Анна Гавальда - Просто вместе
— Нас учила моя мать…
— Как мать Людовика Святого?
— Точно.
— Как ее звали?
— Бланш Кастильская…
— Ну да, конечно. Но почему вас учили дома? Вы что, слишком далеко жили?
— В соседней деревне была муниципальная школа, но я ходил туда всего несколько дней…
— Почему?
— Именно потому, что она была муниципальной…
— А, всё то же деление на Синих и Белых,[19] да?
— Да…
— Эй, но это же было двести лет назад! С тех пор многое изменилось!
— Многое, бесспорно, изменилось. Но вот к лучшему ли? Я… Я не уверен…
— …
— Я вас шокирую?
— Нет-нет, я уважаю ваши… ваши…
— Мои ценности?
— Да, если хотите, если это слово вас устраивает, но как же все-таки вы живете?
— Продаю почтовые открытки!
— Это безумие… Просто идиотство какое-то…
— Знаете, по сравнению с моими родителями, я очень… ээ… изменился — ваше определение! — то есть я… эволюционировал…
— Какие они, ваши родители?
— Ну…
— Похожи на набитые соломой чучела? На забальзамированные мумии? Плавают в чане с формалином вместе с лилиями?
— Отчасти вы правы… — развеселился он.
— Успокойте меня — они, во всяком случае, не передвигаются в портшезе?!
— Нет, но лишь потому, что носильщиков больше не найти!
— Чем они занимаются?
— В каком смысле?
— В смысле работы.
— Они землевладельцы.
— И это все?
— Знаете, у них много работы…
— Но… Вы очень богаты?
— Нет. Вовсе нет. Как раз напротив.
— Невероятная история…
— И как же вы выходили из положения в пансионе?
— С помощью Гафьо.
— Кто такой Гафьо?
— Не кто, а что — это очень тяжелый латинский словарь, который я клал в ранец и пользовался им, как пращой. Хватал ранец за лямку, раскручивал, придавал ему ускорение и… Фьююю! Сокрушал врага…
— Ну и?
— Что ну и?
— Как обстоят дела сегодня?
— А сегодня, моя дорогая, все очень просто: перед вами великолепный образчик homo degeneraris, то есть существо, совершенно непригодное к жизни в обществе, сдвинутое, нелепое и абсолютно анахроничное.
Он смеялся.
— И как же вы поступите?
— Не знаю.
— Пойдете к психиатру?
— Нет, но я встретил одну девушку — у себя на работе, такую чокнутую и смешную… Она мне ужасно докучает и все пристает, чтобы я пошел с ней в ее театральную студию. Она перебрала всех возможных и невозможных психоаналитиков и уверяет, что театр — самое действенное средство…
— Вот как…
— Так она говорит…
— Значит, вы никогда никуда не ходите? У вас нет друзей? Ни одной родной души? Никаких контактов… с двадцать первым веком?
— Нет. Пожалуй, нет… А вы?
5Жизнь вернулась в привычную колею. Вечерами Камилла, борясь с холодом, садилась в метро и ехала в противоположную сторону по отношению к мощному потоку окончивших работу людей, наблюдая за измученными лицами пассажиров.
Мамаши, которым нужно было забрать своих отпрысков из школ и детских садов в седьмой зоне пригорода, засыпавшие с раскрытым ртом, прислонившись спиной к запотевшим стеклам, дамочки, увешанные дешевой бижутерией, с недовольным видом перелистывающие телепрограмму, слюнявя указательный палец с острым ноготком, мужчины в мягких мокасинах и пестрых носках, шумно вздыхая, рассеянно читающие свои бумаги, и молодые клерки с лоснящимися лицами, транжирящие деньги, болтая по купленным в кредит сотовым…
И все другие, которым оставалось лишь цепляться за поручни, чтобы не упасть… Те, кто не видел никого и ничего. Ни новогодней рекламы — золотые деньки, золото в подарок, дешевая семга и фуа гра по оптовой цене, ни газеты соседа, ни попрошайки с протянутой рукой, гнусавящего раз и навсегда затверженную просьбу о помощи, ни даже эту сидящую напротив них девушку, зарисовывающую в блокнот их потухшие глаза и складки их серых пальто.
Потом она перекидывалась парой-тройкой слов с охранником здания, переодевалась, держась за ручку тележки, натягивала бесформенные рабочие шаровары и бирюзовый нейлоновый халат с надписью «Профессионалы у вас на службе» и постепенно разогревалась, работая как проклятая, чтобы потом снова нырнуть в холод ночи, выкурить энную по счету сигарету и прыгнуть в последний поезд метро.
Увидев Камиллу, СуперЖози поглубже засунула кулаки в карманы и подарила ей почти нежный оскал улыбки.
— Ага… Вот и наш призрак… С меня десять евро…
— Что?
— Проспорила девушкам… Я думала, вы не вернетесь…
— Почему?
— Не знаю, так показалось… Но никаких проблем, я заплачу! Ладно, за работу. С этой погодой они нас совсем достали. Их вроде как и не учили вытирать ноги… Видели, что творится в холле?
Появилась Мамаду.
— Ты что, спала без просыпу всю неделю?
— Откуда ты знаешь?
— Из-за волос. Слишком быстро отросли…
— А у тебя как дела? Выглядишь не очень…
— Да все путем…
— Проблемы?
— Да что проблемы… Дети болеют, муж проигрывает деньги, невестка играет на нервах, сосед насрал в лифте, телефон отключили, а так все в порядке…
— Зачем он это сделал?
— Кто?
— Сосед…
— Да почем мне знать, только я его предупредила, что в следующий раз он у меня сожрет свое дерьмо! Это уж точно! Чего смеешься?
— А что с твоими детьми?
— Один кашляет, у другого несварение… Ладно… Хватит болтать, я расстраиваюсь, а когда я расстраиваюсь, от меня никакого проку…
— А как твой брат? Он не может их вылечить своими амулетами?
— Лучше бы он победителей на скачках наколдовал, бездельник…
Грязнулю с шестого этажа явно задела за живое карикатура Камиллы, и он оставил кабинет в относительном порядке. Камилла нарисовала ангела в костюме с нимбом вокруг головы и крылышками за спиной.
В квартире каждый старался найти свое место. Смущение, неуверенность и неловкость первых дней постепенно уступили место повседневной круговерти.
Камилла вставала к полудню, но около трех, когда возвращался Франк, всегда уходила к себе. К семи часам он снова отбывал на работу, иногда встречаясь на лестнице с Филибером. Камилла пила с Филибером чай, иногда они устраивали легкий ужин, ехала на работу и возвращалась не раньше часа ночи.
Франк в это время никогда не спал — слушал музыку или смотрел телевизор. Из-под его двери тянуло травкой. Камилла удивлялась, как ему удается выдерживать этот сумасшедший ритм жизни, но очень скоро поняла, что он его и не выдерживает.
