Мальчики и другие - Гаричев Дмитрий Николаевич

Побег

Вацлав выманивал Лену на свой Кипр, но она не далась и теперь возвращалась с озер по черной после дождя дороге с бауманцем Ильей, не подозревавшим о ее жертве. У Вацлава в его пятьдесят были вавилонские планы завести непременно семнадцать суррогатных детей, он по полчаса держал и мял в своих ладонях ее легкие пальцы, и предугадать, что с ней станет на Кипре, не взялись бы ни мама, ни сестра. Илья же едва ли мог чем-то ее озадачить: за эти месяцы, что они катались по темным местам, добывая истлевшие вымпелы, Лена свыклась с его мелочным недовольством и бессвязными рассказами о бывших подругах, в которых он сам плутал, как в подземелье, никогда не выговаривая чего-то то, что ей было важно услышать, но и это в конце концов перестало ее волновать.

На озерах у них был костер и убийственный «Вранац», взятый по скидке в поддержку Республики Сербии, а потом они упустили автобус, и Илья разорался на пустом осеннем шоссе, хлопая крыльями дождевика. Чтобы успеть в Москву к ночи, теперь нужно было добраться хотя бы до трассы, а там ловить что придется: пристыженные неудачей, они пошли сквозь дырявенький лес, как со школы домой. В июле Лена протаскалась с Вацлавом ночь по бульварам, они пили пятизначное вино, не страшась патрулей, и сейчас ей было жаль, что об этом нельзя говорить. Вацлав знал об Илье и, наверное, сквернословил над его синяцкими фотографиями в сети, но при ней не позволял себе никаких реплик, был вообще терпелив и не целовал ее ниже переносицы, а Илья вовсе не представлял, что за люди бывают в ее салоне на Цветном, а если и представлял, то, скорее всего, не верил, что кому-то из них может быть любопытна оценщица Лена с руками как длинная белая трава; это было удобно и сложилось так само по себе.

Ветер еще зарывался, и небо никак не светлело; они помахали двум нагнавшим их автомобилям, никто не притормозил. Бледный запах, летевший из леса, отсылал к детским дачам, своим и чужим, Лена прикрыла глаза на десяток шагов, но ни с Вацлавом на бульварах, когда Москва поворачивалась к ней как никогда, ни с Ильей в незнакомом лесу, тоже будто бы разрешающем многое, ей все не удавалось себя отпустить. Если нормально вернемся, заговорила она, я хочу еще выпить и еще походить. Это сейчас тебе кажется, отозвался Илья, а на Курке ты выйдешь и попросишься домой. Да, согласилась вдруг Лена, и поеду одна с банкой «Балтики», и проснусь в Петушках. Кто-то катил навстречу, и они потеснились к обочине; вынырнувшая «семерка», как у отца, но помойного цвета, проскочила их и остановилась недалеко позади. Лена подумала, что если сейчас ни один из них не посмотрит туда, то все будет в порядке, но Илья сперва зашаркал подошвами, а потом обернулся, и «семерка» бесшумно приблизилась к ним задним ходом, совсем никуда не спеша.

Говнюков было четверо, и они предлагали, чтобы Лена поехала с ними; все они были видимо младше и не здоровее Ильи, вообще неизвестно что прячущего там под дождевиком, и даже не пытались изображать деловую небрежность: по всему, это была их первая охота, к тому же случившаяся врасплох. Лена столько раз видела эти лица на вечерних платформах, что теперь не могла до конца испугаться, ее только клонило в сон. Тот, что стоял ближе к ней, сделал было пробный шаг, но Илья мешковато заступил ему дорогу, и все снова замерли; чё ты двигаешься, запоздало дернулся кто-то из дальних с квадратными, как у автомата, губами: в голове не укладывалось, что и этот мог что-то хотеть от нее. Ей вздумалось набрать сейчас Вацлава, чтобы тот объяснил этим сиротам, но телефон лежал в рюкзаке, они бы набросились, если бы Лена полезла туда. У Ильи же как будто вовсе не было мыслей, Лена чувствовала, как он деревенеет под дождевиком: оставалось лишь ждать, когда это почувствуют и говнюки, и не станут его даже бить, а просто уберут с места, как лишнюю мебель. Она даже ткнула в него коленом, чтобы снова включить, и Илья в ответ громко скрипнул зубами: этот звук рассмешил говнюков, они все как-то стремительно зашевелились вокруг них и заулыбались, так что Лене наконец стало действительно страшно, и тогда же со стороны озер на дороге взялся грузовик, почти роющий низкой мордой неровный асфальт.

Четверо не слишком смутились, а невидимый за синеватым стеклом водитель грузовика как будто не собирался вступать в разговор, несмотря на отчаянный Ленин взмах, но ему пришлось сбросить скорость до пешей, чтобы объехать собрание; уже задыхаясь от поднявшихся слез, Лена бросилась из‐за Ильи, толкнулась еще и повисла, как кошка на задранном борту. Двое рванулись достать ее, двое нырнули в машину, но оставленный без присмотра Илья оказался проворней, все же он фехтовал, да и здесь никому не был нужен и, опередив бежавших, повис рядом с подругой, руки их выпростались по локти из всех рукавов. Он вскарабкался в кузов первым и подтянул Лену; внутри шарахались перевязанные вороха картона, было много свободного места, и они улеглись лицом к покинутым говнюкам, не решившимся их настигать.

Что бы ты сделала, если бы я не успел зацепиться, спросил Илья, когда никого уже не стало видно: стукнулась бы в кабину, попросила бы подождать? Но ты же успел, сказала Лена, не повернув головы. Ты была так уверена, не отставал он, или тебе было все равно, успею я или нет? Знаешь, подумав ответила Лена, мне казалось, что ты прыгнешь первым; то есть, не понял Илья. Просто – прыгнешь и прыгнешь, что еще оставалось: угрожать им? махаться со всеми? позвонить на какой-нибудь номер из тех, на которые мне положено отвечать по ночам и из туалета? что еще было делать? Лена перевернулась и села, обняв гуляющие колени, в кузов снова посыпался дождь. Успокойся, подсел к ней Илья, я не нападаю, я сам ошалел. В последний раз я дрался в школе перед выпускным, и это было не очень удачно. И у тебя с собой не было шпаги, подсказала Лена, или хотя бы лыжной палки. А у тебя вязальной спицы в рукаве, нашелся Илья, помнишь это кино; Лена не помнила, но кивнула ему в ответ.

Они без остановки проехали обе пустые деревни, за которыми предстояла развилка на трассу и в соседнюю область; когда грузовик повернул налево, они счастливо выдохнули, и Илья наконец взял ее ледяную руку, но спустя всего сотню метров возник еще поворот и машина соскочила на проселок, тянущийся далеко между совсем бесцветных к вечеру полей. Илья перебежал вперед и постучал по обшивке кабины ладонью и чуть погодя кулаком, но ничего не добился: грузовик ехал так же, больше не отвлекаясь на них. Он обернулся и увидел, как Лена сидит с исчезающим лицом и прижимает рюкзак к себе так, словно надеется, что тот пожрет ее здесь же.

Шатаясь на досках, Илья вернулся к ней и почти упал рядом: нужно прыгать, не поедем же мы до конца, он, наверное, думает, что и так слишком нас выручил, чтобы теперь останавливаться, где мы попросим. И куда потом, выдохнула Лена, мы вернемся на дорогу, которая ведет к трассе, и там поймаем попутку с теми самыми чуваками? Нет, давай мы останемся ночевать у него в гараже вместе с крысами, разозлился Илья, хорошо, если он у него вообще есть; почему мы должны снова встретиться с теми уродами? Я не знаю, закричала Лена, а почему мы должны были встретить их сразу после озер, почему у нас нет с собой даже травмата; я переночую где угодно, я никуда не хочу.

Проселок ушел еще вправо, дождь потух, и лес стал опять приближаться: черный ельник, похожий на береговую глыбу, обросшую илом; если мы слезем здесь, заговорил Илья, то сможем выйти к бельковской ветке, это около десяти километров, но это сквозь лес, ты потянешь? Десять километров до полумертвой ветки, и потом еще пять до платформы, где ничего нет, огрызнулась Лена, и сперва еще будет неплохо ничего себе не поломать, охерительный план, не хватает только водки, но, может, нам где-то еще попадется магазин. То есть ты хочешь ехать, пока ему не надоест, не смирялся Илья, но ведь это какой-то придурок, с какого он не тормозит; в лесу он все равно не поедет больше первой, мы спрыгнем, ты слышишь меня? Слышу, крикнула Лена, тебе просто насрать, я даже не сказала, готова ли я валить через лес до железки, но какая разница, ты же все уже придумал; а ехать одна неизвестно куда на ночь глядя я действительно не собираюсь. Илья ничего не ответил, разобрался с замком и откинул борт, загремевший на ходу так, что говорить стало все равно невозможно.