Терри Сазерн - Снимаем порно
— Это то, что говорят? — спросила она, на мгновение остановив на нем взгляд, но спросила тихо, опять опуская глаза, зная, конечно, что это правда.
— А что по-твоему они говорят?
— Что-то в этом духе, наверное.
Борис улыбнулся ей и заговорил с мягкой неторопливостью:
— Анжи… они все мечтают трахнуть тебя. Понимаешь? Все мужчины и парни всего мира хотят трахнуть Анжелу Стерлинг.
Она посмотрела на него, холодная ненависть медленно появилась в ее глазах еще прежде, чем она заговорила.
— Этот образ я и хочу изменить.
— Я понимаю это, и мы его изменим. Но мне надо знать, как ты ощущаешь себя. Разве ты не видишь, это же фантастика, истинный феномен — подростки в ванной, солдаты всех армий мира, заключенные всех стран, все, лежа на своих койках ночью, мастурбируют, думая о тебе. Им снятся эротические сны с твоим участием… Мужчины, занимаясь любовью со своими женами, подругами, проститутками, воображают, что это ты. Ты знаешь, как собирают статистику — подобно тому, как выясняется, что каждые восемь секунд в мире совершается убийство, в таком духе, вероятно, не проходит ни одной секунды, днем и ночью, чтобы не вылилось галона спермы в твою честь. Бьет струей наружу, метясь в твои внутренности! Разве это не потрясающе? Разве ты не чувствуешь всего этого объединенного желания? Всех парней мира, желающих трахнуть тебя? Это нечто из ряда вон выходящее, вибрации должны быть просто невообразимыми.
Анжела следила за его словами, сперва онемев и не веря собственным ушам, но затем оценивая этот образ отстраненно, как если бы он говорил о ком-то другом. Она медленно придавливала свою сигарету, глядя вниз, на поднос.
— Но суть именно в этом, — произнесла она почти раздраженно, — они хотят переспать не со мной, а с Анжелой Стерлинг.
— Но разве ты не отождествляешь себя с ней?
— Нет, — твердо сказала она, — не с такой Анжелой Стерлинг. Определенно не с такой.
Легкий налет скромности в ее ответе заставил Бориса улыбнуться, напомнив о любопытном инциденте, произошедшем несколько лет назад — в период, когда Анжела наслаждалась первым расцветом своей звездности, так же как и первой болью сердца. Случай этот произошел воскресным полднем на коктейле в большом, из коричневого камня, пляжном доме Лесса Хэррисона, где присутствовал и Борис, и Анжела. Анжела, фактически, жила с Лессом около полугода и официально выступала в роли хозяйки, но ее как раз только что тактично проинформировали, что ее мистер Замечательный решил не разводиться с женой, а напротив, вернуться к ней («должен попытаться опять наладить отношения с Элен — мы обязаны это сделать ради детей»), что в любом случае было брехней, однако представлялось Лессу более солидным поводом, чем просто сказать ей, чтобы она убиралась. Как бы то ни было, это известие заставило Анжелу погрузиться в настоящую пучину жалости к себе, наполненную слезами и спиртными напитками, так что, в конце концов, она отключилась на кровати в одной из комнат для гостей после попытки дозвониться своей матери в Амарилло.
В тот же воскресный полдень пытался позвонить своей матери и некий молодой человек, которого Борис привел с собой на вечеринку — Гровер Морс из Мэкона, Джорджия. Гровер был привлекательным высоченным парнем семнадцати лет, работающий вторым ассистентом в картине, которую Борис только что закончил — часть ее натурных съемок осуществлялась на далеком Юге.
Обязанности второго ассистента те же, что и у рассыльного, — принести кофе режиссеру, стулья для визитеров, постучать в дверь комнаты для переодевания актеров, когда камера готова к съемкам, и, конечно, несметное число прочих поручений. Качества, присущие идеальному «второму», как его называли, были следующими: первое, способность предвидеть требования или нужды членов кампании; и, второе, заботиться о них, не дожидаясь, когда об этом попросят, и делать это быстро и жизнерадостно, хотя и не столь жизнерадостно, чтобы показаться навязчивым. Нет нужды говорить, что идеальный второй гораздо реже попадается, чем хороший режиссер или актер. Поэтому, когда Гровер Морс проявил исключительный талант в этой наиболее требовательной и невознаграждаемой деятельности, Борис предложил ему вернуться на побережье вместе с кампанией и заверил его, что ему обеспечено прибыльное будущее в индустрии фильмов. Гровер не нуждался в уговорах, чего нельзя было сказать о его слепо любящей матери. Из-за того, что он был ее единственным ребенком и никогда до семнадцати лет не выезжал за пределы родного штата, она была по понятным причинам полна тревог за его отъезд в Голливуд, печально известную своими грехопадениями столицу мира. Борис, конечно, по возможности дал ей бесчисленное количество заверений, в частности в том, что ее сын позвонит ей, как только приедет. Так случилось, что прибыли они в воскресный полдень, и так как Борис назначил встречу с Лессом Хэррисоном, они отправились из аэропорта прямо в его мансарду Малибу, где, по случаю, была в самом разгаре вечеринка. Борис немедленно напомнил Гроверу, чтобы тот позвонил матери.
— Воспользуйся телефоном вон там, — сказал Лесс, указав произвольно на дверь одной из запертых спален по соседству.
Молодой парень послушно вошел, закрыл за собой дверь, сел на одну из сдвоенных кроватей и начал крутить диск телефона. Он оказался в большой комнате, наполовину погруженной в темноту из-за задернутых гардин, и только когда телефонистка сказала, что через пять-десять минут она ему перезвонит, он внезапно обнаружил, что в комнате не один. На соседней кровати на спине лежала женщина, почти неразличимая, за исключением тусклого отблеска белокурых волос и поднятой руки, покоящейся тыльной стороной на ее бровях.
Он очень тихо опустил трубку, но при этом звуке Анжела пошевелилась и бросила на него быстрый взгляд из-под руки.
— Я тебя не знаю, — сказала она невнятным пьяным голосом.
— Нет, мэм.
— Тогда какого черта ты здесь делаешь?
— Извините, мэм, я не видел вас, когда вошел — я хотел только воспользоваться телефоном.
— Воспользоваться, а?
— Да, мэм…
Она продолжала смотреть на него, так ему казалось, хотя на самом деле она лишь пыталась поймать его в фокус, и он почувствовал себя обязанным добавить:
— …Я звонил своей матери, домой. Телефонистка сказала, что мне придется подождать.
Она издала отрывистый злой смешок.
— В чем дело — ты тоже вляпался в неприятности?
— О, нет, мэм. Я лишь должен сообщить, что я добрался нормально. — Он встал. — Я посмотрю, нельзя ли позвонить с другого телефона. Извините, что побеспокоил вас.
Она приподнялась на одном локте и прочистила горло.
— Послушай, сынок, — сказала она, теперь уже более разборчиво, — как бы тебе понравилось трахнуть Анжелу Стерлинг?
— Мэм?
— Я спросила, как бы тебе понравилось трахнуть Анжелу Стерлинг?
— Вы имеете в виду… кинозвезду?
— Верно.
Гровер неловко заерзал, тайком бросая на нее взгляды, кашлянул и поскреб затылок.
— Ну, мэм, я просто не знаю, что мне сказать.
— Скажи «да» или «нет», — сердито заворчала она, — но только убедись хорошенько, что это не «нет», потому что сегодня на меня уже вывалили все дерьмо, которое я только могу вынести. Теперь запри дверь и иди сюда.
— Да, мэм.
Пять или десять минут спустя, когда он засовывал руки в рукава рубашки и застегивал молнию ширинки, а Анжела в ванной приводила себя в порядок, Гроверу перезвонили, и он говорил своей матери:
— Да, мэм, все чудесно. Именно так, как говорил мистер Адриан. Послушай, ма, у тебя нет причин для тревоги, после всего… О, конечно, очень чудесно, чудесная компания таких милых людей, с которыми ты и сама захотела бы встретиться… Ты имеешь в виду, прямо сейчас? Я с мистером Адрианом, мы дома у его друзей… Вечеринка? Я полагаю, это своего рода вечеринка — так сказать полуденная вечеринка… не забывай, у нас здесь трехчасовая разница во времени. А? О, нет, ма, это никакая не вечеринка Голливудского типа, о которых ты читала, с молодыми актрисами и всем таким. Брось, это все вздор — так и сказал мистер Адриан — они просто печатают эту ерунду, чтобы продать газеты. Никто этому и не верит, кроме откровенных дураков. Теперь ты это знаешь, не так ли, ма?
Борис никогда не распространялся об этом инциденте и юному Морсу посоветовал придерживаться того же. Таким образом это оставалось одной из величайших профессиональных тайн, лишь по случаю вышедшей наружу, значительно позже, в виде пьяной истории, рассказанной самим Морсом (который после краткого периода работы вторым ассистентом стал трюкачом, и в конце концов, безнадежным пьяницей).
Борис не был расположен к воспоминаниям, но сейчас, устремив взор через стол на легендарную золотоволосую красотку с сияющими голубыми глазами, с влажными мерцающими при свете свечей алыми губами, он почувствовал, что эти странные отрывочные знания каким-то образом давали ему любопытное преимущество — как будто он мог шантажом заставить ее хорошо играть. По крайней мере, это рассеяло без следа обаяние маленькой девочки, которое временами распространялось, обволакивая всех вокруг. Не то, чтобы Борис сам был когда-либо ею одурачен, ведь случались и другие подобные истории, в которых прорывался ее божий дар, слегка отличный от придуманного ею и ее агентом и доведенный до совершенства отделом ПР в «Метрополитен». Было известно, что при подписании своего первого контракта после двух лет эпизодических ролей и сверхурочной работы она швырнула ручку на середину стола с хорошо отработанным вздохом облегчения и воскликнула:
