Андрей Панов - Разящий крест
Вскоре разговор перешёл к университету, студенческим годам Маши и сравнению с тем, что происходит сейчас. Обсудили преподавателей, предметы. Потом начали вспоминать детство и рассказывать всякие смешные и не очень истории. Слушая Савву при тусклом свете настольной лампы, Маша легла и вскоре уснула. Васильев выключил свет и, потихоньку накрывшись курткой, устроился на стуле. Так и проспали они до самого утра.
Июнь 2044 г. Россия, Воронеж
Месяц выдался тёплым и недождливым. Савва и Маша по вечерам гуляли в ботаническом саду и разговаривали. Иногда вместе ужинали в комнате Саввы и смотрели какой-нибудь старый фильм. По выходным ездили в центр города или на набережную, сидели в кафе или заходили в кинотеатр. Будто и не было Православных дружинников, патрулирующих улицы с пистолетами на боку, репрессий в университетах, школах и других учреждениях, Данилы с Потапом и всего атеистического «подполья». Только тихие тёплые вечера в дымке заката, лёгкий ветерок с водохранилища и Маша, которую так приятно было держать за руку.
В лаборатории тоже всё складывалось благоприятно: вырастили несколько культур клеток картофеля, затем специальными растительными гормонами «подтолкнули» их к дифференцировке и, наконец, получили «проростки» с корнем и стеблем, которые уже можно было высаживать в твёрдую питательную среду для укоренения. Такую удачу и скорое завершение проекта Савва и Маша решили отметить походом в оперный театр на «Сивильского цирюльника».
Постановщики постарались – оперетта получилась весёлой и задорной, а актёры играли искренне и увлечённо, так что друзья вышли из зала в приподнятом настроении и без малейшего сожаления о проведённых в театре часах. На Воронеж уже спустилась ночь, фонари уютным жёлтым светом освещали улицы и площадь Ленина с пустым пьедесталом памятника. При виде его Васильеву вспомнился ноябрь сорок второго, хоругви с ликами святых, заполонившие площадь, и толстый дружинник, грозящий кулаком вождю пролетариата. «Всё-таки они оказались сильнее», – с горечью подумал Савва и тут же, мотнув головой, отбросил в сторону мысли, так не подходящие к приятному вечеру рядом с Машей.
По пути к подземной парковке он гадал о том, удостоится ли в этот раз от своей спутницы приглашения зайти на чай, или она как обычно попрощается в машине и исчезнет за дверью подъезда. За всё время их дружбы Маша ни разу не звала его к себе домой и даже не говорила номера квартиры, хотя Савве это уже было не нужно – он вычислил его по загорающемуся свету в окнах. Но без приглашения приходить не спешил: боялся, что это разрушит их с Машей отношения. Ведь не зря же она не подпускает его близко к своему домашнему миру. Васильев много думал об этом и, наконец, остановился на мысли, что Терентьева не хочет, чтобы посторонний мужчина нарушал определённую «атмосферу» квартиры: возможно, у так и не смирившейся со смертью мужа Маши дома всё ещё лежат вещи Александра в тех местах, где он их оставил, отправляясь в рейс, и она не стремится показывать всё это Савве, опасаясь его и своей реакции.
Подойдя к «Рено» на парковке, Васильев не сразу заметил несколько листов бумаги, заткнутых под «дворник».
– Что это? – схватила Маша листки и, быстро проглядев, протянула один Савве.
– Реклама? – бросил тот.
– Нет, тут что-то о религии...
Листовка была заполнена несколькими абзацами текста с крупными призывными фразами и рисунком внизу страницы: расколотый купол церкви с падающим крестом. Читателям рассказывали об организации «Воины атеизма», антицивилизационном влиянии церкви и призывали к восстанию.
– Идиоты! – воскликнул Савва и смял листовку.
– Ты о ком? – не поняла Маша.
– Вот об этих вот, – показал ей бумажный комок Васильев, – авторах, чтоб их!
– А почему идиоты? Ты так любишь церковь? Если подумать, то я даже в чём-то их поддерживаю...
– Да нет. Я о другом – вот так вот взять и самим подставиться! Ты посмотри, – развёл руками Савва, – ведь в каждую почти машину вложили. Ведь их завтра же начнут искать по всему городу и пригородам! Ведь... Да что там?! – он махнул рукой и сел в автомобиль.
Маша села рядом:
– Ты так говоришь, будто это друзья твои написали. Ты их знаешь что ли?
Савва молчал, решая, сказать или нет. Завёл двигатель.
– Нет, конечно. Откуда? Я что – похож на атеиста?
– Ну тогда пошли в полицию.
– Зачем?
– Сдадим листовки.
– Пусть другие сдают. Их вон сколько понатыкано. Нам-то что лезть?
– Понятно.
– Да ничего тебе не понятно, – бросил с досады Савва. – Церковь я не люблю, хоть и не атеист. Ребят просто жалко. Видела там в конце написано «Мы уже начали»? Что они начали? Две недели назад ограбили настоятеля Казанского храма в Отрожке. Не они ли? Если так, то в этой листовке их признание прямым текстом.
– Ребят жалко? А в церковь ходишь.
– Хожу. Потому что... Потому что хожу. Мне это нужно. А поскольку другой церкви у нас нет, хожу в ту, какая есть.
– А ты мне не говорил, что наша церковь тебя не устраивает.
– Ну, мы же религиозные темы не обсуждали пока.
– Похоже, пора начать.
– Если хочешь. Но только не сегодня, хорошо?
– Хорошо... Поехали?
Июль 2044 г. Россия, Воронеж
В день празднования рождества Иоанна Предтечи Савва собирался в храм на Божественную литургию. Наскоро позавтракав, открыл новостной сайт на смартфоне, и в глаза сразу бросилась новость дня: «Кровавый разгром в церкви Петра и Павла». Савва присел на подоконник и прочитал подробности: ночью разграблена церковь на Машмете, разрушены алтарь и иконостас, испорчен интерьер, убит один из прибывших по вызову дружинников, второй в реанимации.
«Вот тебе и праздник! – подумал Васильев. – Прямо специально подгадали». Ни о какой литургии уже и речи идти не могло. Савва набрал номер Данилы и послал специальную кодовую эсэмэску, вызывающую его на встречу.
Через полчаса Васильев дожидался товарища неподалёку от кинотеатра «Пролетарий» у памятника Владимиру Высоцкому. Людей в сквере было не много: в церквях шли литургии, и большинство жителей города собрались там. Гусельников чуть опоздал. Был он одет в белую рубашку и светло-коричневые брюки, как благопристойный христианин. За те месяцы, что друзья не виделись, Данила отпустил бороду и волосы, которые завязывал в хвост.
Поздоровавшись, сели на скамейку.
– Ну, – спросил Савва, – как настроение?
– Отличное!
– На Машмете вы побывали?
– Хм! – усмехнулся Данила.
– Понятно. И зачем?
– Ну ты ж прочитал всё в новостях. Нет?
– А там всё написано?
– Побили и постреляли предметы культа, золото-серебро забрали, да и наличных там была неплохая сумма. Всё по схеме. Правда, недостаточно быстро вышло: пэдэшники заявились.
– Ты так спокойно об этом говоришь.
– Давай без нотаций, а? Я что – плакать должен? Это – враги. И пока мы не настолько сильны, чтобы вступить в открытый бой, они будут погибать вот таким образом.
– Я удивляюсь, как вас ещё не «вскрыли»: везде ж камеры стоят.
– А маски, а глушилки на что? Камеры-то все по сети работают. Пока каждую церковь не обнесут забором с колючей проволокой и не поставят взвод охраны, от наших посещений не избавятся. Но в любом случае до августа мы в Воронеже притихнем. Может, в область разок наведаемся и всё.
– Что с награбленным делаете?
– Украшения сливаем Матвею. Куда он их девает – не знаю. Да и пофигу. А на деньги покупаем боеприпасы, паспорта ребятам делаем, обеспечиваем тех, кто пока без документов. Листовки вот печатаем – надо же людей просвещать.
– А одними листовками обойтись нельзя было?
– Странный ты! Мы ж уже говорили об этом: жить-то нам на что? Из нас всех только несколько человек работают по новым паспортам. Да и много ль сделаешь листовками этими?
– Данил, я всё пытаюсь склонить тебя к размышлениям о более мирных способах действий. Неужели то, что вы делаете – единственный выход?
– Да, – отрезал Гусляр. – Единственный. С ними по-другому никак. Вспомни, что сказал Христос: «Не думайте, что я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл я принести, но меч». В этом вся суть. Они нас дубинкой, и мы их в обратную. Иначе они не понимают. На демонстрации выйти нельзя – прямой путь в тюрьму. Что ещё? Соцсети, онлайн-радио, видеоролики? Это нужны программисты хорошие, чтобы не вычислили айпи и прочее. Пока таких нет у нас. А листовки – забава просто: кто их всерьёз-то воспримет? Выкинут, и дело с концом. Остаются только радикальные способы борьбы.
– А ты не думал, что своими действиями вы провоцируете власть на дальнейшие репрессии?
– Чем больше обостряется обстановка, тем для них же хуже: люди будут возмущаться, и закрутится у них мысль в головах, что власть, может быть, и не очень-то права, давая привилегии церкви и пэдэшникам. Люди проснутся в конце концов. Думаешь, почему на Кавказе дружинников нет? А в Татарстане? Вот то-то. Как только большинство населения будет недовольно, прижмут православных. Как пить дать прижмут. Для этого мы и работаем.
