Драго Янчар - Северное сияние
А посему Маркони-старший решил, что совершенно необходимо предпринять нечто кардинальное. Как истинный спартанец, он бросит сына в воду, и пусть тот выплывает, как знает и умеет. И он послал его в спортивный лагерь, где в юношах пестовали мужество, решительность и чувство той великой миссии, которая ожидает их в ближайшем будущем. Это были необычные спортивные лагеря, это была суровая военизированная школа жизни. Маркони был доволен, однако сведения, которые сообщил ему старый товарищ по культурбунду, оказались крайне неутешительны: мальчик сторонился сверстников, был замкнут, вставал последним, не умел заправить постель «кирпичиком», был неповоротлив, медлителен и рассеян и, возможно, даже несколько ленив. Слова старого друга ножами вонзались в сердце гроссгрундбезитцера, хотя товарищ, щадя отцовские чувства, говорил доброжелательным тоном. Следующий удар настиг его осенью. Леопольд Маркони-старший возвращался из служебной поездки. Сойдя с поезда, он увидел возбужденные толпы людей, духовой оркестр, отцов города и общественных деятелей. С недовольством проталкиваясь сквозь толпу, он заметил среди молодежи своего сына. Тот стоял под транспарантом, на котором большими буквами было написано: Наши сердца с братским чехословацким народом! Вот, значит, по поводу чего митинг. С трудом преодолевая знакомую пустоту в желудке, он будто во сне шагнул к юноше, сейчас у него было непривычно суровое выражение лица, черты которого отдаленно напоминали черты Леопольда Маркони-старшего. Не осознавая, что делает, он замахнулся: раздалась оглушительная оплеуха, знакомое лицо растянулось в маску удивления и испуга. Леопольд Маркони-старший схватил сына за ворот пиджака и, красного от стыда, потащил с вокзала домой. Однако самое ужасное было не то, что сын участвовал в антифашистском, а значит, в антинемецком митинге, а то, что пошел он на этот митинг не по собственной воле. Просто ему приказал какой-то фанатик. И его сын, его надежда, опустив голову, поплелся, не имея ни единой собственной мысли в голове, ни своего мнения. Неслыханно! Оба — и отец, и сын — в ту ночь не спали. Каждый лежал в своей комнате, смотрел в потолок и ненавидел другого.
Это была первая пощечина, которую Леопольд Маркони-старший влепил своему сыну.
50Лизелотта потчевала нас кофе, когда я ляпнул, что это кайзерово семейство выглядело бы куда симпатичнее, будь оно запечатлено без униформы, по крайней мере дети.
— Без униформы? — озадаченно переспросил гроссгрундбезитцер.
— Ну да, в цивильном одеянии они выглядели бы куда лучше.
— Вы не любите форму? — еще более озадаченно спросил гроссгрундбезитцер. — Вы что же, и в армии не служили?
Я сказал, что я пацифист по природе.
Лицо гроссгрундбезитцера несколько омрачилось. Он задержал дыхание, будто готовясь к длительной и аргументированной речи.
— Видите ли, — начал он, — я человек дела. И потому во всем люблю точность. Всякая неопределенность мне претит. Знания я извлекаю из толковых словарей, а наши словари, и это вам придется признать, наиточнейшие в мире. Этот словарь, — он поднялся и направился в другую комнату, — этот словарь содержит, я в этом уверен, ответ и на вашу позицию. — Неслышно ступая в своих мягких тапочках, он вернулся ко мне.
— Лизелотта! — крикнул он, так как Лизелотта готовила угощение на кухне. — Лизелотта, где мои очки?
Лизелотта появилась с полной тарелкой кексов.
— Похваляется своими деловыми качествами, — произнесла она с легким укором, — а сам такой рассеянный. — Она пошла в комнату, где стояли словари, и принесла очки гроссгрундбезитцера. Посмотрела стекла на свет и протерла их бархоткой.
Гроссгрундбезитцер долго перелистывал книгу.
— А-а, — наконец сказал он, — вот. — И зачитал — Пацифизм. Всемирное движение, прошу заметить, что всемирное движение стоит в кавычках, — сверкнул он очками. — Всемирное движение, видящее свою главную цель в достижении вечного мира, построенного на принципах доброй воли и добрососедских отно…
— Я не говорил, что я сторонник движения, у меня лишь свои собственные воззрения на армию и униформу.
— Постойте, постойте, — воскликнул гроссгрундбезитцер, — …добрососедских отношений, носит явно утопический характер. И далее в скобках: в основе пацифизма лежит отказ от несения военной службы. А вот и ответ на ваш вопрос: пацифист — сторонник пацифизма, отрицающий войны в пользу международных, так называемых интернационалистских идей. Приверженцы пацифизма отказываются жертвовать своей жизнью во имя свободы и могущества родины. Национал-социализм категорически отвергает негерманский пацифизм, угрожающий единству и безопасности отечества.
51В Федятине есть что-то пророческое. Порой мне кажется, что он меня прямо-таки гипнотизирует. Я пытаюсь объяснить себе это. Стараюсь внушить, что он не сможет воздействовать на меня, если я сам не захочу этого, если я не буду слепо подчиняться подсознательному воздействию, если пересилю раздвоение собственной личности и то состояние потери воли, которое может привести к распаду моего сознания.
Но все мои попытки противостоять тщетны, ибо этот человек находится в непрерывном трансе. Ему не надо защищаться от внешнего мира, внутри его, в его душе, идет битва каких-то неведомых непримиримых сил, и это состояние невольно передается мне. Но я постараюсь собраться, и он не сможет так влиять на меня.
А может, он и воздействует именно потому, что совсем не стремится к этому, он же никому насильственно не навязывает своего состояния.
Какие-то непонятные силы борются в нем, и я их чувствую. Эта борьба захватила и меня. Но я вырву из себя эту идиосинкразию.
Мне снилось, что у окружающих меня людей яйцеобразные головы. У инженера, у Маргариты, у плешивого доктора, у его супруги, у Буссолина и у всех их шелковых приятельниц. Они стояли среди восточных ковров и что-то говорили. Сначала я не мог понять ни слова. Только видел, что головы их удлиняются и удлиняются. Потом начал различать отдельные слова: говорили о брахикефалах и долихокефалах. Я утверждаю со всей серьезностью, произнес Буссолин, в то время как его голова удлинялась, 41 процент мезо и 14 процентов брахи, сказал он. Головы же продолжали удлиняться и через какое-то время стали такими же длинными, как и их тела. Врач держал Маргариту за маленькую руку. Нервный центр, произнес он. Пульсация 70 ударов в минуту. Сосуд пульсирует, сосуд пульсирует. Их глаза, рты, носы — все было вытянуто. Так что я вскоре установил соотношение: 1/3 — ноги, 1/3 — туловище, 1/3 — голова. Будто пекарь подцепил тесто и растягивает его, а оно стекает с рук. Словно невидимая сила хватает их за головы и тянет, тянет. Яйцеголовые говорили: индекс 3, индекс 3. Потом сгрудились в углу и смолкли. Из темноты вышел Федятин и вступил в круг света. Все с изумлением на него уставились, будто у него был какой-то иной индекс, а не 3, будто у него кровь пульсировала иначе. И Федятин неожиданно сказал: а у меня не 3.
Надо, чтобы человек жил только днем. Ночная жизнь становится все более невыносимой, во всяком случае, во время сна. Вспомнился сон о Ярославе, как он, окровавленный, падал вниз на разбитое стеклянное оборудование и как в него вонзались мельчайшие осколки лабораторного стекла. Счастье, что у меня еще есть Гретица и Катица. Хотя и они огорчены моим состоянием. Приготовились к моему визиту. Какое-то время не могли вымолвить ни слова. Потом Катица потребовала, чтобы я начал заботиться о своем внешнем виде. Чтобы нашел себе службу или вызвал того чеха, фамилия которого по-словенски будет Сречни[38]. Щастны, поправил я. Это совсем неважно, Щастны или Сречни, сказала Катица, важно лишь то, что вы слишком много пьете и шатаетесь по кабакам. Гретица заметила, что помнит, как она любовалась моими отглаженными брюками, а теперь даже смотреть стыдно. Болтаются, будто у какого-нибудь жандарма, а сзади отвисают аж до самых колен. Я обиженно молчал. Тогда они взялись меня уговаривать. Катица даже всплакнула. А Гретица заставила меня снять брюки. Я сидел в подштанниках и наблюдал, как Катица их гладит. И пиджак почистили. Когда я надевал брюки, они были чуть влажные и теплые. Все это я проделывал автоматически. Потом занял у них денег и пошел искать Главину. Не нашел. Опять где-нибудь таскается с подонками и готовит планы отмщения. А скорее всего, сидит себе в кабаке с Маркони-младшим — гроссгрундбезитцеровым наследником, молодым человеком в элегантном костюме в серую полоску и с мрачным лицом.
52Леопольд Маркони-старший в очередной раз поднял руку на своего сына. Тот вернулся со сборов, проходивших на Плитвицких озерах, где молодые люди закалялись физически и духовно, готовя себя к героическим поступкам, под девизом: «Наш народ будет цвести — за это надо лечь костьми!». Ударил его осенью, когда доподлинно узнал, что произошло в лагерях. Хотя Леопольд Маркони-младший вернулся из лагеря посвежевшим и бронзовым от загара, был он тих и замкнут более прежнего. Вечером уходил из дома и упрямо отмалчивался, если отец хотел вытянуть из него что-нибудь о лагере или о товарищах, с которыми тот проводит время вне дома. Почти ничего не ел, кроме сдобных кексов, которые будто назло отцу всегда таскал в карманах. Так продолжалось до осени, а в конце сентября к Леопольду Маркони-старшему наведался его старый товарищ по культурбунду, курирующий деятельность летних лагерей. Товарищ желал поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Маркони всегда был за такие разговоры. Старый товарищ сообщил, что Маркони-младшего отпустили из лагеря за два дня до окончания сборов по причине недостойного поведения. Гроссгрундбезитцер молчал.
