Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция
И опять стало казаться Пете, что вот оно — его место на этой планете. Зарплата была хорошая, хозяин помог квартиру в белом районе снять, жена была под боком. Начал он уже вид на жительство в Зимбабве и паспорт выправлять, но судьба совсем другой поворот выковала и связано было это опять таки с перестройкой, только на этот раз с Зимбабвийской.
В бывшей Родезии народ под мудрым руководством уже давно чего-то строил — не то социализм с африканским лицом, не то черный капитализм, но все было, как при всякой перестройке — цены росли, налоги росли еще быстрее, а инфляция все прибавки съедала. Да и еще одна беда была. Видимо они там все-таки африканский социализм строили, потому что всё стало, как в бывшем СССР — пустые прилавки, очереди, никем не конвертируемая валюта.
Короче говоря Петю все эти черные перестройки совсем доконали и, с разбухшей от желчи печенью, упаковал он чемоданы и решительно пересек границу с ЮАР. На мосту через Лимпопо их с женой сначала зимбабвийские пограничники остановили — с ними было нетрудно договориться, оставил он им все свои сохранившиеся и теперь уже ненужные доллары (зимбабвийские разумеется) и на другой берег направился.
«Вы кто?» — спросили его на южно-африканской стороне.
«Я Петя! А это моя жена» — наверное ответил он.
«А куда вы направляетесь?»
«В Южную Африку! Хочу тут жить».
«Ну уж ладно, идите!»
Был такой разговор или не было, но в Южную Африку они попали и не знаю уж как добрались до Йоганнесбурга, где мы и встретились в Berea, где жило большинство тогдашних нелегалов из России.
Наверное нужно сказать, что разговор на мосту вполне мог иметь место. Время было такое. Пограничники тогда еще были белыми, а год был 1991, то-есть канун конца белой власти. К этому времени герметизм африканеров в Южной Африке дал здоровенную трещину. Поняли они наконец, что черных в стране в пять раз больше и что за Национальную Партию — партию белых — чёрные голосовать не будут. Поняли они тоже, что приезжающих в страну эмигрантов, неважно откуда — из России или Болгарии, не выгонять, а стараться оставить нужно — они какие никакие, а белые. В общем в это время большая поблажка нам эмигрантам была.
С этого момента легенда о Пете кончается и начинают разворачиваться события свидетелями которых мы были сами.
Прибыл в Южную Африку Петя уже в несколько помрачённом состоянии, а местные события его окончательно доконали.
В стране отцветающего апартеида (Де Клерк уже произнес свою программную речь, а Мандела вернулся со своего тюремного острова) назревали большие перемены.
Верхи уже не могли, низы ни в какую не хотели, революционная ситуация назревала, как свежий прыщ и в предчувствии грядущей перестройки, печень у Пети начала поджимать диафрагму.
До предела разочарованный в демократических идеалах, он решил покончить с левачеством раз и навсегда. Новый путь круто поворачивал в правом, а скорее даже в ультра-правом направлении. Русскую общину потрясла весть: Петя-оруженосец встал под знамена фашизма, вступил в AWB.
Существовала такая партия истинных патриотов белой Южной Африки, возглавлял которую матёрый «бур» Юджин Террибланш. Был он известен не только как вдохновенный оратор, но и странными сексуальными приключениями, публичным падением с лошади во время парада и лиловыми подштанниками, о которых в прессе рассказала журналистка, кратковременная героиня его романа.
Партия его отличалась крайним расизмом и борьбой за чистоту белой расы. Их красные знамена с белым кругом посередине украшала сломанная свастика, а обыденной жизни члены партии не разрешали своим детям купаться в речках или ручьях, так как выше по течению в воде могли полоскаться чёрные.
Честно говоря, я не думаю, что Петя был руководим только идейными соображениями. Наверное его привлекало и то, что, как большие дети, люди Террибланша не расставались с оружием и демонстрировали его при всяком удобном и неудобном случае, а еще наверное их обещание создать в пределах новой Южной Африки белую африканерскую республику и выдать каждому члену AWB так называемый «бурский паспорт», документов-то у Пети все еще не было.
В новой для него партии Петя задержался ненадолго.
«Несерьезные люди» — лаконично объяснял он впоследствии причины своего разрыва с AWB и рассказывал, что как знаток оружия был принят в специальное подразделение, что-то вроде африканерского «спецназа», выезжал на секретные военные учения.
«Учения! — хмыкал Петя. — Соберутся с женами, детьми, запасутся пивом и мясом для брая (южно-африканский вариант барбекью) и на чью-нибудь ферму едут. Там разожгут брай и, пока угли прогорают, немного побегают по слабо пересеченной местности, если живот позволяет. Потом пивом обопьются и идут пострелять. Капрал с пивом в руке прибежит, посмотрит на мишень «Фак! Фак! Как я такую мишень (а в ней попаданий с гулькин нос) полковнику покажу!?» Возьмет пистолет и в упор в десятку раза три выпалит.
Отнесет мишень полковнику. Тот сидит, глаза уже налитые, осоловел от мяса и выпивки. Посмотрит на мишень — «Худ! Худ! (Хорошо значит)» и опять за пиво. Нет, ничего путного у них не получится!»
И не получилось. В 1994 году, перед выборами, когда правитель Бопутасваны, марионеточного государства для чёрных и большой друг Террибланша, попросил у него военной помощи (подготовленные ANC стихийные выступления трудящихся требовали присоединения Бопутасваны к ЮАР), AWB решило провести блиц-криг и прекратить эти безобразия. Военная акция на Мерседесах и Тойотах бесславно провалилась, а взбунтовавшиеся черные оказались неплохими стрелками, что и доказали убив четырех AWBишников. Жалко их конечно, но ведь их никто в Бапутасвану не звал (кроме проворовавшегося президента Мангопе).
После этой печальной истории Террибланш быстро исчез и, как политическая фигура, снова возник уже при новой власти, когда против него возбудили уголовное дело в связи с убийством или подстрекательстве к убийству двух черных (я могу ошибаться в деталях — честно говоря особого интереса он у меня не вызывал). Бородатого кумира африканеров даже посадили, потом выпустили и он загрустив ударился в поэзию, в прессе опубликовали несколько его лирических стихотворений. Сказать что либо о них не могу — они написаны на неведомом для меня до сих пор языке — африканес.
Нужно сказать, что с переездом в ЮАР Петино везение кончилось — богатые владельцы антикварных магазинов ему не попадались, а первый же встреченный богатый португалец увел у него очаровательную жену. Да и её понять можно — перенестись из уютного гнёздышка в Ленинграде в съемную квартиру в Berea, от размеренной жизни к безнадежному положению жены безработного… Не каждая молодая и привлекательная женщина устоит против соблазна разом вырваться в нормальную и даже лучшую жизнь. Она и не устояла.
После этого печального события Петя «поехал».
Петя еще был ничего — коммуникабельный и с реальностью связи не совсем потерявший.
Были и клинические случаи, например мой коллега Дима, по прозвищу «Пан Учитель».
Невысокий, какой-то старообразный, он выглядел старше своих лет. Наш приятель Лёнечка-Ариэль обозначал-имитировал его быстрым движением приглаживая, как бы прилепляя к черепу воображаемую прядь негустых серых волос. Было очень похоже.
Не знаю, чем он заслужил обращение «Пан» — может быть отголоски телевизионного «Кабачка», а учителем он был, и неплохим. Блестящий английский, дефицитная специальность — математика, совсем не старый еще, короче все дороги открыты. А вот не мог ужиться ни в одной школе. Работал в Йоганнесбурге, в престижном колледже, разругался с директрисой, ушёл. Переехал в Кейп, рассказывал, какие фантастические условия ему предложили, через пару месяцев вернулся, объяснял, что владелец или владелица школы его в чем-то надула, что-то ему недодали. Плохой ли характер, может быть одиночество или реальная шизофрения уводили Диму дальше и дальше от реального мира. Поработал он какое-то время в знаменитой школе «Robin Hood», прибежище для русских эмигрантов, но однажды не вышел на работу, не появлялся в школе больше недели, а когда его разыскали спокойно заявил, что ему в школе надоело и на работу он больше не пойдет.
Больше его буквально никто не видел, он затворился в своей квартире в Yeoville отключил дверной звонок, а на телефонные звонки почти никогда не отвечал. Свет в квартире не зажигал, и из внешнего мира общался только с двумя людьми: со своей мамой, которая осталась в России и почему-то со мной. Мне Дима рассказывал о том, что его телефон прослушивает КГБ, что его конечно убьют, как только смогут. Рассказывал, что причиной слежки и преследования является какое-то письмо, которое он написал российским властям и о своем плане — вернуться в Израиль, где он будет в безопасности, но при этом ставил условием обязательный приезд мамы и встречу с ней в аэропорту Тель-Авива.
