Маруся Климова - Домик в Буа-Коломб
— Ах как это вкусно! — и, чавкая, съел. Он не придавал особого значения материальным удобствам, и был доволен тем, что у него теперь, хотя бы, есть крыша над головой.
Раньше, когда он бродил по Франции, он ходил по лесам, и даже когда наступала ночь, он шел всю ночь, глядя на луну, которая служила ему ориентиром. Он не спал ночью, потому что в лесу на воздухе он никак не мог заснуть, к тому же он боялся, потому что его могли убить и ограбить. Однажды он спал в каком-то сарае рядом с клошаром, и тот захотел трахнуть его в зад, а Пьер злобно его оттолкнул. Потом, вспоминая об этом, он говорил, что если когда-нибудь его и выебут в жопу, то это будет не грязный клошар. А однажды ночью зимой он чуть не замерз, его спасла большая косматая собака, к боку которой он прижался и так провел всю ночь. Правда, собак Пьер все равно не любил, как и остальных животных. Пьер спал днем, когда светило солнца, с тех пор он любил солнце. Часто, валяясь у себя в деревне в Нормандии на дворике, окруженном глухой стеной, он говорил вслух:
— Солнце — это наш бог!
И когда он приехал туда с Галей, они выпили три бутылки красного вина, и Пьер попросил ее залезть на лесенку, только без трусов, и когда она удивилась, рассказал, что в детстве видел фильм, в котором девушка собирала вишни и залезла на лесенку, но трусы не надела, забыла, что ли, а ее молодой человек стоял внизу и ласкал ее, отчего та, естественно, не могла собирать вишни. С тех пор Пьер завидовал тому молодому человеку и мечтал тоже оказаться в такой ситуации, и хотя тогда вишен еще не было, а стремянка стояла в грязной кухне на каменном полу, он все равно хотел повторить этот опыт, и наконец ему это удалось.
Ночью, лежа в постели рядом с Галей, он расспрашивал ее про покойников, и наконец, когда она просто завопила на него не своим голосом и попросила заткнуться, он в раздражении, кипя от благородного негодования встал, взял свое одеяло и волоча его по полу, вышел из комнаты. Он хотел приласкать Галю, но она оттолкнула его руку и выругалась. Пьера это очень задело, он сказал Гале:
— Ах вот как! Когда отталкивают руку, которая хочет тебя приласкать, это кое-что значит!
Когда сестра Пьера была маленькая, она провалилась в нужник, устроенный во дворе, возможно, с того случая она была немного не в своем уме и иногда по ночам в своей квартире начинала громко кричать, тогда соседи вызывали полицию, и ее увозили в сумасшедший дом. Покойный муж сестры Пьера был еврей, так что никто в их семье никогда не был антисемитом.
* * *В Париже несколько еврейских кварталов, в одном из них возле бульвара Сен-Мартэн, где огромное количество лавочек, в которых торгуют оптом и того и гляди могут всучить тебе какую-нибудь дрянь, жила родственница сестры Пьера, которая немного повредилась мозгами после смерти своего мужа, у нее в квартире вечно жили приживалки, она уже не могла жить одна, ей было необходимо кого-нибудь тиранить и чтобы ей кто-то помогал, с ней разговаривал и следил за ней, чтобы она куда-нибудь не ушла, своего мужа она тоже держала в ежовых рукавицах.
Однажды она встала в два часа ночи, накрасилась, оделась и собралась уходить из дому, хорошо, что старушка по имени Вера, которая тогда жила у нее, проснулась и удержала ее. Старуху звали мадам Израэль, она обычно прятала от Веры мыло и туалетную бумагу и совсем ее не кормила, а по субботам та должна была зажигать у нее огонь, и готовить пищу заранее в пятницу, потому что в субботу это было запрещено. Она часто повторяла:
— Я хочу, чтобы у меня все было чисто в моей маленькой уютной квартирке!
Ее сын, у которого раньше тоже была лавочка, продал ее и уехал в Англию вслед за своей женой, с которой он вскоре развелся, потому что та его била, такая она была здоровенная бабища. Но у них были дети, и сын иногда ездил их навестить. Он привез к своей маме в квартиру коробки с товарами, потому что больше девать ему их было некуда, теперь они лежали у нее на шкафах, и маму это ужасно раздражало:
— Это не помойка! Он привез свои коробки ко мне! Я хочу, чтобы у меня все было чисто в моей маленькой уютной квартирке!
Но она все же не выбрасывала их, потому что это был ее младший любимый сын. Она любила русских и хотела, чтобы у нее жили только русские. Ее дочка находила ей русских, которые за небольшую плату соглашались присматривать за ней.
Когда мадам Израэль была недовольна кем-нибудь из них, она подходила к телефону, звонила дочке и говорила:
— Что это она тут делает! Здесь ей не Россия!
Старушка по имени Вера жила у нее четыре года, она рисовала картины, сидя в своем уголке, корабли на Неве и Петропавловскую крепость, раз в неделю она ходила убирать еще и к старику, с которым заключила фиктивный брак, чтобы приехать во Францию. Она была не прочь у него остаться навсегда, но он этого не хотел, а только давал ей конфетку, нежно целовал и говорил:
— До свиданья, Вера, до понедельника!
В конце концов, ей все это надоело, но в Россию она возвращаться не хотела, ей было хорошо и во Франции.
Напротив в окне, на расстоянии двух метров, каждый день около двенадцати отец семейства с длинной бородой в ермолке садился за стол и долго сосредоточенно ел, он был в очках и очень толстый, вечером он надевал лапсердак и отправлялся в синагогу, его жена, тоже в очках, с огромным носом и толстым задом, целыми днями трепалась по телефону и жрала из коробки кукурузные хлопья. По дому бегали хорошенькие черненькие мальчики с румяными щеками и с черными пейсами, тоже в ермолочках, они появлялись в одном окне, потом исчезали, появлялись в другом. Вечером муж с женой удалялись в свою спальню, потом через некоторое время, если окно было не закрыто, оттуда слышались стоны и вздохи.
Этажом ниже сумасшедший юноша, высунувшись в окно, рассказывал прохожим о том, что у него в желудке завелись чудовища и не только в желудке, но и в комнате под кроватью. Он делал это примерно два раза в неделю. У него в квартире всю ночь горел свет.
* * *Когда Маруся проснулась, на часах было три часа утра, значит, она спала всего три часа. Марусе приснилось, что ночью в комнату входила согнутая фигура в белом, подходила к самой кровати, а потом бесшумно исчезла, как фигура марусиного дедушки во сне, который она видела уже после его смерти, когда он весь в белом, и сам белый, подошел к ней и звал за собой, и она уже хотела идти с ним, но в последнюю минуту испугалась и не взяла его за протянутую ей руку. Проснувшись она не могла понять, сон это или было на самом деле. Может быть, Пьер пытался проникнуть к ней в комнату, потому что Гали с дочкой не было дома уже две недели, а Ивонна была в сумасшедшем доме.
Маруся вспомнила, как однажды ночью сюда заявился Антуан, приятель Пьера из Сент-Анн. Сначала он пришел днем, и Маруся накормила его — сварила макароны, он поел, и поинтересовался, где Пьер. Маруся сказала, что Пьер уехал в Нормандию. Вероятно, Антуан принял это за намек и ночью явился с огромным тюком за спиной, долго звонил у ворот, а потом перелез через ворота, и стал бродить вокруг дома. Антуан гремел ставнями, пытаясь проникнуть в дом, шуршал внизу листьями или бумагой, и потом залез на крышу соседнего гаража и долго ходил по ней в призрачном свете луны.
Маруся в ужасе побежала вниз, проверить, все ли заперто, в кухне ставни были сломаны, и закрывались плохо, поэтому Антуану почти удалось открыть их, правда, не до конца. Маруся спустилась в подвал, где были еще два маленьких оконца, и срочно тоже закрыла их. А Антуан еще несколько часов продолжал стучать в окна и трясти двери.
Под утро начал накрапывать мелкий дождь. Наконец, видимо утомившись, Антуан уселся в кресло прямо под дождем, накрылся простыней, которую извлек из своего узла, и заснул. Утром его обнаружил Пьер, вернувшийся из Нормандии.
Он отправился в Нормандию на неделю, но по дороге внезапно вспомнил, что ему нужно к зубному врачу и сразу же поехал обратно. Правда, по дороге назад Пьера снова охватили сомнения, и он опять повернул в сторону Нормандии. Потом опять повернул назад, затем опять решил ехать в Нормандию. Так повторялось несколько раз — Пьер поворачивал то в одну, то в другую сторону. Но в конце концов, он решил, что зубной врач важнее. Однако, вернувшись, Пьер сразу же отправился к себе в комнату и лег спать. Ни к какому врачу он так и не пошел.
* * *Из-за того, что у Пьера совсем не было денег, он
почти не покупал никакой еды, ел где-нибудь в гостях, а дома старался поесть то, что купят его жильцы. Но они тоже не особенно много покупали, а если и покупали, то уносили в свои комнаты. Ивонна же и вовсе съедала все из холодильника, когда не худела, а худела она редко — особой необходимости в этом не было. А Диму Пьер отвез к себе в Нормандию, где у него был еще один дом. Пьер возил туда всех своих гостей, Марусю, Галю с Юлей. Обычно они выезжали утром, а приезжали поздно ночью, когда было уже совсем темно. Пьер ездил в Нормандию чуть ли не каждую неделю, однако постоянно путал дорогу и спрашивал у редких прохожих, куда ему ехать. Вдоль дороги были установлены столбики, покрашенные фосфорецирующей краской, которые отражали свет фар проходивших автомобилей, поэтому казалось, что столбики светятся в темноте. Маруся помнила, как ей хотелось спать, когда они доехали до дома, было уже совсем темно, в доме тоже не было света, и в темноте Пьер так и не смог включить свет, поэтому им пришлось устраиваться на ночлег в полной тьме, Пьер лег на надувной матрас прямо на бетонном полу, а Маруся устроилась в сарае во дворе, там стояла раскладушка. Утром она обнаружила, что дом очень большой, целых три этажа, и даже есть ванная и два туалета, один на первом этаже, а другой — на втором. Третий этаж был совсем не отделан, там повсюду валялась стекловата, утром Маруся с ужасом увидела это, потому что ночью, когда они приехали, хотела сперва лечь спать там, и задним числом испугалась, представив себе бесчисленное количество стеклянных иголочек, впившихся в ее тело. Утром они сразу же поехали загорать и купаться на озеро Коко, которое называлось так, потому что было круглое, как кокос. По дороге они срывали ежевику, которая росла там прямо вдоль дороги, и ели ее.
