Ирэн Роздобудько - Лицей послушных жен (сборник)
Но если бы в тебе самом не было этого дара, ничего бы не произошло!
Извини, что подвергаю нас такому испытанию. Тебе опять придется ждать. А я не знаю, смогу ли вернуться».
Я поставила точку.
Свернула листок треугольником и посмотрела по сторонам. Утренний свет уже полз по стенам, еще пять минут – и настанет новый день. Совсем другой новый день, в котором и я буду другой. И потом, когда он пройдет, и потом, когда пройдут миллионы дней от этой ночи.
Я сняла со стены фотографию, погладила ее пальцем, перевернула и отогнула гвоздики, осторожно вынула стекло и картон, удерживавшие ее. Положила листок между картоном и снимком и так же осторожно поставила все на свои места, повесила фото назад, на стену.
Больше всего мне хотелось вернуться в спальню, влезть под одеяло, нырнуть под его руку, снова врасти в него, чувствуя себя в безопасности.
Но у меня была еще масса нерешенных дел, которые я не могла переложить даже на него. Я тихо оделась и неслышно вышла за дверь.
Замок щелкнул слишком громко.
Я стремглав помчалась по лестнице.
И мчалась без остановок еще пару кварталов, пока хватало сил и дыхания, чтобы не повернуть назад…
…Было около шести утра. Я не садилась в транспорт – куда спешить? Если и стоит куда-то бежать, так это назад, туда, где сейчас, наверное, царит отчаяние. Но я знала: все смогу исправить позже. В данном случае не может быть никаких «если бы». И эта уверенность придавала сил двигаться все дальше и дальше от дома.
Шла, как в невесомости или во сне, преодолевая силу сопротивления, которая тянула меня назад. Так, наверное, идут по пустыне или по тундре, увязая в песке или в снегу…
По тротуарам ехали поливальные машины, окрашивая воздух радужными струями воды.
Утренний город – пустой, прозрачный, гулкий: я слышала каждый свой шаг. Надо было бы где-то присесть и наконец поразмыслить над тем, что произошло и что будет дальше. Возвращаться в «свой дом» сейчас не было никакого смысла – что я там буду делать с утра? Но куда податься?
Мне пришло в голову пойти в университетский сквер – тот самый, где всего несколько дней назад я встречалась с Олегом. Немного сориентировалась на местности и поняла, что прошла уже немалый путь и этот сквер находится совсем рядом. Там можно будет просидеть до обеда, а потом направиться «домой» – у меня же есть ключи. Ну и, конечно, пропуск-тапочка лежал в сумке.
Я начала подниматься вверх по аллее – именно по ней покатилось «яблоко искушения», за которым я так неосмотрительно побежала…
В сквере уже кипела жизнь: на скамейках сидели старушки, для которых этот утренний час был обеденным временем, катали коляски молодые мамаши, выгуливали собачек жители ближайших домов. И повсюду шумными стайками толпилась молодежь – я вспомнила, что сейчас идет летняя сессия.
Нашла свободную скамейку и села, чувствуя, как гудят ноги, – все-таки я преодолела немалое расстояние.
Теперь можно прийти в себя, навести порядок в мыслях. Хотя никакого порядка там не было! Не могло быть.
Я закрыла глаза. Кажется, я только то и делаю, что сижу на бесконечных скамейках в бесконечном пространстве, словно какая-то кошка, которая передвигается с места на место в поисках свободы.
Что произошло этой ночью?
Самое банальное формулировалось просто: я впервые изменила Мирославу.
Зато теперь я обрела цельность, несмотря на то что потеряла все остальное – здравый смысл, стабильность и прагматизм. Но я потеряла все это еще тогда, когда согласилась поехать во двор своего детства. А, как известно, снявши голову, по волосам не плачут. И разве можно плакать, если именно здесь на меня обрушилась… любовь?
В том, что это любовь, не было никаких сомнений.
В том, что с Мирославом отношения, – тоже.
Теперь я четко понимала огромную пропасть между этими понятиями. Вспомнила, как постепенно складывались эти отношения, как шлифовался каждый камушек совместного существования, как притирались все грани, сглаживались углы, как выставлялись флажки «моя-твоя территория», согласовывались привычки. Это был громадный труд по вырабатыванию современного партнерского существования по всем законам науки о психологической совместимости двух равноправных сторон.
И в этом были достигнуты большие успехи. Даже присутствие в жизни верной Томочки мы с Мирославом рассматривали с философской точки зрения. Мы никогда не повышали друг на друга голос, так как это было «неинтеллигентно». Не ревновали, поскольку считали это демонстрацией неуважения к «свободе личности». Сдерживали эмоции. На первых порах, когда они у меня зашкаливали и я влетала в кабинет мужа, захлебываясь собственным голосом, слышала от него рассудительное: «Тише и – по сути!» Потом вообще научилась «тише и по сути», то есть – никак.
Главными для нас были покой и сохранение «своих территорий».
Я чуть не плюнула себе под ноги! Черт побери, как я могла жевать эту траву?! Забыть вкус того, что волновало меня с юности: шальное, почти животное желание жить только на высоких оборотах – нарушать все территории и правила?! Может быть, меня просто одолел страх высоты и перемен?
А была ли наша встреча с Иваном случайностью – тогда и сейчас? Точнее сказать, сейчас и тогда?
…Она спросила у него об этом уже под утро, когда у обоих слипались глаза, но страх заснуть пересиливал сон и усталость.
– Я думаю, что случай – часть закономерности, – серьезно сказал он, прижимая ее к себе так крепко, что она опять начала задыхаться.
– Как у нас с тобой?
– А разве нет? – Он задумался и начал фантазировать: – Смотри: утром ОНА надевает голубое платье, и оно кажется ЕЙ неуместным, ведь на улице идет дождь, и ОНА возвращается, чтобы переодеться. В это время ОН идет в какое-нибудь кафе перекусить, но вспоминает, что забыл на столе кошелек, и возвращается за ним. Вместе ОНИ тратят пять-десять минут – те самые, неслучайные, которые повлияют на дальнейшее развитие событий. Потом ЕГО любимое кафе – назовем его… «Ля Перла» или «Синий конь» – оказывается закрытым, и ОН идет дальше…
– А что в это время делает ОНА?
– ОНА? Выходит за порог своего дома и идет в том же направлении по каким-нибудь делам. Идет под дождем – одна на пустой улице.
– А дальше?
– А дальше происходит так: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!..»
– Ого! Откуда ты знаешь?! Разве эта книга уже напечатана?! Где?
Ее совсем не удивляли его выдумки, ведь она сама наплела кучу небылиц, от которых было сладко во рту. Ее поразило то, что здесь, в 80-м году, он читал «Мастера и Маргариту».
– А ты где ее достала? – лукаво спросил он, и она поняла, что чуть не потеряла бдительность.
Не ожидая ответа, он добавил:
– Я прочитал в самиздате – за одну ночь.
Она вспомнила кипу макулатуры, которую родители собирали, чтобы получить талон на полное собрание сочинений Анн и Сержа Голон.
Никакого самиздата у них не было…
– Значит, мы познакомились на улице? – прошептала она ему в самое ухо.
– Ага. Сто лет назад. Поэтому я сразу узнал тебя, когда увидел спящей за моим столом…
Ох, если бы она могла сказать, как давно они знают друг друга!
Но она только улыбнулась:
– Это нормально – знакомиться на улице?
– Обычно я не смотрю на прохожих. Но у тебя не было зонтика…
– Я была мокрой и выглядела жалко?
– Мы оба были мокрыми на пустой улице. Чем не повод для знакомства?
– Здесь свободно? Можно присесть возле вас?
Я открыла глаза.
Перед скамейкой стоял какой-то учтивый старичок с шахматной доской под мышкой. Я не сразу поняла, чего он хочет. Еще была там, в спальне, в объятиях, в грезах наяву.
Я кивнула. И от этого движения из-под моих век вытекли две длинные струйки, скатились со щек на подбородок. Даже не представляла, что слезы могут выжигать на лице такие болезненные дорожки!
Старик извинился и без единого слова поковылял дальше.
А на меня снова обрушился поток сознания, открывающий тайные шлюзы только в определенные моменты, чтобы вынести на поверхность то, что в нормальной жизни кажется бессмысленным и непонятным, – мои настоящие желания и мечты.
Чего она хотела?
…Иметь большой дом, в котором много комнат. Чтобы в одной были разбросаны краски – миллионы разных тюбиков! И чтобы в ней стояли мольберты с недорисованными картинами, ведь законченная картина означает маленькую смерть.
В другой – все для шитья: клубки ниток и подушечки-ежики, утыканные серебряными иголками.
В третьей она вырезала бы из дерева своих маленьких божков, которых видела в лесу в детстве, в четвертой на дубовом столе стоял бы большой «Ундервуд», на котором бы она отстукивала бесконечный роман, каждая часть которого начиналась бы словами: «Бог есть любовь…»
