Сабина Дарденн - Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу
Я расчувствовалась. Я заплакала, очутившись в его руках. Я хотела уехать. Вся эта суета меня утомила. Я была на свободе, а остальное меня мало трогало. Он дал мне мою одежду. Представительница социальных служб отвела меня в туалет, помогла немного отмыть лицо и переодеться. Летиция сделала то же самое. Приехали ее родители. «Нормальная» жизнь опять начиналась для каждой из нас.
И после этого я стала тянуть отца за рукав: «Ну поедем же, я не хочу больше оставаться здесь».
Но дознаватель сказал нам, что ему позвонили и сообщили, что моя мама едет на машине с одной из своих коллег по работе, она так хотела приехать, что не стала никого слушать. Я ужасно обрадовалась, когда она приехала, но всего этого было уже чересчур много. В самом деле, я уже задыхалась в кабинете жандармерии Шарлеруа. Я хотела уехать как можно скорее. А мама набросилась на меня с расспросами:
— Ну как ты? Как себя чувствуешь? Нам было так плохо! Мы тебя так искали!
— А я совсем не думала, что вы меня ищете. Я была там совсем одна, у меня не было никаких сигналов из внешнего мира.
Даже не знаю, что она меня спрашивала. Это было в основном: «Ну как ты?» — «Да ничего!»
Я была жива-здорова, и это было главное. Может быть, не совсем в отличной форме, но ничего особенно серьезного… Что еще ответить, кроме «да ничего!».
Я думала: «Мы возвращаемся, мы больше не разговариваем, пусть меня оставят в покое хотя бы на сегодняшний вечер, я хочу поспать в своей собственной кровати».
Мысленно возвращаясь назад, я думаю, что все ожидали найти заплаканную, запуганную девочку, не человека, а жалкую тряпку. Но я достаточно наплакалась в той крысиной норе и достаточно настрадалась в заточении. Взрослые видят многие вещи по-другому. Я была одной из жертв садиста-извращенца. Они видели лишь одно: сексуальные услуги. А я не хотела о них даже и думать. Я избежала смерти, я была жива… Больше не будет страха, больше не будет боли, вот что я говорила себе. И мне хотелось скорее окунуться в свою прежнюю размеренную жизнь, вновь обрести мои ориентиры, мою постель, моих плюшевых медведей, мои привычки.
Мы сели втроем, с одним полицейским из Турне, в обычную полицейскую машину. Подъезжая к перекрестку Турне-Кен, к тому самому мосту, под которым я находилась утром 28 мая по дороге в школу, я увидела транспарант: «Добро пожаловать, Сабина!» Жители города успели его написать. Новость о моем освобождении распространилась по кварталу со скоростью взрыва, и я даже не ожидала этого. Целая толпа горожан пришла к нашему дому. Подъехать было невозможно. Повсюду стояли машины. Это был грандиозный праздник, люди сжигали объявления о моем розыске. Я даже была слегка напугана всей этой суматохой. Машина жандармерии не могла пробиться сквозь толпу горожан, журналистов и репортеров с их тарелками антенн и их грузовиками.
Я даже не видела фасада нашего дома из красного кирпича. Меня снова охватило удушье. Я не люблю толпу. Всегда я чувствовала себя в ней пленницей. Я была ошеломлена этой волной энтузиазма. И я просто спросила:
— Что это такое? Кто все эти люди?
— Да ведь тебя искали восемьдесят дней. Совершенно естественно, что у людей праздник!
Но мне было невдомек, что все эти люди знали о моем исчезновении. Что меня неустанно разыскивали, организовывали облавы, исследовали дно рек, жандармы патрулировали район с вертолета. Была организована специальная служба для поиска пропавших в Бельгии детей: Жюли и Мелиссы, по восемь лет, Ан и Ээфье, семнадцати и девятнадцати лет, и других. Я ничего не знала о том, какой огромный резонанс получил арест «Бельгийского монстра». Родители разыскивали своих детей, ведь я сама видела объявление о розыске Жюли и Мелиссы у своей подруги перед моим похищением. Вот здорово! Они искали меня все, и я жива!
Царил настоящий психоз, и он стал всеобщим после ареста «самого ненавистного человека в Бельгии». Этот арест потряс страну, спровоцировал политические конфликты, отставки, отстранение некоторых следователей от дел, в том числе того самого, в гавайской рубашке, и Мишеля Демулена, моего спасителя! Годы спустя я окажусь в гуще гигантской полемики. Выживший свидетель злодеяний трусливого и лживого психопата, завладевшего умами тысяч людей и заполнившего собою километры газетных полос.
Я знала только свою историю и немного историю Летиции. Но и этого было достаточно.
Я чувствовала себя виноватой, что попросила подругу. Долгое время я говорила себе, что я способствовала, как и этот негодяй, тому, что Летиция попала в эту историю, даже зная, что по всей логике это не моя вина. Это он травмировал ее, но не я. Но я была настолько глупа, что даже вообразить не могла, что он сделает с ней то же, что и со мной. Я так страдала, будучи запертой с ним вдвоем, так страдала в комнате-голгофе, в подвальном узилище, что я даже ни на минуту не просчитывала, что он может сотворить опять подобную вещь.
Я сказала следователям, что сама попросила подругу. Но они видели, что моим сознанием так манипулировали, что я в тот момент даже не чувствовала за собой никакой вины. Тем не менее это чувство вины поселилось в моей голове. Я пробовала освободиться от него, говоря себе: хорошо, это я попросила его о подруге, но это он причинил ей зло, а не я. А если бы я не «потребовала» ее, то была бы мертва, а его бы никогда не арестовали! Но до конца мне не удалось избавиться от этого сознания вины. И Летиция это знала. Но я все-таки думаю, что она на меня не в обиде, пусть даже она никогда не говорила мне об этом, может быть, чтобы не делать мне больно. Она знает, что на мне также висит огромный груз, который я буду нести всю жизнь… а если она на меня все еще обижается, то надеюсь, что сейчас как раз тот самый случай. Мы говорили с ней вдвоем во время процесса. Мне было очень жаль, но ведь, если бы это была не она, он нашел бы другую. И в конце концов, Летиция спасла нас обеих.
Вернувшись домой, я не могла определить четко ход вещей, но чувство вины еще присутствовало, и мне оставалось жить с ним, как и со всем остальным, впрочем.
Странной была эта праздничная атмосфера в нашем квартале. Я вышла из крысиной норы, где этот подонок промывал мне мозги своей историей о выкупе, о смерти, о родителях, которые наплевали на меня… И вдруг я оказалась среди толпы людей, которые разыскивали меня все это время! Я никак не могла соединить в сознании эти два образа. Я верила негодяю, и я ругала себя за это. Это было единственной вещью, которую я в тот момент отчетливо осознавала.
Полицейский нес меня на руках над розовыми кустами вокруг дома. Я здоровалась со многими людьми, даже не зная, кто они. А когда я добавила: «Мне не хватало вас!» — эта реплика часто цитировалась в средствах массовой информации, — я сказала это не какому-то определенному человеку, а им всем, в общем. Мне не хватало жизни.
