Эдуард Багиров - Любовники
С этими словами я вышёл в кухню, и прикрыл за собой дверь.
Почти любая женщина, какой бы здравомыслящей и адекватной она не была, при слове «свадьба» теряет волю, и превращается в обычную бабу. Платья, кольца, и прочие побрякушки мгновенно обретают для них мощнейший, на уровне глубокого подсознания, сакральный смысл. Передо мной снова замаячил образ дяди Вовы из Рузаевки. Страшно захотелось выпить.
В шкафу я нашёл бутылку виски, открутил крышку, и… резким движением перевернул бутылку над раковиной. Внимательно проследив, как содержимое кануло в канализацию, я выкинул окурок в окно, и отправился в спальню.
XXIX
Следующие несколько недель я практически жил на объекте. Я приезжал туда ещё до того, как на вечно загруженных московских трассах начинали скапливаться ежедневные сумасшедшие пробки, а уезжал тогда, когда этих пробок уже не было. Присланный Кравчуком парнишка-прораб, молодой молдаванин с очень хитрыми глазами, помогал мне изо всех сил. Без него я по началу не смог бы сделать совершенно ничего. С самого раннего утра, и до позднего вечера я, как губка, впитывал невероятные объемы новой информации. Это была колоссальная, чудовищная нагрузка, которую не пожелаешь и врагу. Потому что начинать мне, в отличие от того же Алиева, пришлось не с пятиметрового частного сортира, а сразу с высокотехнологичного сетевого супермагазина, каждый из двух тысяч квадратных метров которого обязан соответствовать всем возможным стандартам.
Я учился разбираться в сортах и марках цемента, отличать слаботочку от запотолочки, пенофол от гипса, раскладку палубой от наливного пола, дюбель от циркуля, а таджика от молдаванина. Ночами я, скрипя зубами, с линейкой в руках плакал над совершенно непонятными мне чертежами, а потом мне снились лобзики и шуруповерты, сухая вагонка и коробочные бруски, гипсоволокнистые листы и пазогребневые плиты. Ежедневно на объекте, лихо заломив на затылок оранжевую строительную каску, не обращая внимания на свой покрывшийся скверными серыми пятнами итальянский пиджак индивидуального пошива, я вместе с рабочими обедал какой-то немыслимой дрянью, попутно дотошно выясняя разницу между штукатурной и монтажной пескоцементными смесями, как латексные добавки к затиркам могут влиять на аквапанели и гидроизоляцию, и почему победитовые сверла не годятся для высверливания мягкого материала.
Но оказалось, что не всё так страшно. Глаза боятся, руки делают. Уже через неделю я поймал себя на том, что подписал одному из прорабов платежную ведомость на закупку инструмента, едва пробежав по ней взглядом – и легко поняв всё, что в ней написано. Следует отметить, что все расходы по объекту я внёс из своего кармана – изъятые у генерала сорок тысяч оказались весьма кстати, потому что другие деньги отсутствовали начисто. Сорок тысяч, конечно, для этого объекта суммой были более чем смешной, но местонахождение первоначальной проплаты знал только Алиев, а вторую Булатов вполне объяснимо переводить пока не решался. Так что я экономил изо всех сил, и выучил фразу «завтра вроде обещали проплатить».
Ещё через неделю я уже ядреным матом орал на нерадивых закупщиков, выговаривая им за то, что они приобрели шлифовальные и обдирочные круги не той фирмы, и грозился вычесть из зарплаты штраф.
Вечную проблему дисциплины среди ленивых и склонных к пьянству саботажников я тоже решил очень быстро и радикально. В одно прекрасное утро мне настучали на штукатура-армянина, который ночью напился водки, и устроил дебош, мешая вусмерть уставшим сотоварищам спокойно выспаться. Я за волосы вытащил провинившегося парня на середину помещения, и у всех на глазах, буквально кулаками по лицу, жестоко его избил. После чего, не заплатив ни копейки, вышвырнул за территорию объекта, и настрого запретил охране подпускать его на пушечный выстрел.
Поступить иначе было просто нельзя. Употребление на объекте алкоголя – строжайшее табу абсолютно для всех: практически все рабочие находились в Москве нелегально, без каких-либо регистраций и разрешений на работу, и в случае любого чрезвычайного происшествия проблемы с ментами и проверяющими органами мне были ни к чему – я слишком хорошо помнил, сколько проблем может доставить подрядчику труп рабочего. Даже если это бессмысленный, безымянный скот. А на огромное, тупое стадо чернорабочих никакие иные методы, кроме жестких физических, просто не подействуют. Так что после этого случая меня на объекте окончательно зауважали, и безусловно, признали начальником.
Работа шла по плану, все сроки выдерживались, и доклады приставленных Булатовым контролеров день ото дня становились всё будничнее и равномернее. Процесс пошёл. Я немного расслабился. А ещё через несколько дней пришёл в себя Алиев, и его разрешили навещать.
XXX
– Ром, может мы прямо сегодня пойдём и подадим заявление, а? – предложила Ольга, готовя завтрак. – Обычно это делается за месяц до даты. Платье и кольца мы с мамой уже купили, теперь осталось заказать машины и ресторан. Как ты думаешь, какой ресторан больше подойдет? В центре, или где-нибудь в нашем районе?
– Мне безразлично, Оль. Делай, как знаешь.
– Как это безразлично? – возмутилась она. – Мы в этом процессе, между прочим, вдвоем участвуем! Это наша свадьба!
– Оленька, – поморщился я. – Знаешь, мне уже кажется, что в этом процессе, действительно, участвуют только двое: ты и твоя мама. Это не претензия, – я предупредительно поднял вверх руки. – Это я просто лишний раз подчеркиваю, что не надо меня дергать попусту. Вы сами со всем прекрасно справляетесь. А заявление мы вот прямо сейчас спустимся, и подадим, это недолго.
– Хорошо, – она чмокнула меня в щёку. – А ты уже подумал, во что будешь одет?
– Конечно, милая, – я игриво обвил рукой её талию. – С утра до вечера только и думаю, а в чём же я буду одет на свадьбе? Даже кушать не могу, и сплю тоже плохо. Настолько сильно терзает меня этот вопрос.
– Дурак, – она шлепнула меня ладонью по макушке. – Иди надень что-нибудь приличное. В ЗАГС же всё-таки идём, не в пивную.
Я надел чистые костюм и рубашку; большинство моих вещей уже как-то сами собой, без моего участия успели переехать в Ольгины шкафы. Положил в карман оба паспорта – её и свой, – и отполировал ботинки. Потом подошел к компьютеру, чтобы выключить его. И в этот момент позвонил Кравчук.
– Рома, – сдавленно зашептал он. – Ты сейчас не в интернете? Ты извини, я не могу долго говорить, я на совещании. Ты на «Компромат» зайди, прямо сейчас же, я тебе потом перезвоню. Всё, отбой.
Я быстро набрал в браузере координаты сайта «Компромат. ру». Среди обычных, ежедневных заголовков, типа «Кто из депутатов украл акции завода», или «С кем вчера ушла с вечеринки Ксения Собчак», в глаза сразу бросился заголовок: «Генерал навсегда покончил с квартирным вопросом». Я автоматически ткнул мышью в ссылку. В углу открывшегося текста, взятого с сайта серьезной газеты «КоммерсантЪ», висела фотография Кошелева. Не веря своим глазам, я медленно опустился на стул, и прочитал.
«Вчера было совершено самое громкое в современной истории вооруженных сил России самоубийство. В своем служебном кабинете выстрелом в сердце покончил с собой заместитель начальника Главного управления капитального строительства Минобороны России генерал-полковник Иван Павлович Кошелев. Следствие квалифицировало происшедшее как доведение до самоубийства. Впрочем, это не более чем формальность. Дело в том, что накануне вечером генерал Кошелев имел весьма нелицеприятную беседу с высшим руководством министерства. Как рассказали источники в Минобороны, генерал-полковник Иван Кошелев вчера прибыл на работу (улица Знаменка, 19), как обычно, ранним утром. Его служба располагается не в основном корпусе военного ведомства, а в двухэтажном здании, расположенном в его дворе. Ещё не было восьми часов – в Главном управлении капитального строительства находился только дежурный офицер. Поздоровавшись с ним, генерал поднялся в своей кабинет и плотно закрыл за собой дверь. В 8.30 адъютант генерала пришёл к нему с докладом и обнаружил уже труп Кошелева. Заместитель начальника Управления полулежал на большом кожаном диване. На его кителе растекалось пятно крови, а рядом лежал пистолет. Сотрудники военно-следственного управления по Москве следственного комитета при прокуратуре РФ, осмотрев место происшествия, пришли к выводу, что генерал покончил жизнь самоубийством. Для этого, сев на диван в своём кабинете, он выстрелил себе точно в сердце из табельного малокалиберного пистолета ПСМ. В пистолете не хватало одного патрона, рядом с телом лежала стреляная гильза, тем не менее по делу уже назначены баллистическая и судебно-медицинская экспертизы, которые должны подтвердить, что роковой выстрел был произведен самим генералом».
– Ну что, Ром, ты уже готов? – в комнату быстро вошла Ольга, и положила руку мне на плечо. Я от неожиданности вздрогнул, выругался матом, и сбросил её руку. – Ты что, Ром? Что с тобой?
