В. Виджани - Мечта
— Кто? Ведьма… творческая, ранимая, мечтательная. — Андрей закрыл крышку ноутбука.
— Что, зацепила тебя? — Стас хмыкнул.
— Я уже подписал. — Андрей бросил ручку на стол и отодвинул бумаги.
— Летов завел себе виртуальную подружку! — Стас закатил глаза и поцокал языком. — Кому сказать — не поверят!
— А ты собрался трепаться об этом? Не советую. — Андрей нехорошо прищурился.
— Да ты чё! Я же пошутил! — Парень готов был провалиться сквозь землю.
— А я нет, — рубанул Андрей. — Свободен.
ГЛАВА 19
Сука-любовь
Сумерки наливались электрической синевой, разреженный воздух искрил. В комнате царил полумрак, подслащенный ароматом бабушкиных духов и запахом старой мебели. В узкой венецианской вазочке, обвитой ниткой жемчуга, увядала белая лилия. Бутон, похожий на сердце, сох и темнел. «Нужно… все менять, — кололо в виске, — и сердце тут ни при чем».
@
Надвигалась гроза. Воздух, вдруг превратившийся в целлофан, лип к коже, и отодрать его не было никакой возможности. Мне нужна помощь. Совет, нет, слово… Хотя бы звук. Пальцы скользнули по клавиатуре, и я обжигаюсь о горячие клавиши. Ожог не вызывает боль — наоборот, успокаивает, и я проваливаюсь в бездну.
…Меня будит незнакомый вкрадчивый голос, монотонно считающий балетные позиции: «И раз, два, три, амбуате, батман тандю жете, релеве, следим за корпусом и правой кистью. А теперь неожиданное фуэте. Вот так… апломб… и реверанс. Прекрасно. После перерыва попробуем в па-де-де». Пересилив страх, направляюсь к двери. Едва прикоснувшись к замку, отдергиваю руку — тот же голос, причмокивая и вздыхая, шепчет: «Между ними нет ничего из ряда вон — обыкновенный флирт. Мужчина и женщина. Ничего нового. Глупо было бы предполагать нечто иное в цифровой Вселенной. И поэтому — никаких шансов исполниться». Мне не нравится роль соглядатая, и я поворачиваю колесико замочного механизма. Но увы… в парадном никого. Странно, оказывается, тишина умеет разговаривать, а в моем случае — констатировать факты… следует признать, весьма и весьма неутешительные. Действительно, что может быть хуже виртуального флирта? Почему не имеющие веса слова, набор символов и многоточий могут вызвать волнение, похожее на влюбленность? А может, я стою на пороге выбора — шагнуть в неизвестность или вернуться к мышеловке, в которой ждет лакомый кусочек счастья? Я устала от неизвестности и поэтому возвращаюсь назад.
Компьютер встречает меня урчащими звуками, словно там поселился диковинный зверь. Разгоряченные клавиши выпрыгивают из панели, пружиня под пальцами. Страница личных сообщений пестрит сердитыми желтыми головами. Они катаются между словами, расталкивая несчастные буквы. От их мельтешения рябит в глазах, и нет возможности читать.
— Здравствуй, Ева! — раздается из полутемного угла. Вздрогнув от неожиданности, поднимаю глаза. Прямо передо мной, неестественно выпрямив спину, сидит он, похожий на молодого Будду.
— Ты?.. Но как?! — кричу я и, пугаясь своего голоса, прикрываю ладонью рот.
— Я или не я, это с какой стороны экрана посмотреть. — Довольный произведенным эффектом, он усмехается.
На всякий случай решаю промолчать — говорить с привидениями попахивает шизофренией.
— Так и будешь молчать?
— Привет… — шепчу я, соображая, как бы незаметнее ущипнуть себя. Незаметно не получается.
Лицо Будды каменеет. Он пристально разглядывает мои руки, словно готовясь уличить во лжи.
— Скажи, тебе ведь важно знать, с кем ты общаешься? — Он замолкает, прислушиваясь к глухим раскатам грома. — Думаю, важно. Поэтому ты не оставляешь попытки понять, с кем именно ведешь диалог. Просчитываешь варианты, напрягаешь воображение. Учитывая погрешности вирта, варианты могут быть самые фантастические.
Спасает Ведьма:
— Ты? Фантастический вариант общения?! Не смеши! — Она крутится где-то рядом, не обнаруживая себя.
Я успокаиваюсь и выпаливаю:
— Мне не все равно! Поверь!
— Ты не понимаешь, о чем именно я говорю, — тихо роняет он.
— Понимаю! И просчитывать я начала после… после… Злобный смайлик с размаху плюхается мне на колени. Я пытаюсь согнать его, но он ловко увертывается.
— Ты сегодня возбужденная какая-то. И упрямая. Оспариваешь очевидные вещи…
Он поднимает руку. В окне мелькает молния, за ней следует удар грома.
Я теряюсь, и от этого становится неуютно. Слова застревают во рту острыми льдинками, царапая нёбо.
Он плавно опускает руку, и небо, прослезившись, утихает. Как странно… Время с ним может тянуться бесконечно долго, а может лететь со скоростью дыхания. Он — настоящий дирижер. Умело ограничивает темы, а все, что выходит за установленные им рамки, ненавязчиво игнорирует. Если вдруг у тебя возникнет желание пообщаться с Буддой, прежде всего необходимо принять его условия. Я всегда подчиняюсь условиям. Хотя, пожалуй, в отношении с ним у меня есть козырь. Как я могла забыть свою Ведьму? Конечно, он заинтригован — бесшабашная Ведьма и ему вскружила голову. Однако он не был бы «большой рыжей Обезьяной», если бы принимал любой ответ за чистую монету. Ему обязательно нужно сначала усомниться, некоторое время подумать и только потом, удостоверившись в чистоте помыслов своей визави, поверить, чтобы опять… усомниться.
— Знаешь, — шепчут мои губы, — я не рассчитывала, что встречу тебя или… кого бы то ни было, кто станет… моей небезразличностью. Извини, не хочу говорить об этом вслух.
— Вот и я о виртуальности. — Склонив голову, он щелкает пальцами, и за окном начинает накрапывать дождик.
Я потерянно замолкаю, проклиная чертову Марго, которая исчезла в самый неподходящий момент.
— С тобой могут общаться от своего имени, а играть заранее подготовленную роль… например Обезьяны. Дышать становится легче.
— Я тебе все равно верю, — умудряюсь смахнуть с колен настырного улыбающегося смайлика.
— Зря. — Настроение у него явно портится. Он становится похожим на литую скульптуру олимпийца.
— Почему ты такой колючий и неудобный? — Я отворачиваюсь.
— Ты себя в этом убедила… на самом деле это не так.
— Ты обращаешься со мной, как с ребенком. Я тебя жду, ты приходишь, дразнишь… а потом гладишь по головке — на тебе, деточка, конфетку…
Комната в которой мы находимся, заполняется серией анимационных картинок — рисованные Одри Хепбёрн распевают Moon River, их перебивает нестройный хор эпатирующих Леди Гаг и Бейонсе. Голливудских див сменяет неисчислимое количество сахарных Мэрилин, усыпанных пайетками, с коронным «doodly-dum-boo». Так хочется, чтобы это безумие оказалось сном. Однако мелкие щипки, тщательное протирание глаз ничего не дают. Кажется, я не сплю. Придется увериться в мысли, что грядущая неизвестность все-таки лучше мышеловки. Мне удается улыбнуться. Смешные виртуальные дамы, примеряя чужие маски, не замечают, как стирается их индивидуальность. Нелепое позерство наверняка от трагедий кризисного возраста или от безысходности.
Мой собеседник выбирает черно-белую Мэрилин и принимается играть ею. Глазастая лилипутка посылает ему бесконечные сердечки, облизывая пухлые нарисованные губки.
Мне не нравятся игры взрослого мужчины с куклой. Мужчина никогда не свяжет свою жизнь с женщиной, которая достается ему с легкостью. Бедная Мэрилин… Становится жаль глупую картинку.
— Знаешь, о чем я сейчас подумала? — тихо спрашиваю я, и шум смолкает.
Он вопросительно поднимает брови и улыбается. Совсем чуть-чуть, уголками рта.
— С тобой не страшно!.. — заканчивает за меня Марго. Наконец-то!
— Нет, ты не поймешь!.. — кричит она. — Вычеркни — забыли!
— Договаривай! — требует он.
Встревоженная появлением Ведьмы, Мэрилин угрожающе шипит.
— Ну, хорошо… за тебя можно спрятаться… и тихонько выглядывать из-за спины. Это главное! — Ведьма молитвенно складывает руки на груди и низко опускает голову.
— Просто ты не видишь моих недостатков, — возражает он.
— Да как же ты не понимаешь! — Ведьма говорит с жаром, жестикулируя. Ее изображение искажается, устрашающе растягиваясь. — С тобой не страшно! Ты сильный и дерзкий, а значит, смелый! Такие, как ты, способны на поступок! И тот, кто видит вместо тебя дурашливого примата, глубоко заблуждается. А еще… еще, зная, что ты рядом, можно отвесить какому-нибудь негодяю пощечину! — неожиданно заканчивает Марго, ткнув пальцем в остолбеневшую анимашку.
Он заливается мальчишеским хохотом. Оскорбленная Мэрилин высовывает раздвоенный розовый язычок.
— Может быть, после, — вдохновенно продолжает за меня Ведьма, — ты начнешь нудить, воспитывать, орать даже.
— Не-е-ет… Я редко ору… не знаю, что должно произойти, чтобы я повысил голос.
Он небрежно смахивает аватарку и потягивается, глядя в окно. Взвизгнув, отвергнутая Мэрилин откатывается к шкафу и злобно шипит из-за широкой резной ножки. Ведьма с чувством выполненного долга исчезает, прежде продемонстрировав сопернице кровавый топаз, надетый на средний палец. Анимашка лопается от злости, оставив после себя две блестки и разорванную нитку жемчуга.
