Дина Рубина - Синдикат
В подъезде в нос мне опять шибанул запах горелого. На сей раз, по-видимому, горела пластмасса, запах особенно въедливый и мерзкий. Лифт стоял... Вместо кнопки вызова оплывала, чадила черная горючая капля. Ее задумчиво обнюхивал громадный черный пес, закрывая проход наверх. Я с минуту потопталась на почтительном расстоянии, наконец, вежливо, но с усилием, как шкаф, отодвинула эту лошадь и стала подниматься по лестнице.
Двумя этажами выше кто-то легко, почти неслышно взбегал по ступенькам. Перегнувшись через перила, я заглянула вверх. Увидела только мелькнувшие детские кроссовки...
– Э-э-эй!!! Стой, мальчик!
Где-то хлопнула дверь, и все смолкло... Открыла мне дочь с незнакомым, каким-то отупелым, опухшим от слез лицом.
– Они взорвали дельфинариум, – сказала она на иврите. Я ничего не поняла, но ее лицо страшно меня испугало. Стылая тошнота подкатила к горлу.
– Что... где... что это?! Это где дельфины?!
– О, Господи, – зарыдала она, – мама, ты как всегда ничего не знаешь! Это дискотека в Тель-Авиве, дискотека!!! Ребята пришли потанцевать!
И монотонно, как заученную молитву, повторяя, – “они пришли потанцевать, они пришли потанцевать!”, – закрылась в своей комнате.
Microsoft Word, рабочий стол, папка rossia, файл sindikat
“...кажется, у Яши дома неприятности – он ходит потерянный и какой-то заспанный, вернее, недоспавший. Он мне бесконечно симпатичен – Яша. Рубашки всегда мятые. Видно, стиральная машина работает исправно, а вот две пары девичьих рук, что должны бы отца выпускать на люди с иголочки, заняты чем-то другим. Чем?
Я переждала дня два, потом все-таки, на свой страх и риск, полезла в душу. В крайнем случае, пошлет меня к чертям. Сначала он мялся, недоговаривал, потом расстроился настолько, что все разом и вывалил на меня:
– Понимаешь, напрасно Москву выбрал. Надо было в какую-нибудь тьмутаракань забиться, в какое-нибудь Сельцо под Брянском, где одна закусочная, под названием “Рюм. чная”.
– В Сельцо синдиков не посылают.
– В том-то и дело... – расстроенно сказал он. – Выросли мои девки, нате-пожалуйста!.. Я ж их совсем не вижу. Где они шляются, чем заняты... На днях прихожу домой и застаю вальяжного такого господина в кресле...
– В твоем халате?
– Да нет, – он махнул рукой, – они вообще не по этой части, они очень нравственные девочки, если ты имеешь в виду разврат... Там похуже дела...
– Наркотики?! – ахнула я.
– Нет-нет, этого еще мне не хватало!.. Хуже, хуже...
– Подожди... – я встала, закрыла дверь своего кабинета, вернулась и заставила Яшу сесть на диван. – Извини, как родитель – родителю: что может быть хуже наркотиков и блядства?
Он посмотрел на меня измученными впалыми глазами и сказал:
– Непостижимая гениальность... – Он помолчал... – Не знаю – в кого это они, говорят, у моего деда Мини были выдающиеся математические способности, только вот образование не удалось получить... Но эти... Понимаешь, они цифры, числа чувствуют на каком-то паранормальном уровне. Дело даже не в том, что у них замечательные математические данные, – таких людей навалом... Но мои как-то видят... сквозь преграду, на расстоянии чувствуют... Как Вольф Мессинг...
– Ничего не понимаю, – сказала я. – Ну и что? В чем беда-то?
Яша оглянулся на дверь и прошептал: – Они играют.
– На чем?
– Не на чем, а в карты... Бридж. Преферанс...
– Ну и что?
– А то, – в полном отчаянии проговорил несчастный отец, – что их нанимают богатые люди – для игры. Вот как домушники малолеток запускают в форточку, чтобы дверь изнутри открыли... За ними охотятся, их перекупают...
– Я... не понимаю... – пробормотала я... – Никогда не играла в карты. Не моя область интересов... Объясни, пожалуйста...
– А чего тут объяснять, – он тяжело и как-то покорно вздохнул. – Бридж, “Роббер”, игра математическая, основана на теории вероятности. Суть игры – обмен информацией. На основе заявления партнера ты должен вычислить – какие карты у вас с партнером, какие у противника. Так вот, им даже не нужен никакой обмен информацией, они – обе – все карты просто видят, кожей, нюхом – не знаю чем, а кроме того, друг друга чувствуют за тысячи километров, мысли читают...
– А сколько игроков в этой игре?
– Четверо, играют по двое, партнеры сидят друг напротив друга. Крестом.
– И что?
– Ну и богатые люди нанимают профессионала – играть в паре.
– А твои девочки...
– А мои девочки, – проговорил он упавшим голосом, – как раз и есть – профессионалы. И похоже, это уже знает вся Москва... кроме нашего департамента Бдительности ...
Мы сидели с ним и молчали... Бедный Яша.
В тот раз я, кажется, пошутила – мол, по крайней мере, они обеспечат твою забубенную старость... Но, честно говоря, не знаю – как относиться ко всей этой оригинальной истории...”
Глава девятая
Азария
Московский филиал Синдиката являл собой зеркальное отражение Иерусалимского Центра, с той лишь разницей, что все департаменты в Центре были неизмеримо многолюдней. На каждого синдика в Москве приходилось по десятку начальников в Иерусалиме. И все они отчитывались результатами нашей работы перед Верховным Синдиком и Ежегодной Контрольной Комиссией Всемирного Синдиката. Можно лишь представить, сколько иерусалимских наездников сидело на горбу каждого из нас, как пришпоривали они – каждый своего – мула, как покрикивали и щелкали бичом над нашими задами, и без того облепленными оводами...
Время от времени по электронной почте я получала из Центра послания от самых разных начальников: из Аналитического департамента, из департаментов – Контроля над ситуацией, Кадровой политики, Стратегии глобальных проектов, из департамента Внедрения идей ...
Первое время я пугалась, мучительно задумывалась над смыслом посланий, вытягивалась во фрунт, становилась под ружье, писала – как требовалось в запросах – планы на будущее, или отчеты по прошедшему. Причем, отсылая электронные эти сообщения, переживала всегда одно и то же мистическое чувство: будто пуляю записку в черную утробу Вселенной: кому? зачем? кто ее прочтет?
Из-за специальной выделенной линии Интернета, послания – чавк! – улетучивались в мгновение ока. Было в этом что-то бесовское, сверхъестественное, пугающее...
Помню, на ответ по какому-то первому, бессмысленному запросу из Центра, я заставила работать три дня весь свой департамент. Отослала отчет и стала ждать реакции. Ну, не “спасиба”, – я была уже не столь наивна, – но хотя бы какой-то знак! Спустя неделю послала письмишко, – ребята, мол, ау, как там с нашим отчетом? В ответ – великое молчание Вселенной.
