Евгений Рубаев - Рыбья плоть
— Да, наша судьба более удачливая!
Глава 9
Раф переступил порог бурдомика и сразу подвергся атаке Фархада с вопросами:
— А щиво тебя так странно кличут — Раф?. — повариха уже посетила Фархада, принеся ему ужин, и обсудила вновь прибывшего бурильщика. — По документам вроде как не Раф? Ты щасом не башкирин?
Бурмастер явно искал в новом бурильщике земляка.
— Да, так… Кличка такая с университета привязалась.
— Ну, ладно. Я тебя тоже буду называть Рафаил. Мне будет приятно. Можно?
— Да называйте как вам удобно, я привык, что Рафом зовут.
Бурмастер при разговоре с ним не стал вдаваться в сложные технологические тонкости своей бригады, бурящей скважины. Сам он тоже в эту проблему старался не очень вникать. Он сам был он на этой скважине новенький. Принял её с забоем две тысячи метров, вёл деятельность полгода, а забой так и оставался две тысячи. Два раза трубы обрывались и эту оборванную часть извлечь Фархад не смог. Поднимались выше по стволу скважины и забуривали новый ствол. На глубине две двести метров утяжелённая нижняя часть бурильных труб вновь обрывалась, и Фархад начинал бурение в третий раз, один и тот же интервал. Чтобы исполнить завет «в доме повешенного не говорят о верёвке», Фархад умолчал в начавшемся с Рафом инструктаже обо всех этих коллизиях. Думая, как все сильно озабоченные какой-то проблемой люди, что эту главную проблему все наизусть знают! Перескакивая через все вводные предложения, он кратко порекомендовал:
— Первый помощник, Нахимов, у тебя щеловек опытный. Он всё расскажет. Сам он бурильщик, но работает первым помощником бурильщика, всегда.
— А чего же он бурильщиком не работает?
— Щёрт его знает. Давно, говорят, выучился на бурильщика. Курсы хорошие закончил, годичные. Но не идёт в бурильщики. То ли зрение у него ненадёжное. То ли характер не тот, не упрямый. А так мужик вроде бы здоровый, да и крепкий по натуре.
— Ладно, там разберёмся!
Раф взял с гвоздика на стене круглую суточную диаграмму, заполнил в центре дату и поставил подпись. Такую диаграмму заполняют ежесуточно. На ней самописец пишет, что делалось на буровой. Пишет круглосуточно. За достоверность графика отвечает бурильщик, о чём он ставит свою подпись. Когда Раф поднялся по мосткам на рабочую площадку внутрь вышки, смена вахты шла полным ходом. Комичность этих смен в том, что при стоимости комплекта оборудования несколько миллионов долларов (и примерно столько же стоит скважина), скандал при перевахтовке идет только о таких вещах:
— Куда дели лом?
С такой же интенсивностью идентифицируют наличие помбурских крючков. Крючок — это универсальная вещь. Крючком таскают то, что может отбить руки, если браться прямым контактом, без крючка. Отдельный разговор о кувалде. Кувалда на буровой может быть только одна. Это закон! Её таскают из насосного помещения на рабочую площадку и обратно. Если какой-то неопытный бурмастер пожалеет помбуров и выдаст вторую кувалду, пропадут сразу обе! Этот феномен называется «закон двух кувалд». Для всех не тайна, что весь этот нехитрый инструмент воруют проезжие водители и тягачисты. Они приходят на буровую, хитро разыгрывая любопытство и восхищение. Простоватые помбуры начинают проводить мини-экскурсию. Те, когда бурильщик окликнет не в меру разошедшихся помбуров, утаскивают лом. Такое повышенное внимание при передаче вахты к ручному инструменту родилось не от недотумканности помбуров. Родилось это внимание по той причине, что если кувалда или лом упадут в скважину — это считается аварией! Этот вроде небольшой предмет попадает под долото, и крутится по забою, не давая зубьям долота достать до породы. Проходка падает до нуля. Если же предмет перемещается выше по стволу скважины, то он может заклинить трубы при подъёме. Раф стал знакомиться с членами своей вахты. Он просто представился кратко и отозвал в сторону Нахимова. Определил он его по уверенному взгляду и более опрятной одежде, чем у других помбуров. С ним познакомился с пожатием рук и спросил:
— Где бурильщик предыдущей вахты?
— Он пошёл смотреть уровень бурового раствора. Нам тоже не мешает проверить. Прошлую вахту они не готовили раствор, уровень в приёмных емкостях упал, и нам пришлось горбатиться за всех!
— А имя-то у тебя какое? — поинтересовался Раф.
— Володя. Но все зовут Нахим. Ты тоже зови Нахим, я привык.
В это время вдоль желобов, по которым течёт из скважины в емкости раствор, подошёл бурильщик предыдущей смены и, не тратя много времени на церемонии, заявил:
— Уровень раствора — норма! А то вчера твои бучу подняли, что мы им сухие емкости сдали. Сами упустили через сито в шламовый амбар, а на нас свалили!
Раф по фразе «твои…» понял, что рабочий процесс пошёл. Как и на всех буровых, каждая вахта старалась выглядеть успешнее другой. Это был нормальный процесс эволюции и прогресса. Он вдаваться в детали не стал, спросил основное:
— Что там по скважине?
— Сверху труба, заход квадрата шесть метров. Забой я посчитаю, запишу в вахтовом журнале. Сейчас стою на промывке. Турбина не работает. Проходка упала до нуля. Хочешь — попробуй. Но я бы пошёл на подъём.
Раф не стал испытывать терпение уставшего человека и отпустил его отдыхать. Стали готовиться к подъёму труб. Пробовать запустить турбины в незнакомых условиях Раф не стал пытаться. Процесс подъёма — один из наиболее трудоёмких процессов в бурении. Он не столь тяжёлый, сколько нудный морально. От забоя лебёдка тянет трубы медленно. Да и бурильщик не рискует, не стремится увеличить скорость подъёма. Можно «затянуть» прихват става поднимаемых труб. При отвороте очередных труб, собранных в тридцатисантиметровые свечи происходит сифон — это такое мощное разбрызгивание раствора из-под резьбы. Ещё одна моральная трудность: когда спускаешь трубы в скважину, то знаешь, что предстоит после этого цикла — бурение. Поэтому, спуск — процедура радостная, полная положительных эмоций. А за подъёмом все знают, что спуск неизбежен. Тем не менее, все эти все спуско-подъёмные операции несут большую физическую нагрузку. Свеча весит до полутора тонн, нижние помбуры тянут её на подсвечник крючьями, а верхние помбуры, или верховые, затягивают трубу верёвками за палец устройства по удержанию поднятых труб. Поднятые трубы, например, пять тысяч метров, стоят внутри буровой, как карандаши в карандашнице. Раф начал осторожно подъём на второй передаче, на средних оборотах дизелей. Крюко-блок шёл медленно, и он вёл ознакомительный разговор с Нахимом:
— Почему бурите турбиной? Назад в прошлую пятилетку подались?
Прошлая пятилетка была полна многократными опытами по бурению с помощью забойной турбины. Опыты проводились по указанию партии. Как Хрущёв приказывал сажать кукурузу, так заставляли бурить турбобуром и алмазным долотом.
— Так там же в стволе сидят оборванные утяжелённые трубы! Два става по двести метров. Прошлый раз, когда крутили ротором, первый став выпал в новый ствол и заклинил наши бурильные трубы. Вот и оборвали во второй раз. Теперь прислали решение бурить турбиной, чтобы не тревожить те похороненные тяжёлые низа. При бурении ротором трубы колотят при вращении по голове оборванных низов и выбивают их, с места, где они покоятся.
— Понятно, — с полуслова понял Раф. — Отворачивать «на удар» будем?
— А мы всегда так отворачиваем!
Этот приём отворота труб был повсеместно запрещён. Производился он так: все трубы в скважине вращали с помощью ротора, а затем первый помощник закрывал на ходу машинный ключ на верхней муфте на отворачиваемой трубе. Хвостовик ключа был привязан канатом к ноге вышки. При захвате ключом муфты происходил удар, и верхняя свеча отворачивалась. Опасность была в том, что если канат рвался, то хвостовик ключа описывал окружности, и помбура убивало насмерть. Случаев, чтобы кто-то выжил, история не знает. Отворот и заворот положено было делать пневматическим ключом, но они всегда были сильно изношены, плохо работали. Компрессоры были старые, воздуха в системе не хватало. Все всегда били «на удар».
Подъём шёл медленно, но без остановок. Раф внимательно следил за индикаторами веса, опасаясь затяжек. Стрелки вольно гуляли по циферблатам, без тревожных рывков. Вскоре Раф перешёл на третью передачу. Дело пошло веселее и через три часа из отверстия ротора пошло толстое тело турбобура. Диаметр турбины был четверть метра. Вся она в сборе была чертовски тяжела, и, промучившись с ней часа два, все её секции наконец-то выбросили на мостки с целью замены. Теперь предстояло всё произвести в обратном порядке. Слегка подчифирив, все дружно ломами выкатили со стеллажей новые секции турбины. Раф, демонстрируя свою компетентность, замерил вылеты валов секций турбобура. Вылеты должны соответствовать установленным величинам, тогда секции правильно сопрягутся, и турбина заработает в нормальном режиме. Когда чифирили, Раф спросил как бы у всех:
