Георгий Эсаул - Алиса в стране оплеух
Белый Кролик назвал меня рабыней Изаурой - может быть, я - она: а ты - милосердие с оплеухами в сердце.
Не рассказывай о своём тягучем детстве, как дрейфовала с Папанинцами на льдине, кушала сухари и верила, что чёрные точки в твоих глазах - не четыре полюса Земли, а - четыре Всадника Апокалипсиса.
- Замолчи, благородная девица!
Не смей!
Слышишь, убийца Правды! Не смей!
Ты не Сергей Иванович Королёв! Тебе не позволено, мерзавка!
Гори ты в адском пламени чёрной свечи! - Крыса тоненькой лапкой ударила по щеке графини, тяжесть бед мормонов заключена в ударе.
Графиня Алиса отлетела от удара, сбивала в полёте пряничные вазы, пряничные книги, пряничные этажерки, уткнулась головой в пряничный шкаф, словно дошла до точки Истины.
Двери шкафа отлетели осенними листьями, и из нутра, как из евстахиевой трубы Рогача, посыпалось нижнее бельё - не меньше трёх тонн, вывалились скелеты, и даже - маленький барабан с надписью "Белому Кролику от тщедушных барабанщиков Амстердама".
- Апокалипсис! Белый Кролик ждёт нижнее бельё герцогини, а я пирую, пью из графинчика, словно в столовой Института Благородных Девиц компот из плодов боярышника дегустирую.
Может быть - я после жижи из графинчика - выросла до размеров Останкинской телебашни? - графиня Алиса с холодом в душе ощупывала себя, сравнивала с благородной крысой-обличительницей, но не находила изменений, роста конечностей - так бородатая женщина укоряет небритого мужа. - Выросла! Всенепременно выросла, но морально!
Дух мой укрепился, а моральную основу золотыми шпагами не сломают даже сто Принцев на одном гигантском Белом Коне.
Талия моя узкая, но я не зазнаюсь, не кичусь перед крысой, не называю себя младогегельянцем.
Что есть жизнь?
И - если жизнь - чередование белого и чёрного, а чередования я сейчас не вижу, то, наверно, и не живу сейчас? - графиня Алиса сорвала с груди кожаные ленты - груди свободными радикалами вырвались наружу. - Белый Кролик в опасности!
Подонок он, плебей, но назвал меня рабыней, и за это я ему служу, верю, что он - исследователь душ барышень.
Графиня Алиса ловко накинула кожаную петлю на шею крысы, закрепила, другой конец вожжи привязала к пряничному шкафу - душительница свобод мелких грызунов, забросила в шкаф гейский барабан и нижнее бельё герцогини. - Тащи, крыса поднарная!
Веди к Белому Кролику, твоему господину!
Не говори, что ты - беженка и нуждаешься в лечении и пособии по безработице, лживый окорок ты, а не свинья.
Поднапрягись, потомки поставят тебе пряничный памятник! - графиня Алиса в отместку за зло - за оплеухи крысы, за её оскорбления дотошные, с трупными пятнами порока - ударила ладонью по правой щеке Крысы. - Подставляй левую щёку и вези, вези, бойцовская крыса!
Белый Кролик мается, кричит в отчаянии, катается на спине среди безнравственных призраков.
Крыса - с предсмертной тоской печальной выхухоли - злобно сверкнула глазом, ощерила жёлтые зубы кормилицы гориллы и - на удивление графини Алисы - потащила, быстро, наращивала скорость, казалось, что у неё за спиной выросли чёрные крылья посланницы ада.
Пряничный шкаф с тремя тоннами нижнего белья герцогини пробкой вылетел из пряничного домика.
Крыса наращивала и наращивала скорость, кометой Галлея летела по мрачным проходам в скалах и подземных кладбищах.
Графиня Алиса отставала, тяжело дышала, на ходу срывала со стен мох, жевала, искала в нём питательные килокалории.
Крысу с грузом нижнего белья герцогини не догнала, а, когда прибыла на место - охнула, схватилась под левой грудью, искала заледенелое в адском страхе сердце.
Белый Кролик полурасплющенный, но ещё живой - Крыса пробежала по нему и протащила тяжеленный шкаф с тремя тоннами нижнего белья герцогини - стонал, причитал, ощупывал себя сладострастно, проверял наличие конечностей - так продюсер фильма ужасов после наркоза ищет свои ноги.
- В детстве боялся кладбищ, а сейчас - Сергея Ивановича Королёва боюсь, даже верю, что превращусь в гусеницу танка, когда он настигнет меня! - Белый Кролик отлепился от крышки гроба, по привычке отвесил графине Алисе оплеуху (Алиса в ответ - также, по-деловому, с осознанием пользы своей жизни - ударила Белого Кролика в ухо). - Бельё герцогини - ерунда, прошлое, прах веков, моветон!
Никто через триста миллионов лет не вспомнит о трёх тоннах нижнего белья герцогини, не посыплет голову израильским пеплом - барды, а не люди.
А об оплеухах Сергея Ивановича Королёва вспомнят, и через пять миллиардов лет Земля вздрогнет, а Солнце погаснет от его Космических оплеух.
По пятницам ворую орехи на базаре, пью горькую: где Истина?
Где та тропинка с золотыми плитками Нострадамуса, которая приведет бедного Белого Кролика в опочивальню прима-балерины? - Белый Кролик закручинился, повесил голову, выпрямлял сломанные конечности, трепетал, словно красное знамя на фронте классовой борьбы.
- Изыди, сатана! - графиня Алиса отшатнулась от Белого Кролика, задумалась - чем прикрыть оголенные ведерные груди - большие до неприличия, но честь не запятнают.
- Пат! Шах и мат егерский!
Кто украл мою душу? - Белый Кролик взъярился, подушечки лап превращались в козлиные копыта, шерсть на загривке позеленела. - Конских яблок кто возжелал?
Накормлю досыта, и коровью лепешку в тандыр брошу!
Пропили честь, фармазоны, нигилисты, пахари от бухгалтерии!
Я покажу вам у Кузькиной матери!
- Кузькина мать у вас в подвале, батюшка! - послышались голоса из каменного гроба (графиня Алиса на крышке гроба заметила огненные китайские иероглифы, заробела, но не убегала; куда бедной девушке бежать без лифчика и без трусиков?) - А под хвостом у вас ручка, которой лукавый подписывает контракты на покупку душ человеческих!
- Билль о правах подписывай, Белый Кролик!
Независимость афрочехословаков в ваших руках!
Нет Правды в маленькой тележке, но в гробе на тележке - Истина! - маленький зленый человечек - огурец на тонких ножках дистрофика - подсунул Белому Кролику бумаги на подпись (графиня Алиса заметила, что бумага туалетная, использованная много раз). - На маятнике старинных часов я вешался, жизнь не мила!
Но кукушка из часов спасла меня, теперь - жена моя на сносях, простите меня, набитого ненужными мыслями, склочника, живодёра и подпольного пластического хирурга.
Зелёный человечек отвесил Белому Кролику сильную оплеуху - вечерний звон расплескался десантурской синевой по пещере.
Белый Кролик с радушием свадебного генерала отвесил ответную канцелярскую оплеуху - доброта произрастает Откровением.
Зелёный огуречик подарил оплеуху оцепеневшей графине Алисе.
- Сдохни, пожиратель мухоморов! - графиня Алиса ударила в низ живота огурчика, охнула, укоряла себя за дурные слова и излишнюю жестокость по отношению к жителям Третьего Рейха.
Огурчик улетел во тьму; в чёрном-пречёрном тумане хрустнуло, заверещало жалобно - так поёт оперная певица на похоронах штангиста.
- Сжечь тебя, отдать на корм тритонам, графиня Алиса! - Белый Кролик оклемался после крысы и пряничного шкафа с тремя тонами нижнего белья герцогини, выглядел, как помятый галстук мажордома. - Проницательность я бы проявил, язвил бы по поводу того, что ты без жениха, а Принц на Белом Коне, наверно, протух в болоте средневековья, упивается на свадьбе с горгульями, к тебе не спешит, словно у него вместо ног - рыболовные гигантские крючки.
Мучайся, обзывай себя откровенной барышней, раздумывай о безнравственности - назовут тебя безнравственной, очернят в Институте Благородных Девиц - слыхано ли, видано ли, чтобы девушка преступница без одежд пинала живые зеленые огурцы?
Имя тебе - Внушение!
- Вот и Принц! АХАХА! - графиня Алиса не обратила внимания на слова Белого Кролика - не Король он, поэтому словам его нет доверия; благородная барышня не откликается на призывы черни. - И Белый Конь под Принцем!
ОХОХО! Счастье-то привалило неземное, словно я нашла сундук с неизвестными рукописями композитора Иоганна Себастьяна Баха. - Графиня Алиса целомудренно покраснела, захлопала в ладошки, но укорила себя за излишнее проявление чувств, убрала ручки за спину, с негодованием смотрела на - кажущиеся при Принце горами - упругие груди - дом родной.
Величественный, смуглокожий, со смоляными кудрями Принц подъехал к графине Алисе, вперил в неё строгий взгляд чёрных выпуклых глаз, оценивал девушку, как на рынке рабынь в Стамбуле.
Миллионы куртуазностей - скромных, благочинных - пронеслись в мозгу Алисы; задумалась над ходом беседы, над плавным, неторопливым - чтобы без потери морали - течением разговора с Принцем, ощущала, как жгучая радость поднимается к голове и падает в низ живота.
Принц наклонился - вот-вот поцелует страстно, жадно - но не вина графини Алисы, она не виновата, овечка перед свадьбой; но не поцеловал, ох, как не поцеловал красавчик огнеподобный.
С оттяжкой - левой рукой в белой лайковой офицерской перчатке - отвесил по правой щеке зардевшейся, сконфузившейся графини оплеуху - словно медаль на щеку привинтил.