Ричард Мораис - Путь длиной в сто шагов
Рядом со столиком графа висела любимая картина мадам Маллори, пейзаж XIX века, написанный маслом и изображавший марсельский рыбный рынок, и она незаметно поправила ее, так как предыдущий посетитель, садясь, слегка задел раму. Как из-под земли рядом с мадам появился мальчик в форме с золотыми пуговицами, в хлопковых перчатках, держа корзину домашнего хлеба на плече.
– Новинка: со шпинатом и морковью, из твердых сортов пшеницы, – пояснила Маллори, указывая серебряными щипцами на двуцветную булочку из двух сортов теста. – Сладковатые, особенно хороши будут с сегодняшним террином из фуа-гра с белым трюфелем и желе из портвейна.
– Ах, мадам, – отозвался шутливо граф де Нанси. – Перед каким жестоким выбором вы меня ставите.
Маллори пожелала ему приятного аппетита и пошла дальше, кивая знакомым посетителям, поправляя стоявшие на столиках орхидеи. На несколько секунд она остановилась, чтобы яростным шепотом отчитать сомелье. Его рукав был забрызган вином, и мадам приказала сменить униформу.
– Немедленно! – прошипела она. – Вы должны были сделать это без напоминания.
У стойки при входе мсье Леблан и его помощница Софи принимали пальто у посетителей, прибывших отдохнуть из Парижа. Маллори подождала в стороне, пока Леблан освободится.
– Ну, пойдем покончим с этим, – сказала она. – А вы, Софи, убавьте немного Сати. Громковато. Музыка должна быть едва слышна, она должна только создавать атмосферу.
Ночь была темна, как boudin noir – кровяная колбаса, – а звезды казались мне комочками жира в ней. Совы ухали в ветвях лип и каштанов; стволы берез сияли в лунном свете, как серебряные колонны.
Но на нашей улице было шумно. Из окон особняка Дюфура лился яркий свет, прибывавшие посетители оживленно болтали друг с другом, а ночной воздух был напоен уютно пахнувшим дымом березовых дров.
Ресторан был уже наполовину полон. Улицу запрудили машины со всего района. Мадам Маллори и мсье Леблан в чернильной тьме пересекли разделявшую наши рестораны улицу и теперь ожидали своей очереди зайти, сразу за мсье Итеном и его семьей из шести человек.
Из двери также лился яркий свет. Вдруг его заслонил массивный силуэт отца. Его телеса были втиснуты в курту из шелка-сырца, грудь с волосатыми сосками некрасиво прорисовывалась сквозь блестящую золотистую ткань.
– Добрый вечер, – громогласно прогудел он. – Добро пожаловать, мсье Итен. И все семейство с вами! Боже, мадам Итен, какие у вас парни – все красавцы. Давайте, разбойники, заходите. У нас есть для вас прекрасный столик с видом на сад. Моя сестра вас проводит.
Папа пропустил их и снова выступил вперед, всматриваясь в тускло освещенные фигуры на ступенях.
– А-а, – наконец произнес папа, узнав мадам Маллори и мсье Леблана. – Наши соседи. Добрый вечер, добрый вечер. Прошу.
Не говоря больше ни слова, папа развернулся и медленно пошел в своих белых тапочках через обеденный зал.
– Все столики заказаны! – крикнул он, перекрывая гул, стоявший в ресторане.
Они шли мимо пластмассовых розочек, плакатов с рекламой «Эр Индия», трубящего слона – и Маллори опасливо куталась поплотнее в свою шаль.
Папа небрежно положил две пластиковые папки с меню на столик, накрытый на двоих. Из висевших сверху динамиков выли на урду Суреш Вадкар и Харихаран, и стены заметно завибрировали, когда саранги и табла[18] разразились особенно страстной музыкальной тирадой.
– Прекрасный столик! – проорал папа, перекрикивая музыку.
Мсье Леблан быстро предложил мадам Маллори стул, надеясь предупредить какую-нибудь колкость с ее стороны.
– Да, мсье Хаджи, – сказал он. – Большое спасибо. Поздравляем вас с открытием и желаем всяческих успехов.
– Спасибо, спасибо. Добро пожаловать! Зейнаб! – вдруг рявкнул папа.
Мадам Маллори в ужасе зажмурилась, а некоторые из посетителей повскакали с мест. Моя семилетняя сестренка, как ей и было приказано, подошла к столику мадам Маллори с пучком анютиных глазок. На ней было простое белое платье, и даже мадам Маллори пришлось признать, что смуглая, цвета корицы, кожа девочки, подчеркнутая чистым хлопком, в огнях ресторана выглядела чудесно. Зейнаб подала мадам Маллори цветы и застенчиво уставилась в пол.
– Добро пожаловать в «Мумбайский дом», – тихо сказала она.
Папа расплылся в улыбке. Маллори наклонилась и потрепала Зейнаб по волосам. Кудри ее, впрочем, были только что намазаны маслом для волос из коллекции Мехтаб.
– Прелестно, – сухо бросила мадам Маллори, вытирая под столом руку о салфетку, лежавшую у нее на коленях. Затем она снова обратилась к отцу. – Помогите нам, мсье Хаджи, – сказала она, указав на меню. – Мы совсем не разбираемся в вашей еде. Сделайте заказ за нас. Пусть будет ваше фирменное.
Папа что-то проворчал и со стуком поставил на стол бутылку красного вина.
– За счет заведения, – сказал он.
Маллори узнала единственную по-настоящему плохую марку вина во всей долине.
– Нет, спасибо, – сказала она. – Что вы обычно пьете?
– Пиво, – сказал папа.
– Пиво?
– Пиво «Кингфишер».
– Тогда два пива.
Папа прошел в кухню, где я готовил на гриле молотую кукурузу с кориандром, и передал их заказ. По цвету его щек было видно, что давление у него растет. Я поднял палец, предупреждая его о необходимости сохранять спокойствие.
– Покажи им! – сказал он. – Покажи им.
В ресторане царило оживление; мадам Маллори, должно быть, была удивлена тем, сколько жителей Люмьера пришли к нам отпраздновать открытие. Мадам Пикар, торговавшая фруктами, с подружкой активно угощалась вином за счет заведения; мэр со всей семьей, даже с братом-адвокатом, веселился за угловым столиком, громко рассказывая неприличные анекдоты. Пока Маллори таким образом осматривала помещение, к ее столику подошел дядя Майюр и открыл пиво.
Мухтар и Араш, мои младшие братья, вдруг принялись с гиканьем бегать между столиков, пока мой дядя не ухватил Араша за шею и не надрал ему уши. Рев мальчика был слышен по всему ресторану. Вскоре из кухни вышла бабушка, которую раздражали все эти люди, вдруг явившиеся к ней домой. Она подошла к угловом столику и ущипнула мэра. Он был изумлен и даже ругнулся. Папа бросился к нему, чтобы извиниться и объяснить, что с бабушкой.
Однако все шло неплохо. Из кухни принесли первые заказы. Тарелки гремели в руках неопытного официанта-француза, но, когда побрякивавшие металлические блюда поплыли по обеденному залу, все так и заахали. Мэр обрел прежнее приподнятое состояние духа, когда на его столике появилась горка самосов с креветками и еще одна бутылка вина за счет ресторана. В этот момент мадам Маллори вскочила с места и прошла ко входу на кухню.
