Таир Али - Ибишев
Впервые Оборотень убил не на улице. И это значит, что теперь, даже спрятавшись за накрепко закрытыми дверьми, нельзя чувствовать себя в безопасности. И страх стал почти невыносимым. И в скалах выли одичавшие собаки.
Учитывая сложившуюся ситуацию, консорциум временно свернул строительство. Многие иностранцы покинули Денизли. Здание гостиницы, в которой оставалось докончить отделку, круглосуточно охраняется военными. Полтора десятка англичан, американцев и турков, оставшихся в городе, целыми днями просиживают в турецком ресторане. По их требованию к ним приставлен полицейский с табельным оружием.
Возле сгоревших складов одиноко стоят брошенные желтые бульдозеры.
В Денизли работают лишь несколько продуктовых магазинов в центре, да и то только до четырех часов дня. Закрыты школы. В больнице остались лишь врачи–мужчины.
Жизнь в городе практически замерла.
17-ого декабря власти ввели в городе особое положение. В связи с этим была приостановлена деятельность всех политических партий, введена временная цензура печати, запрещены массовые шествия и митинги. Рассматривался также вопрос о возможности объявлении комендантского часа.
В кабинете Салманова на втором этаже мэрии до утра горит свет. Он сидит за столом, склонившись над фотографиями, и с ужасом вглядывается в мертвые лица. Девочки, девушки, женщины. Всего семь человек, не считая несчастного булочника. На столе, кроме фотографий, свежие столичные газеты, папка с документами, ваза с бананами, которые он обожает, и подробная карта города, испещренная красными кружочками — полицейские посты.
По делу Оборотня арестовано четверо подозреваемых. Все они находятся в подвале под зданием полицейского управления, где для особо опасных преступников оборудованы специальные камеры.
Следователь, спустив очки на кончик носа, просматривает какую–то бумагу. В пепельнице дымится сигарета. Мужчина в линялом синем свитере, сидящий напротив него, облизывает сухие губы и напряженно ждет вопроса.
Лицо следователя тщательно выбрито.
— Ну что?…Хочешь что–нибудь рассказать мне?
Отложив бумагу в сторону, он снимает очки.
— Чего молчишь, Аббасов?…Думаешь, ты самый умный?
— Я ничего не сделал, начальник!
— Ладно, давай сначала. Ты заявил, что двадцать шестого октября вечером, находясь на работе, видел булочника, шедшего следом за учительницей к пустырю возле водокачки…
— Я правда видел его!
— Хорошо. Допустим. Тридцатого ноября около летнего кинотеатра тебя задержал полицейский патруль, проверил документы и отпустил, а через полчаса на том же самом месте в кустах нашли труп!..
— Я же все объяснил, начальник!..я никого не убивал! Клянусь могилой отца!
— При аресте у тебя в кармане пальто нашли золотую сережку убитой Кафаровой!
— Я нашел ее на дороге около кинотеатра…
— Как у тебя все хорошо получается! А что ты запоешь через два дня, когда из Баку привезут результаты экспертизы?
— Я никого не убивал, начальник!
— Не ври, не ври, подонок!
Следователь вскакивает со своего места, перегибается через стол и, схватив мужчину за волосы, пытается ткнуть его лицом в раскрытую папку с черно–белыми фотографиями. В комнату вбегают два сержанта. Они наваливаются на мужчину сзади.
— Ты видишь, видишь!? Смотри, что ты с ними сделал! Ты их душил!..Ты это сделал…Сознавайся!
Сержанты стаскивают его на пол и бьют сапогами.
Черная Кебире продолжает хранить молчание. Уже второй месяц. Она готовится к путешествию, постится и молится, и никто не может заставить ее говорить.
Соседские женщины каждое утро собираются у наглухо закрытых дверей ее дома. Они приносят деньги, золото, еду в надежде, что Кебире сжалится над ними и откроет, наконец, истинное имя бесшумного убийцы. Тетушки переговариваются с плачущими женщинами через зарешеченное садовое окно и тоже плачут. Всем, кроме перса, запрещено выходить из дома.
Гадалка отключила телефон.
В середине декабря неожиданно задул теплый южный ветер и на город опустился туман, густой, как дым от горящей листвы. Он укутал Денизли до самых крыш, запеленал его. И на улицах стояла чуткая тишина, полная шорохов и влажных звуков.
Верхние этажи домов едва просвечивают сквозь пелену тумана и словно плывут в белом мареве. Звуки шагов разносятся на много метров вокруг. Заслышав их, редкие прохожие издалека окликают друг друга.
— Кто это? Я Сабир, мясник с нижней улицы…
И если ответа нет — лучше замереть, укрывшись в тумане, и переждать. Оборотень не знает пощады.
Будто сплетаясь из колец дыма, навстречу выплывают призрачные кроны маслин. Под мокрым фонарным столбом сидит лохматая рыжая псина.
Ослепшие и оглохшие полицейские беспомощно жмутся друг к другу в пустых переулках.
Алия — Валия стоят на балконе и испуганно смотрят на молочно–белое марево внизу:
— Аллах проклял этот город!
— Аллах проклял этот город!
Закрытое совещание в мэрии.
Салманов выглядит уставшим. Будто вся энергия ушла из него разом. Бесконечная погоня за Оборотнем совершенно утомила его. Он очень устал. Впервые в жизни он чувствует себя побежденным. Неуловимый убийца оказался сильнее него. Скрытый дождями и туманом, он подчинил себе город и нет такой силы, что могла бы его остановить.
За длинным столом слева направо: начальник городской полиции, командир батальона, расквартированного в Денизли, прокурор города, советник по экономическим вопросам, начальник городского отделения национальной безопасности, президент гостиничного консорциума Питер Мак — Кормик с переводчиком и вице–президент консорциума И. Салманов (сын).
Никто не курит. Салманов не терпит запаха сигарет…
Джамиля — Зохра сидит на диване, подобрав под себя ноги. Она в джинсах с кожаными заплатками на коленях и в свитере. В комнате полусумрак. В углу электрический камин. Горит телевизор. Она одна дома.
8.
Известие облетело Денизли почти мгновенно.
19 декабря Кебире решила нарушить свое молчание и открыть истинное имя Оборотня…
И утром она позвала к себе женщин. И велела зарезать белую овцу. И перс зарезал ее во дворе. И мясо раздали соседям и нуждающимся, а внутренности тщательно промыли в проточной воде и нарезали кубиками, и тушили с луком, курдюком и картошкой в большой чугунной сковороде. И она сказала, чтобы из мечети принесли розовую воду, называемую «гюлаб». И ее принесли в цветном стеклянном кувшинчике в серебряном окладе и поставили на каминной полке. И Кебире поела вместе с женщинами, и после еды ополоснула руки розовой водой. И она села на полу на ковер и пророчествовала с закрытыми глазами. И женщины слушали ее, затаив дыхание. И Кебире начала так:
— Вода станет соленой, как кровь, и воздух горько–сладким, как цветущий миндаль в апреле…
И еще, заканчивая свое пророчество, она сказала:
— …Лицо его будет столь ужасно, что многие из вас ослепнут на время и не смогут говорить. День приближается! Семерых он уже взял себе. И восьмая жертва уже прощена и оплакана тысячеглазыми ангелами! И в доме, в котором она живет, уже появились предвестники несчастья! Имя ее я не скажу вам. Черные птицы там, в небесах, скрытые туманом, кричат и зовут ее. Если она услышит этот зов и сможет разглядеть все знаки — она избежит смерти, и вместо нее погибнет сам убийца!
Плачущие женщины просят рассказать гадалку о знаках. Но Кебире качает головой.
— Этого нельзя делать. Сейчас два часа дня. Идите и скажите всем: что бы ни случилось — сегодня поздно вечером я назову имя убийцы. Я, Черная Кебире, получившая свой дар в обмен на девственность и радость материнства, укажу вам его…Предупредите об этом своих мужчин — пусть они будут наготове. Пусть ничего не боятся и вечером выйдут на улицы с ножами и ружьями, и жгут повсюду костры, чтобы огонь очистил воздух! Предупредите полицейских, потому что и у них есть жены и дочери, и они тоже ненавидят убийцу. Надо сделать так, чтобы на улицах было тихо. Только в тишине мы сможем поймать его.
Идите. До вечера остается совсем мало времени. И пусть Аллах поможет вам!
И женщины разошлись в страхе и сомнении. И слова, сказанные гадалкой, разлетелись по всему городу. И, воодушевившись, мужчины готовили ножи и ружья и дрова для костров. И в домах заколачивали ставни и вешали на двери замки, и женщины повсюду искали знаки и, найдя их, кричали от горя. И полицейские выключили свои рации и вместе с прочими собирали шатры из дров, чтобы с наступлением вечера запалить их. И к четырем часам дня Денизли стал похож на осажденный город. И иностранцы, напуганные происходящим, сев в большие «джипы» и включив галогены, уезжали прочь. И начальник полиции, и другие начальники беспомощно метались в своих кабинетах. Все, кроме Салманова. Он спокоен. Он надеется, что пророчества гадалки помогут, наконец, поймать проклятого Оборотня и что, таким образом, ему тоже удастся вырваться из бессмысленного лабиринта смертей. И тогда он вновь станет хозяином города. А значит строительство первоклассной гостиницы с бассейнами и бунгало на берегу моря, двумя ресторанами и баром, казино и боулингом будет доведено до конца, и летом туристы приедут в Денизли и город будет богатеть и развиваться, и все скажут: посмотрите, что Салманов сделал из этого уродливого несчастного городишка!