Ты полагаешь, что подействуешь на меня в таком виде возбуждающе?
– Ничего я не полагаю, просто жарко очень. – Он забегал по кухне, то и дело открывая холодильник. Как-то лихорадочно накрывал на стол, мыл рюмки, до дыр вытирал их полотенцем.
Ольга совершила экскурсию в комнату.
– Извини. Постель разобрана, – сказал он как-то очень осторожно.
– Да ради бога, – улыбнулась она.
