Светлана Замлелова - Гностики и фарисеи
Но как только Николай Макарыч решал одну задачу, воспалённый мозг его ставил перед ним новую. Услышав однажды, что в соседнем городе зэки совершили побег из тюрьмы, он рассудил, что естественнее всего для них было бы схорониться на время, а затем напасть на квартиру с тем, чтобы завладеть деньгами, одеждой и пищей. А где удобнее всего схорониться? Конечно, на чердаке. Оттуда можно перелезть на балкон верхнего этажа (Николай Макарыч как раз жил на пятом, последнем этаже), выбить окна, убить хозяина квартиры, тем более, если тот – одинокий старик; отсидеться в квартире, питаясь запасами убитого, а потом и самим убитым – этого хватило бы надолго, – ну, а после, когда страсти улягутся, можно, как ни в чём ни бывало, отправляться на все четыре стороны. Николай Макарычем овладело сильнейшее нервное возбуждение, от которого он был не в состоянии избавиться. Он не спал ночами, а сидя в постели, всматривался в окно, не покажутся ли беглые каторжники. Рядом с собой он ставил телефон, а в руках держал тот самый кухонный нож. Свет он не гасил, чтобы с улицы было видно, что он не спит.
Болезненные переживания породили в Николай Макарыче невероятную активность и поистине гениальную изобретательность, которые, однако, носили исключительно односторонний характер. Все свои жизненные силы он направлял лишь на то, чтобы оградить свою жизнь и имущество от возможных посягательств извне.
Он заметно похудел и осунулся. Перестал следить за собой, часто подолгу ничего не ел. Книг и газет он давно уже не читал, поскольку однажды ему вдруг пришло в голову, что он достаточно уж прочёл, и теперь это занятие потеряло для него всякий смысл. Случалось, что целыми днями он не выходил из дома, где сидел, запершись, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Оттого что он перестал мыться и стирать одежду, в квартире у него распространился удушливый кислый запах. Сам Николай Макарыч ощущал его, но откуда этот запах исходит, долго не мог понять. Вскоре, однако, он сообразил, что в квартиру его кто-то – очевидно, соседи – напустил ядовитого газа. И с тех пор Николай Макарыч стал ходить по дому не иначе, как в повязке из старого полотенца.
Как-то, уже весной, он собрался за хлебом. Он оделся и уж было направился к двери, как вспомнил, что забыл включить радио. Обыкновенно, когда он уходил, то всегда включал радио, звуки которого, слышимые даже на лестнице, призваны были отпугнуть потенциальных грабителей, внушив им, что хозяева дома.
Николай Макарыч оставил сумку с ножом в прихожей и отправился на кухню, где в углу под самым потолком располагалась радиоточка. Николай Макарыч выкрутил ручку громкоговорителя, но к удивлению своему услышал, что голос диктора обращается к нему. Николай Макарыч замер и стал прислушиваться. Нет, ошибки не было. Диктор обращался к нему, к Николай Макарычу Пыткину.
– Пыткин! Пыткин! – говорил голос по радио.
– Вот я! – откликнулся Николай Макарыч.
– Слушай, Пыткин! Меня зовут Фёдор Триасучкин. Я из штаба дивизии огненных пулемётов. Я послан к тебе, чтобы руководить твоею жизнью. За особые сверхзаслуги ты принят в штаб нашей дивизии и назначаешься главнокомандующим всеми танковыми и мотострелковыми силами в мире. Вместе мы должны победить, потому что мы – творцы победы!
– А что я должен делать? – поинтересовался Николай Макарыч.
– Ничего. Живи, как жил. Ничего не бойся, ты теперь находишься под защитой нашего штаба. И ныне, и присно, и во веки веков.
Николай Макарыч, которого голос Триасучкина застал перед радиоточкой, так и остался стоять, внимая новому другу. Триасучкин понравился Николай Макарычу. Они долго беседовали, и Николай Макарыч узнал для себя много интересного. Так, например, Триасучкин объяснил природу отвратительного запаха в квартире Николай Макарыча. Действительно, завистники хотели отравить его и потому напустили ядовитый газ новейшей разработки. Триасучкин похвалил Николай Макарыча за находчивость, но посоветовал снять повязку с лица, а вместо этого замазать ноздри мылом. Таким образом газ не причинит ему вреда, потому что действует разрушающе только при попадании в организм через нос. Ещё Триасучкин сообщил, что в настоящее время в штабе проводится следствие по его, Николай Макарыча, делу. И если выяснится, что на нём нет никакой вины, его ждут «необыкновенные сюрпризы». На прощанье Фёдор Триасучкин пообещал вскоре снова выйти на связь с Николай Макарычем.
Николай Макарыч постоял ещё на кухне, обождав, не повторится ли «сеанс связи», потом прошёл в комнату и, как был в пальто и ботинках, повалился на кровать.
С тех пор каждый день он подолгу беседовал с Триасучкиным. Общение их начиналось так. Где бы Николай Макарыч ни находился, он всегда каким-то неведомым образом чувствовал, что Триасучкин ждёт «связи», и спешил на кухню. Там он выкручивал до предела ручку громкоговорителя и замирал в ожидании. Тотчас раздавался «в эфире» знакомый голос. Во время «сеансов» Николай Макарыч весь преображался. Он широко улыбался, глаза его лихорадочно блестели. Обращаясь к Триасучкину, он оживлённо жестикулировал и возбуждённо смеялся.
Однажды Триасучкин сообщил, что следствие по делу Николай Макарыча окончено. И поскольку за недостатком улик вины за ним не признали – хотя и были серьёзные обвинения, например, в поджоге музейного архива, – то отныне ему присваивается звание Трижды Героя Мира, и даруется право ношения всех существующих и несуществующих орденов и медалей всех стран, включая Антарктиду. А, кроме того, в будущем его ждёт солидная денежная премия.
Это известие очень обрадовало Николай Макарыча. Ему вдруг захотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью, рассказать о достижениях.
Надо сказать, что после «знакомства» с Фёдором Триасучкиным его состояние изменилось. Он перестал бояться – ведь теперь он находился под защитой штаба дивизии огненных пулемётов! А с тех пор, как он замазал себе обе ноздри мылом, его больше не беспокоил неприятный запах. Николай Макарыч повеселел и даже стал гулять.
Узнав о присвоении ему звания трижды героя мира, он отправился на улицу. Побродив немного, он остановился возле палатки, одной из тех палаток, что торгуют на каждом шагу всякого рода дурманом, и стал рассматривать людей. Внимание его привлёк парень, стоявший тут же. Парень курил. Николай Макарыч подошёл, лукаво заглянул ему в глаза и спросил:
– Знаете, кто я?
Парень смерил его взглядом, сплюнул и произнёс:
– Не знаю. И знать не хочу.
– Напрасно! – Николай Макарыч таинственно захихикал. Потом лицо его приняло торжественное выражение. – Перед вами, – строго сказал он, – Трижды Герой Мира, творец мировой победы...
Парень посмотрел на него глазами, полными – как показалось Николай Макарычу – зависти; и протянул:
– У-у-у!
Затем бросил сигарету и поспешил прочь.
Николай Макарыч тихонько засмеялся и побрёл домой. Всё же ему удалось произвести впечатление на этого парня!
Дома Николай Макарыч поведал Триасучкину о том, что случилось. Триасучкин остался недоволен.
– Никому не говори о своих наградах, – сказал он, – люди всё равно не поймут тебя. Вот если бы ты мог рассказать им о нашем штабе или о дивизии... Тогда, пожалуй, все назвали бы тебя героем... Ступай, расскажи о наших бойцах! Довольно бездельничать!..
Николай Макарыч устыдился. После разговора с Фёдором Триасучкиным он долго думал и нашёл, что не заслуживает тех званий и наград, которых удостоил его штаб. Он решил исправить положение.
На следующее утро он снова вышел из дома. С улицы доносился шум машин и людские голоса. Где-то тявкала собака. Николай Макарыч постоял немного у подъезда, прислушиваясь. Им вдруг овладело приятное чувство, какая-то неизъяснимая радость разлилась по всему телу. Он засмеялся и пошёл навстречу уличному шуму. Он шёл неспешно, глазел по сторонам и ловил взгляды прохожих, пытаясь угадать интерес к себе. Одна старуха как будто задержала на нём глаза. И он, обрадованный, поспешил за нею. Старуха немного прихрамывала. В одной руке она тащила большой пакет. Направлялась старуха к автобусной остановке, и, когда уже почти поравнялась с ней, подошёл автобус. Старуха прибавила шагу. Заторопился и Николай Макарыч. И через минуту они оба уже тряслись в автобусе.
Николай Макарыч пристроился за спиной у старухи и всё не знал, как бы ему начать свой монолог. Он наклонился к её уху и уже собрался было что-то сказать, как вдруг внутри у него шевельнулось нечто давно позабытое, шевельнулось с новой силой, и он, недолго думая, схватил старуху за грудь. Старуха ахнула, рванулась и дико завизжала. Все, кто был в автобусе, все повернулись к ним. Стоявшая рядом со старухой молодая женщина вздрогнула, закатила глаза и, схватившись за сердце, зашевелила губами.
– Ну... Чего ты? – прошептал Николай Макарыч старухе на ухо.
