Александр Матюхин - Целующие солнце
Я недоверчиво покачал головой. Ну, зачем им сюда соваться?
— Прошлое идет за тобой по пятам, — шепнула Лена, — вот приставучее! Побежали!
Она развернулась и, обогнув сетчатый забор, скрылась в темноте. И в этот момент я вновь услышал скрип подошв по пыльному полу. И чей-то напряженный хриплый шепот. Мурашки пробежали у меня по затылку. Я заторопился следом за Леной, прочь от света. Темнота ласково предлагала спасение, распахнув свои объятия. Я нырнул в них, словно вернувшийся блудный сын. И темнота не отказала, темнота приняла, окутала, приласкала.
Я вновь включил подсветку фотоаппарата. Он старался, как мог.
— С возвращением, — сказала Лена откуда-то спереди.
Поясница болела, не переставая. Я представил себе, как вернусь в палату, грязный, вспотевший, измотанный. У меня разойдутся швы, кровь будет сочиться из раны по больничным штанам. Тапочки оставят мокрые следы на кафельном полу и линолеуму. Я загажу простынь на кровати. От меня будет плохо пахнуть, а доктор будет меня отчитывать, может быть, даже ругать и угрожать переводом в другую больницу. Но я не буду возражать. Да, виноват, да, шлялся неизвестно где, да, наплевал на дисциплину и на собственное здоровье. Бейте меня, доктор, укоряйте. А я буду сидеть с фотоаппаратом в руках, и наслаждаться ощущением вернувшегося наслаждения.
Как-то так.
Мы шли в темноте по узкому коридору. С одной стороны тянулись трубы, с другой была голая влажная стена. Под ногами валялся какой-то мусор, иногда звенели неосторожно задетые бутылки. Некоторое время мы шли молча, сворачивая куда-то, петляя, углубляясь в странный подземный лабиринт. Шагов за спиной я не слышал, но почему-то чувствовал, что где-то там, позади, нас преследуют. Идут по пятам…
— Нового акробата звали Васей, — неожиданно сказала Лена, — он присоединился к нашему цирку в Волгограде. Отличный акробат, талантливый, трудолюбивый. И красив до безумия. Большие коричневый глаза, широкие плечи, густые кучерявые волосы… м-мм… простыми словами не описать. Наверное, разбил не одно девичье сердце. Как только я увидела его, тут же поняла, что пропала. Действительно пропала. Раз и навсегда. А он был женат на какой-то бледной девчушке, стервозной и худой, словно жердь. Она ревновала его к каждому столбу, контролировала каждый шаг, цепкой хваткой своих тонких пальчиков держала его за горло. Вася на тренировку — она за ним. Вася в кафешку с друзьями — она следом. На выступлениях всегда была за сценой, а после выступления тащила его в вагончик, подальше от людских глаз. Все знали, что Вася с ней страдает. Ну, знаешь, иногда такое видно. Женился он на ней то ли по глупости, то ли из жалости. Я лично подозреваю, что без колдовства не обошлось. В общем, Васе с ней было тяжело. А мне было тяжело без Васи. Через какое-то время я поймала себя на мысли, что думаю о нем все время. Я специально выходила из своего вагончика-конторки, вроде как прогуляться, а на самом деле посмотреть на его репетиции. Вскоре я знала наизусть все его расписание и как-то ненавязчиво, но периодически, попадалась ему на глаза.
Лена внезапно остановилась, и я едва не столкнулся с ней. Луч света заметался по стенам и трубам. Где-то неподалеку гулко и равномерно капала вода.
— Что-то мне не нравится эта тишина, — сказала Лена.
— Ты же хотела приключений, — шепнул я.
— Посмотри вперед, Фил… и выключи подсветку.
Темнота вновь вступила в свои права. Но ненадолго — спустя пару секунд я разглядел впереди прыгающие по стенам яркие лучики света. При этом в тишине было слышно лишь наше дыхание и звуки капающей воды. Лучи то перекрещивались, то расходились в разные стороны, то упирались в пол.
— Я должна рассказать, пока есть время, — неожиданно серьезно сказала Лена, — раз уж начала. Пойдем, Фил.
Она нащупала в темноте мою ладонь и крепко ее сжала. Я не сопротивлялся. Я не понимал, что Лена делает и зачем, но не сопротивлялся. Мы пошли навстречу лучам. Я вступил в лужу. Лена ускорила шаг. Поясница разболелась просто чудовищно, на грани терпимости. Лучи замерли, слившись вместе, но их силы не хватало, чтобы вырвать нас из темноты. Лена звонко шлепнула ладонью по стене. Затем еще раз. Потом мы свернули налево, и пошли неведомо куда. Становилось жарко, воздух тяжелел, обжигал горло, бил в нос едкими запахами. Я обернулся, но не увидел лучей. Таинственные преследователи отстали. Бесшумные оборотни, мерзкие твари, голодные волки, гигантские слизняки, да и все те, кого рисовало в темноте воображение — они отстали. И это не могло не радовать.
— Значит, я в него влюбилась, — произнесла Лена негромко. — Послушай, Фил. Мне надо это рассказать. Ты уж не обижайся. Тебе еще все предстоит, а я заканчиваю. Я уже убегала от прошлого, мне некуда дальше. Мне нужно встретиться с ним, с прошлым, лицом к лицу и все выяснить. А то ведь ударит в спину — и конец. Выслушаешь меня, хорошо?
— Без проблем, — отозвался я, — могла бы и не спрашивать.
— Я навязчивая, я знаю.
Лена помолчала, потом продолжила:
— Его жена, ясное дело, сразу заподозрила неладное. Стервы, они очень чуткие до всего. Они сразу подмечают, улавливают, делают выводы. Честное слово, я никогда не задумывалась над какими-то конкретными действиями. Я не хотела рушить его брак, каким бы идиотским он ни казался. Я просто хотела его видеть. Как можно чаще. Не самое опасное на свете желание, мне кажется. Но эта его девчушка как-то раз подошла ко мне, взяла за руку и, склонившись, прошипела на ухо: «Надо поговорить». Мы вышли за вагончики, и она вдруг крепко прижала меня к стене, навалилась и зашипела на ухо всевозможные угрозы и проклятия. Она обещала натравить на меня каких-то своих родственников, друзей, обещала собственноручно закопать меня в каком-нибудь городке, утопить, зарезать, искромсать, порвать на куски. Ну, а ты же понимаешь, что я не та девушка, которая позволит с собой так обращаться. Понятное дело, я разозлилась, вывернула ее руку, уронила лицом в грязь и, придавив коленом ее шею, начала объяснять, что я в свою очередь могу сделать, если еще раз приблизится ко мне хотя бы на метр. Девчушка что-то шипела в ответ и даже пыталась возмущаться. Напоследок я вывихнула ей большой палец на руке, чтобы помнила, и отпустила. Меня душила сильнейшая злость. Это немыслимо! Какая-то стерва будет мне указывать, что делать и как быть. Понятное дело, на следующий день я решила действовать.
Мы остановились. Звонко щелкнула зажигалка, осветив узкий коридор и Ленино лицо. Запахло табачным дымом, в темноте разгорелся алый огонек.
— Куда мы идем? — спросил я, поглаживая теплый бок фотоаппарата.
— Пока никуда, так просто, — отозвалась она, взяла меня за руку, и мы отправились дальше.
— В конце концов, он стал моим, — сказала Лена, — я долго его добивалась, но все-таки переманила Васю к себе. Не могу сказать с полной уверенностью, что он был бы со мной счастлив. Мы не успели долго пожить вместе, чтобы я поняла это. Но недолгое время мы оба действительно летали в облаках. Его стервозная девчушка закатывала истерики, скандалы, угрожала, приходила в наш вагончик и устраивала какие-то сцены дурацкой ревности. Но потом она успокоилась. Мы как раз переезжали из Ростова в Армавир. Я надеялась, что девчушка сойдет в каком-нибудь крупном городе, потому что она собиралась уехать к своим родителям в Екатеринбург. И Вася на это надеялся тоже. По приезду в Армавир, девчушка действительно ушла. Правда, из своих вещей она взяла только несколько платьев, пару обуви и джинсы. Некоторое время все думали, что она вернется, но вот мы уже отыграли в Армавире и начали собираться для дальнейшей поездки. А от девчушки не было ни слуху, ни духу. Впрочем, никто и не беспокоился. Грубо говоря, девчушка была только обузой, она путешествовала с цирком из-за Васи. В общем, когда мы собрались уезжать из Армавира, то с легким сердцем освободили вагончик от вещей девчушки. А через неделю мне пришло письмо. От нее. Девчушка писала, что ее угрозы были не простым сотрясением воздуха, что она так просто меня не оставит, что она нашла способ отомстить мне и помешать нашему счастью. Она писала, что уже не надеется вернуть Васю, а даже если бы и могла, то не сделала бы этого, потому что Вася ей больше не нужен. Она писала, что теперь живет лишь жаждой мести. Она писала, что будет с нетерпением ждать того дня, когда я умру. Половина письма состояла из сплошных угроз. Одна хуже другой. Мне сообщили, как меня презирают и ненавидят, как будут танцевать на моей могиле и плевать мне в лицо в морге. В конце письма девчушка сообщила, что от ее способа мести нет спасения. Она, якобы, наложила на меня проклятье. В Армавире девчушка направилась прямиком к какой-то старушке-ведьме и за бешеные деньги купила это самое проклятье. С того момента, как я прочту письмо, на меня, мол, обрушатся невезение и неудачи. Я потеряю любимого, работу, счастье и, в конце концов, жизнь. Более сумасшедшего письма я в своей жизни не читала. Меня позабавила ее увлеченность японскими ужастиками. В письме не хватало только мертвой японской девочки или какого-нибудь смертельного заклинания. В общем, поначалу было забавно. А потом началось. Кто бы ни продал этой девчушке проклятие, свое дело он знал. Это могу заявить как сложившаяся гадалка. Собственно, из-за проклятья я и стала гадалкой. Не для кого-нибудь гадаю, а для себя. Чтобы суметь жить с невезением и неудачами, нужно совершенно четко видеть свое будущее и свою судьбу. Без этого я давно бы уже была мертва.
