Джон Фаулз - Червь
В.Сиятельство как-то раз сделали мне честь, с похвалою отозвавшись о моём чутье и заметив, что доверяете моему носу столь же всецело, что и носу любимой гончей. Если В.Сиятельство ещё не разуверились в сём прорицательном органе, осмелюсь доложить: нюх мой подсказывает, что человек, коего я разыскиваю, жив и здоров и непременно будет найден. Притом не могу не признаться, что разгадать цель его появления в сих местах весьма затруднительно, и, не напав на след, я не имею возможности делать какие-либо заключения. Ясно, что внешний повод для путешествия был избран ad captandum vulgum[37] — дабы отвести глаза посторонним. И всё же не постигаю, какая бы причина могла заставить Его Милость, изменив обычным своим привычкам и вкусам, отправиться в безрадостные и варварские западные края. Сии места, где Его Милость видели в последний раз, имеют некоторое сходство с менее приглядными и более лесистыми из долин, которые столь хорошо знакомы В.Сиятельству — с той лишь разницей, что располагаются здешние долины не на такой изрядной высоте и заняты больше лесами, нежели чем пустошами (прибавьте сюда ещё и овечьи пастбища). Совсем безлесное место есть лишь одно — великая оскуделая возвышенность мерзостного вида, именуемая Эксмур; находится она в нескольких милях к северу отсюда. На ней берёт начало река Экс. Ныне же приятности этим краям ещё поубавили затянувшиеся на целый месяц дожди, подобных которым местные жители не упомнят и которые вредят и стогам, и молодым злакам, равно как и постройкам (здесь в ходу невесёлая шутка, что, сколько бы мельниц ни претерпело поруху, большой беды не будет, ибо зерно всё равно до жерновов не дойдёт, будучи прежде загублено хлебною изгариною вкупе с мучнистою росою).
Здешняя чернь ещё больше дичится приезжих, нежели наша; речь её очень темна и погрешает против грамматики; о местоимениях и склонении оных тут не имеют никакого понятия: вместо «она» говорят «он» (aitchum non amant)[38], вместо «я» — «мы», звук «ф» произносят как «в» — словом, речь неотёсанных беотийцев[39], отчего мой писец взял на себя труд её приглаживать, дабы В.Сиятельство не возмущался неправильностью слога и не затруднялся чтением. В этой убогой стороне, где Его Милость останавливался в последний раз, самый образованный человек — мистер Бекфорд. Я не сомневаюсь, что, не будь его епископы вигами, он бы оказал себя столь рьяным тори, что и Сачеверелл[40] не шёл бы с ним в сравнение. Завтра он может с лёгкостью перекинуться в магометанскую веру, если сие доставит ему житейские выгоды.
Полагаю, В.Сиятельство согласится со мною в том, что на новые находки в сих краях надежды мало. Дальнейшие мои розыски в Бидефорде и городишке, из коего я имею честь писать В.Сиятельству, были не более успешны, нежели чем расследование доктора Петтигрю. Одно лишь знаю за верное: Его Милость действительно побывал в этой глуши, но для какой оказии, мне сие неведомо. Прежде чем пуститься по следу притворного дяди и его племянника, я не наводил никаких справок о знакомствах Его Милости. Однако, как, должно быть, помнит В.Сиятельство, я удостоверился, что Его Милость не замечен в каких-либо тайных или беззаконных связях такого рода, в коем можно было бы усмотреть причину присутствия девицы. Буде же подобная связь имелась и горничная на поверку оказалась бы знатной дамой, сомнительно, чтобы совместное бегство таковых двух особ уже не наделало бы шуму в обществе; но когда бы non obstante[41] дело обстояло именно так, не странно ли, что они бежали в столь негодные (для сих целей) края, а не подались прямиком в Дувр или же иное место ближе к французскому берегу?
Я поистине затрудняюсь объяснить В.Сиятельству, для какой нужды Его Милость взял с собой в дорогу ещё и сих троих. Как не понять, что в видах сохранения тайности надёжнее было бы пуститься в путь с одним слугою. Не могу предположить ничего другого, как то, что, путешествуя в обществе четырёх спутников и определившись под начало к мнимому дяде, Его Милость уповал ввести в заблуждение преследователей — если он почему-либо имел причины таковых опасаться. Не лишено вероятия, что Его Милость попросту метал петли на манер зайца, да простит мне В.Сиятельство это выражение. Из Бидефорда и Барнстапла отходит множество судов в Ирландию и Уэльс, а некоторые также во Францию, Португалию и Кадис: после недавнего заключения мира торговля с сими последними приметно расширилась. Справившись в обоих портах, я установил, что в продолжении первых двух недель мая ни один корабль во Францию не отплывал (правда, несколько судов, как водится об эту пору, отплыли на Ньюфаундленд и в Новую Англию). Со всем тем я не слишком верю, что Его Милость избрал для бегства столь мудрёный путь.
В.Сиятельству лучше меня известно взаимное расположение, связывавшее Его Милость и Терлоу. Я много над этим раздумывал — а именно над тем, что добрый хозяин едва ли мог довести слугу до такового чудовищного поступка или по крайности — если такое подлинно случилось — не взяться за выяснение обстоятельств сей горестной утраты. На это у меня имеется лишь одно объяснение — что некая причина побудила Его Милость отослать Терлоу прочь и продолжать путь в одиночестве, Терлоу же (вполне вероятно) по слабости ума придал повелению Его Милости ложный смысл и, покинутый хозяином, с отчаяния наложил на себя руки. Впрочем, не стану больше утомлять В.Сиятельство этой догадкою.
В.Сиятельство, несомненно, обратили внимание на свидетельства служанки. Из них явствует, что Его Милость захватил с собою в путешествие бумаги и инструменты, до его любимых учёных занятий относящиеся, — ношу не вполне сообразную со свиданием любовного свойства или с увозом своей любезной. Посему почёл я за нужное разведать, не слышно ли в сих окрестностях о каких-либо curiosi[42], занятых разысканиями в астрономии и математике. Через посредство доктора Петтигрю я свиделся с одним таким, имеющим жительство в Барнстапле. Этот джентльмен, мистер Сэмюел Дэй, живя на доходы от своего состояния, упражняется в естественных науках, о чём ведёт переписку с Королевским обществом[43], сэром Г.Слоуном[44] и прочими. Однако, расспросивши его, я не нашёл в его ответах ничего для себя важного; он также усомнился, чтобы местность сия благоприятствовала каким-либо особым наблюдениям, каковые нельзя было бы произвести в иных местах. Он не припомнил больше ни одного человека сходных занятий отсюда до самого Бристоля, каковой человек мог бы возбудить любопытство у лондонского светила. Боюсь, что и в сём случае Ваш покорный слуга оказался in tenebris[45]. Если подобное намерение было primum mobile[46] путешествия, предпринятого Его Милостью, я решительно не постигаю, для чего столь невинная затея потребовала таких предосторожностей.
