Ищите ворона… (СИ) - Урошевич Влада
— Как глупо, — сказал Боян. — Я попался на удочку.
— Вы не первый и не последний, — засмеялся египтолог. — В начале века мои коллеги из Лувра купили в России — за огромные деньги — золотую тиару, которую, якобы, жители Ольвии подарили царю Сайтаферну; и только потом было установлено, что ее сделал незадолго до этого ювелир из Одессы. А что сказать о «великих этрусских воинах», купленных музеем Метрополитен в Нью-Йорке у итальянских производителей подделок; знали бы вы, с какой помпой открывали экспозицию — и с каким позором пришлось ее закрывать, когда выяснилось, что вся история их находки была просто выдумкой.
— Вы сказали, что копии сделали с вашего согласия…
— Иногда археологи, сами того не желая, загадывают загадки, которые потом приходится решать другим археологам, тем, кто после них. Знаете, в середине шестидесятых годов, когда Мальро пришла в голову идея заново откопать некогда засыпанный ров с восточной стороны Лувра, рабочие сразу обнаружили там египетскую мумию! Потом еще, потом еще — всего восемь! Здесь, в ста метрах от нас, в средневековом укреплении — восемь египетских мумий! Какая загадка! Затем все стало ясно: в первые десятилетия прошлого века из Египта привезли несколько мумий, но, то ли из-за несоблюдения условий при перевозке, то ли еще по какой причине, они начали разлагаться. В них завелись черви, по всему музею пошла ужасная вонь. И мои давние коллеги решили от них избавиться — они просто зарыли их поблизости, ночью, чтобы никто не знал.
— Я все равно не понимаю, — сказал Боян. — Это украшение — зачем делать — я хочу сказать: для чего нужна копия? Или даже несколько копий?
— С их помощью предполагалось поймать международную группу грабителей и торговцев древностями. А вот как это ожерелье попало в Македонию, этого я и вправду не знаю.
Ошарашенный открытием, Боян вышел из Лувра. Он жмурился от резкого перехода из полумрака подземных хранилищ на открытое пространство — залитый ярким светом Париж вертелся вокруг него роскошной каруселью, в которой бесконечно переплеталось истинное и ложное.
Когда он перешел на остров Сите, то почувствовал, что устал и голоден; накануне вечером он не ужинал, а утром не завтракал. Боян сел перед бистро на rue du Cloître-Notre-Dame, напротив северного фасада собора. Он медленно хрустел румяной корочкой запеченного сыра на croque monsieur, запивая бутерброд пивом.
Вдали, где улица вливалась в площадь, двигались маленькие человеческие фигурки, смазанные ярким солнцем, как персонажи азиатского театра теней. Весь Париж казался Бояну сценой, на которой разыгрывается действо, смысла которого не понимает никто.
За столиком рядом с Бояном несколько молодых американок разглядывали только что купленные открытки с фотографиями химер с большой галереи Нотр-Дам.
— О, готика, — восклицала одна из них с деланным воодушевлением и пафосом. — Как загадочно!
Боян допил свое пиво и, вставая, наклонился над ними.
— Нет, юная леди, — сказал он с ледяной улыбкой. — Эти фигуры создал архитектор Виолле-ле-Дюк в девятнадцатом веке и установил вместо поврежденных романских скульптур после огромного успеха книги Виктора Гюго, которую, я полагаю, вы читали. Это чистая романтическая мистификация.
И уходя, подмигнул ошеломленным девушкам.
— Кстати, я тоже кое-что знаю о надувательстве, — пробормотал он, идя к Сене.
Мансарда, в которой жил Робер, находилась на верхнем этаже старого дома на улице Сен-Жак. Одно окно выходило на зеленый купол Обсерватории Сорбонны, другое — на противоположную сторону, где за крышами с большими трубами виднелся Нотр-Дам.
Робер разместился в огромном бамбуковом кресле — его спинка расширялась, как два крыла бабочки: сидя в нем, Робер был по сути телом бабочки.
— Из Гаити, — объяснил он. — Принадлежало одному из магов вуду. Получается, что, когда я сижу в нем вот так, я его аватар. Гусеница в форме бабочки. Преобразования души, понимаешь? А Ирены все так и нет?
— Нет, — сказал Боян, который уже рассказал Роберу по телефону о своем ночном приключении. — Я пытался найти ее и на работе, и дома. Ее нигде нет. Думаешь, все это она организовала?
— Или кто-то, кто сумел с ней подружиться. Сколько человек в курсе про закопанный митреум?
— Никто не знает, скольким мог рассказать капитан Деклозо. И кому в свою очередь пересказали они. Возможно, очень многим. Но, конечно, не каждый готов сунуться в это подземелье. Ведь никто точно не знает, что там под этой плитой.
— Ты говорил: в дневнике полковник пишет, что плиту разбили. Значит, кто-то все-таки там был?
— Да, в конце. Но не ясно, действительно ли они — или он, кто был там — взяли что-нибудь. И было ли то, что они взяли, настолько ценным, чтобы спустя почти восемьдесят лет все еще вызывать любопытство тех, кто узнал о тайне подземного храма.
Робер встал, взял с большого, закрывающего целую стену стеллажа несколько книг, перелистал их, что-то сравнил, поднял брови.
— Я не слишком много знаю о культе Митры, — пробормотал он. — Тут пишут, что культ содержал семь степеней посвящения, соответствующих семи планетам и, возможно, семи химическим элементам. Первый уровень назывался ворон…
— Да, ворон, невеста, воин, лев, перс…
— А, ты знаешь. Но я не уверен, известно ли тебе, что и в средневековой алхимии, здесь, на Западе, было, по некоторым сведениям, семь степеней превращения элементов… И что первая степень, которая связана с горением, превращением в пепел, которую обычно называют нигредо, на символическом языке искателей философского камня иногда называлась «ворон».
— Случайное совпадение?
— Некоторые виды знания передавались подпольно, вне обычных рамок или официально признанных способов распространения идей. Трудно реконструировать эту систему обмена знаниями на протяжении веков, но она, безусловно, существовала — через списки рукописей, тайные формулы, через, казалось бы, обычные орнаменты… Знание разными путями приходило с Востока, традиция находила способы пробиться… Странно, что девизом общества «Посвященные братья Азии», к которому принадлежала Амалия де Розалье, было: «Ищите ворона!»
— Алхимики?
— Не совсем. Знаешь, на фасаде Нотр-Дам, на портале, который называется Портал Богоматери, том, что слева от центрального, есть тимпан, где в качестве украшения изваяны семь кругов, которые, как считают некоторые, представляют семь планет или семь химических элементов. Об этом пишет Фулканелли в «Тайнах готических соборов», и существует предание, что между каменными орнаментами этого портала находилось изображение ворона, которое впоследствии было утрачено при реставрации. Говорят, что этот ворон смотрел на то место фасада, где при строительстве собора замуровали философский камень… Веками алхимики искали этого ворона, и не только они. Однако следует отметить: целью «Посвященных братьев Азии» не была добыча золота. Они стремились к духовному совершенству, к переходу на более высокую ступень развития бытия — сплаву алхимии и некоторых культов, заимствованных на Востоке.
— Реинкарнация?
— Может быть. Но скорее слияние атмана с брахманом — индивидуальной души с универсальной душой. Они были высоко образованными. И я уверен, что они что-то нашли.
Снаружи низкое предвечернее солнце лило свет на желтые фасады, создавая декорации для великолепного представления, полного загадочных слов и чудесных существ. Боян оглянулся: стены чердака были покрыты увеличенными фотографиями магических формул, двусмысленными рисунками, гравюрами с аллегорическими сценами. С потолочных балок, проходящих через комнату, свисали листки со знаками зодиака, надписями на неизвестном языке, геометрические фигуры с цифрами и буквами.
Вдруг Боян увидел между двумя стопками книг листок бумаги, приклеенный к стене скотчем: на листке был нарисован уже знакомый Бояну знак. Это было латинское V, на нем крест-весы и острый клюв, торчащий из буквы слева.
— Что это? — спросил он Робера, листавшего старую энциклопедию.
