Юрий Петкевич - С птицей на голове (сборник)
Когда бабушка Люба осторожно спустилась по ступенькам, читая на ходу бумажку, которую выдали в сельсовете, — школьный сторож к этому времени много сбрил травы, но ему тут косить одному до осени. Нюрочка вытерла слезы и подбежала к бабушке. Они встретили дядю Свечкина. Бабушка спросила у него, куда идти с этой бумажкой, чтобы получить пособие на похороны. Дядя Свечкин уже похоронил свою жену и все знал. Он взял бумажку и сказал, что сам пойдет. Еще он сообщил — у колхозной конторы раздают на каждый дом по банке краски, чтобы покрасили заборы. Как раз дядя Веня вместе с Юлькой вышел на улицу. Когда Юльку бросил муж, дядя Свечкин пытался за ней ухаживать, но она нашла помоложе — дядю Веню из поселка. И поэтому дяде Свечкину сделалось больно, когда увидел своего соперника с Юлькой, — он скорее поспешил за пособием на похороны.
Дядя Веня взял за руку Нюрочку и пошел к конторе. У новых ворот собрался народ за краской. Дяде Вене выдали две банки, он поставил их одна на другую и понес перед собой. На крыльце у Юльки откупорил банки, перемешал палочкой краску. Она оказалась самая дешевая — водоэмульсионная; если покрасить заборы — до первого дождя. Юлька нашла квач, которым белили печи; дядя Веня принялся красить забор, а за стеной в доме причитала бабушка Люба.
— На кого ты меня, Яша, оставляешь?! — заливалась она слезами. — Почему же ты не отвечаешь?..
Мимо дяди Вени, красившего забор, ходили без конца мужики и бабы наведывать покойника, а затем, возвращаясь, удивлялись — сколько раз бабушка Люба бегала по хатам и пряталась от пьяного мужа, а сейчас все забыла. Кто-то еще вспомнил, что дедушка Яша сидел раньше в тюрьме, а дядя Веня не знал и теперь понял, почему ему стало так страшно, когда старик умер.
К вечеру дядя Веня покрасил Юлькин забор и забор бабушки Любы. Отдыхая, дядя Веня залюбовался закатом. Асфальтоукладчик далеко проложил асфальт; к ночи меньше на улице шагов, рабочие разъехались, глубже тишина и все страшнее. Дядя Веня взял за руку Нюрочку и гулял с ней, пока не начало смеркаться. После жаркого дня Нюрочка задрожала все еще в ночной рубашке, и дядю Веню охватил озноб. Когда фонари освещают дома и дорогу, небо кажется чернее, чем на самом деле; звезды не такие яркие, и не видно, что спилили деревья, но оттого что листья не шелестят — мороз пробирает по коже, будто зимой.
Все окна в доме у бабушки Любы горели. На крыльце курили пьяные мужики, ожидавшие чего бы помочь за рюмочку, а в доме полно народу, что не протолкнуться. Дядя Веня решил не толкаться, а Нюрочка позвала маму. Тут пришел с чемоданом какой-то незнакомый дядя.
— Ванька приехал! — заорали пьяницы.
Ванька открыл чемодан, достал из него конфет и протянул Нюрочке.
— Ты знаешь, кто это? — спросили у девочки. — Это твой папа.
Перед ним все расступились, и он прошел внутрь дома к своему покойному родителю, а дядя Веня, неслышно ступая, спустился с крыльца и зашагал сам не зная куда. Черная полоса асфальта пролегла к небу, а пустошь между ним и речкой вспахивал при свете фар трактор. Однако дядя Веня не удивился и побрел дальше. Как и вчера, закапал дождь, а потом все сильнее; дорога совсем близко у речки — дядя Веня заметил на берегу стог сена, зарылся в него и заснул.
Здесь, в этой глуши, сохранился обычай переносить на ночь покойника в церковь, и, когда дедушку Яшу положили в гроб и вынесли на улицу — над церковными воротами, где на перекладине висели три колокольчика — побольше, поменьше и — самый маленький, — зазвонили в этот самый маленький тоненький колокольчик. От его щемящего дзинь-дзинь дядя Веня проснулся в стогу у речки. Он не знал, что это покойника заносят в церковь, но у него заныло сердце. Всю ночь промучился дядя Веня в стогу и под утро заснул, однако лучи солнца, пробившись сквозь сено, разбудили его. После того как переночевал в стогу, искупаться было радостно. А когда вылез из воды — в церкви зазвонили сразу во все три колокольчика, и стало еще радостней.
Дядя Веня узнал — дзинь-дзинь — самого маленького, от которого ночью защемило сердце, но сейчас, когда они все вместе, — это дзинь-дзинь перекликалось с другими дзинь-дзинь, дзинь-дзинь, — и радость перерастала в ликующую — да еще когда мокрая после дождя трава под ногами и листья на кустах и деревьях сверкают в лучах солнца, и, если зацепишь плечом ветку, — обдаст брызгами.
С асфальта свернула к речке грузовая машина. Из нее выпрыгнули рабочие и развернули на берегу, начали устанавливать огромную, с окошками, армейскую палатку, а дальше все еще распахивал пустошь трактор. Глядя на палатку, дядя Веня не заметил, как рядом остановилась милицейская машина. Из нее вышли милиционеры и поинтересовались у дяди Вени, что он тут делает. А он не знал, что им ответить. У него попросили документы. Бедняга полез в карман и схватился за сердце. Он понял, что потерял паспорт в стогу сена. Милиционеры не стали разбираться, посадили несчастного дядю Веню в машину и увезли.
А в церкви собирался народ. По старинному обычаю родственники должны были исповедаться и причаститься у гроба, потом совершалась панихида. Церковный хор, чтобы никто не подслушал чужие грехи, запел рыдания. Уже не мотались перед окнами ветки деревьев, только в одном уцелела кудрявая береза у речки. Ветер заворачивал на березе матовые с изнанки листья, и, глядя на них, становилось легче на душе. Чтобы вздохнуть после исповеди, многие выходили на свежий воздух. На церковном дворе стояли качели. Нюрочка каталась на них. После того как спилили деревья, открылось небо, и на горе, на которой стояла церковь, казалось, что летаешь под облаками. Все больше собиралось народу возле качелей. Незаметно солнышко поднялось высоко. Когда исповедь закончилась, Нюрочка осталась одна во дворе кататься, а взрослые поспешили на литургию. Нюрочка ничего лучшего не знала, как кататься на качелях около церкви. Нюрочка каталась и пела. Время пролетало на качелях незаметно. Перед «Верую» и «Отче наш» выходил к воротам дядя Свечкин и, когда начинали молитвы, — звонил во все три колокольчика, а к «Отче наш» собрались к воротам пьяницы. Увидев среди них дядю Володю, Нюрочка обрадовалась. Еще до того, как появился дядя Веня, этот дядя Володя часто приходил к маме и играл с Нюрочкой, но любил выпить, а мама расстраивалась. Он и сегодня, чтобы солнце засияло ярче, с утра выпил и приволокся с друзьями на похороны, предвкушая поминки. Тут вышла из церкви мама и позвала Нюрочку, когда приехал колхозный бригадир и стал умолять пьяниц выйти на сенокос. Нюрочка спрыгнула с качелей — мама взяла ее за руку и ввела в церковь.
Перед причастием все засуетились, и сделалось страшно. Дедушка Яша еще дальше вытянулся в гробу. Нюрочка подошла к гробу и стала ожидать, когда старик оживет. И сейчас она поняла — для того чтобы дедушка ожил, его надо сначала похоронить. Нюрочка хотела закричать и заплакать, когда мама подвела ее причаститься, но не закричала и не заплакала — и этот крик остался у нее внутри жить. После причастия дали попить водички. Нюрочка закашлялась. Мама увидела у нее на лице этот крик и испугалась. Она вывела дочку на свежий воздух. Бригадир все еще уговаривал пьяниц выехать на сенокос. Подъехала из колхоза бортовая машина. Мама подошла с Нюрочкой к пьяницам и попросила дядю Володю, чтобы тот побыл с девочкой во время похорон. Дядя Володя сказал, что они едут на сенокос.
— Может, ты, Нюрочка, — подхватила мама, — поедешь с дядей Володей?
Нюрочка боялась, что закричит на кладбище, и решила поехать на сенокос. Пьяницы перелезли через борт в кузов — дядя Володя передал наверх Нюрочку, а потом сам залез. Девочка села на коленях у него, и машина поехала. По новому асфальту она катила очень быстро — ледяной ветер захлестал в лицо, и дядя Володя укрыл Нюрочку пиджаком. Дядя Володя улыбался — чем больше он пил, тем становился добрее, и девочке рядом с ним было хорошо.
Машина свернула с асфальта и бродом переехала через речку. Здесь был другой пьяный воздух и другое сияло солнце. Дядя Володя спрыгнул с борта вниз, и ему подали Нюрочку. У воды росли цветы, и девочка стала их собирать. На этом низком топком лугу увязла бы современная техника, и пьяницы взяли косы. Дядя Володя только размахнулся, как за речкой опять зазвонили в самый маленький тоненький колокольчик — дедушку Яшу вынесли из церкви. Мужики, не выпуская из рук косы, оглянулись на голую церковь — и так стояли, пока за речкой звонили в колокольчик. Это жалостливое дзинь-дзинь надрывало душу, и подступали слезы к горлу, а каково же тем, которые шли за гробом?..
Процессия вышла на лоснящийся новый асфальт, и — колокольчик отзвонил по дедушке Яше. Поднялся ветер, небо заволокло тучами, и, когда в разрывах между ними падали снопами во все стороны лучи солнца, становилось нестерпимо жарко, а потом пробирал озноб от надвигающихся мрачных теней. На кладбище батюшка еще помолился, затем гроб заколотили и опустили в могилу. Ветер развеивал с лопат песок и сыпал в глаза. Наконец поставили крест — как на сельских кладбищах ставят — в ногах. Бабушка Люба упала на холмик над могилой и напоследок всласть поплакала. Дядя Свечкин поднял ее и повел домой. И, ведя ее, чувствуя, как старуха, оставшаяся одна, прилепилась к нему, вспомнил про молодую Юльку, которую безответно любил, и горько усмехнулся над собой, понимая, что ему теперь только на бабушке Любе жениться.