KnigaRead.com/

Кадзии Мотодзиро - ЛИМОН

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Кадзии Мотодзиро, "ЛИМОН" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Открыв для себя эту тропинку, я частенько стал гулять здесь в абсолютной тишине, чего-то ожидая. Я обычно доходил до того места, где холодный, как в погребе, воздух из криптомериевой рощи попадал на тропинку. Старая сточная труба торчала из сумерек рощи. Если внимательно прислушаться, доносилось еле слышное журчание. Я ожидал именно этот звук.

Почему подобные вещи трогают мое сердце? Однажды, тихим днем я впервые уловил этот звук, и тогда вдруг почувствовал, что он наполнен удивительным очарованием. И чем дальше, тем больше внимания я обращал на него. Однако, как ни странно, каждый раз, когда я слышал это красивое журчание, в окружающей меня картине чувствовалось странное несоответствие. То тут, то там росли орхидеи, чахлые цветки без запаха покачивались на стеблях, а у корней криптомерии было темно и сыро. Сточная труба лежала среди растений, старых и высохших, как и она сама. «Звук доносится вот отсюда», — решил я, руководствуясь разумом, однако, прислушавшись к журчанию прозрачной воды, понял, что мое зрение и слух утеряли единство. Вместе с ощущением какой-то странного несоответствия я почувствовал, как мое сердце наполняется удивительным очарованием.

Нечто подобное я пережил, когда увидел синие цветы в траве, покрытой росой. Эти синие цветы, почти неразличимые в зеленых зарослях травы, таили это самое удивительное очарование. Я с удовольствием предался иллюзии, что цветки в траве, покрытой росой, того же цвета, что и синее небо, и синее море. Подобное же очарование вызывали и звуки невидимой воды.

Непостоянство, с которым маленькие птички порхают с ветки на ветку, меня раздражало. Меня мучила эта суета, пустая словно мираж. А тайна становилась все глубже. В той темной и унылой обстановке, в которой я находился, она наконец-то зазвучала, словно слуховая галлюцинация. Вспышка, продлившаяся лишь долю секунды, осветила мою жизнь. Каждое мгновенье этой вспышки потрясло меня. Я не был ослеплен безграничностью жизни. Перед моими глазами было глубокое отчаяние. Какое несоответствие! Словно пьяный, который вместо одного предмета видит два, я был вынужден видеть два образа одной и той же реальности. Один был освещен идеальным светом, а другой нес с собой темное отчаяние. А затем, в тот самый момент, когда я уже почти разглядел их, они накладывались друг на яруга, и возвращали меня в скучную действительность.

Когда нет дождей, вода в сточной трубе пересыхает. Да и мой слух время от времени словно бы терял чувствительность. И точно так же, как исчезает загадка цветов после завершения поры цветения, с какого-то момента труба потеряла свою загадочность, да и я перестал останавливаться там. Однако каждый раз, как я гулял по горной тропинке и проходил мимо сточной трубы, я не мог удержаться от мыслей о собственной судьбе:

«Надо мной висит вечная скука. Иллюзия воедино сливается с отчаянием».

ИНСТРУМЕНТАЛЬНАЯ ИЛЛЮЗИЯ

Молодой пианист из Франции с осени до самой зимы давал большую концертную программу, демонстрируя свойственное французским пианистам мастерство исполнения. Репертуар состоял из немецких классических пьес, а также французских пьес, которые исполнялись так редко, что я знал о них лишь понаслышке. В течение нескольких недель я посетил шесть абонементных концертов. Концертным залом служил гостиничный холл, слушателей было немного, и я мог погрузиться в атмосферу абсолютного спокойствия. С каждым разом я все больше привыкал и к залу, и к головам и профилям окружающей публики, словно бы входил в свой школьный класс. Мне нравилась эта форма проведения концертов.

Это был один из последних вечеров. Я вошел в зал с несвойственным мне спокойствием и ясностью мыслей. Я внимательно слушал, не пропустив ни такта из первой части большой сонаты. Когда она закончилась, я понял, что смог ощутить все нюансы этого произведения. Я предвидел, что этой ночью у меня будет бессонница, и мои бессонные страдания лишь возрастут от теперешнего счастья, но в тот момент впечатления, которые я испытывал, были настолько сильны, что мои предположения о последствиях не оказали на них никакого влияния.

Наступил антракт. Переглянувшись с приятелем, сидевшим неподалеку от меня, мы пробрались сквозь толпу на улицу. Мы не говорили ни слова о музыке, молча курили, словно сговорившись, каждый был сам по себе, что как нельзя лучше соответствовало и этому вечеру, и этому моменту. Я почувствован, что сильное впечатление, захватившее меня, сопровождается своеобразным чувством отрешенности. Я вытащил сигарету. Медленно затянулся. Все как всегда. — И ночное небо, отсвечивающее красными огнями, и синие искры, которые то и дело вспыхивают в нем… Но когда я услышал, как озорной свист, донесшийся неизвестно откуда, выводит мотив, столько раз повторявшийся в этой сонате, я почувствовал, что сердце наполнилось острым отвращением.

Антракт еще не закончился, но я вернулся на свое место и рассеянно наблюдал за лицами женщин в пустом зале, чувствуя, как сердце постепенно обретает спокойствие. Однако вскоре прозвенел звонок, люди возвращались в зал, и, когда на прежних местах возникли знакомые головы, они перестали быть узнаваемыми. Моя голова словно заледенела, и еще до того, как зазвучало следующее произведение, я почувствовал отторжение. В этом отделении одна за другой исполнялись современные короткие французские пьесы.

Все десять белых пальцев пианиста ударяли по клавишам то словно гребень волны, которая, поглощая пену, устремляется вперед, то словно домашние животные, которые играют друг с другом. Казалось, что иногда они звучат независимо от исполнителя, двигаются отдельно от музыки. Мой слух внезапно оторвался от музыки, и я стал прислушиваться к залу, затаившему дыхание. Такое со мной случалось нередко, поэтому вначале я не придал этому значения, но по мере того, как программа подходила к концу, это становилось все явственней. Вечер и правда был странным. Может быть, я устал? Нет, дело было не в этом. Я был слишком напряжен. Обычно, когда заканчивалась пьеса, и все аплодировали, я оставался неподвижным, но в этот вечер я застыл так, словно меня приковали к месту. А затем волнение зала стало вновь стихать, словно бы все это было какой-то одной длинной мелодией, рожденной в моем сердце.

Не играл ли и читатель в эту игру в детстве? Когда со всех сторон тебя окружает людской гомон, пальцами затыкаешь оба уха, а потом то открываешь, то закрываешь их. И вместе с этим прерывистым шумом лица всех окружающих становятся бессмысленными. Однако никто из них не подозревает об этом, и уж тем более не обращает внимания на то, чем занят ты. — И вот такое же чувство одиночества внезапно охватило меня. Это произошло в тот момент, когда правая рука исполнителя рассыпала бисер быстрого пианиссимо. Все как один затаили дыхание, растворившись в этих удивительных звуках. Внезапно очнувшись от абсолютного удушья, я был поражен.

Что за странное окаменение? Если сейчас, в довершение всего, эти белые руки совершили бы убийство, наверное, никто бы даже не вздумал и вскрикнуть.

Словно сновидение я вызвал в памяти недавние аплодисменты и гул. Они все еще были ясно отпечатаны в моих глазах и ушах. После такого шума — такая тишина. — Это было совершенно непостижимо для меня. И это не приходило в голову никому из них, они устремились вслед за музыкой. В моем сердце поселилась пустота. Я думал о беспредельном одиночестве. Концерт — Большой город вокруг — Мир… Пьеса закончилась. Замирающий звук пронесся как зимний ветер. А потом вновь в тишине зазвучала музыка. Но все это для меня уже не имело смысла. А люди то шумели, то затихали, но какой в этом был смысл, для меня осталось неясным, как бывает во сне.

Вместе с последними аплодисментами закончился вечер. Взяв пальто и шапки, слушатели начали вставать со своих мест, и я, больной от одиночества, плечом к плечу с другими направился к выходу. Недалеко от дверей передо мной возникли могучие плечи, обтянутые пиджаком, которые венчала толстая шея. Я сразу узнал, что это любитель музыки, именитый князь. Запах ткани ударил по моему одиночеству, в этот момент что-то произошло, и фигура, исполненная достоинства, вдруг съежилась и тотчас распалась. Удрученный тем, что, сам того не желая, приписывал ответственность за одно и то же преступление стольким людям, я поспешил в гардероб, где дожидался меня приятель. В этот вечер мы нарушили заведенный порядок и не пошли на Гиндзу. В одиночестве я побрел домой. Не стоит и говорить о том, что бессонница, как я и предполагал, мучила меня несколько ночей.

ЗИМНИЕ МУХИ

Какие они, эти зимние мухи? Еле-еле ползают. Подносишь к ним палец, но они и не думают улетать. Кажется, что они уж и не смогут летать, но нет, наконец неохотно взлетают. Где же они растеряли свое назойливое и противное летнее проворство? Цвет блеклый и темный, крылья жалко повисли. Брюшко, набитое грязными внутренностями, узкое, как бумажная веревка. Не обращая никакого внимания на нас, они корчатся на постельном белье.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*