Рыжая Марика - Повелительница зеркал
А потом, когда стемнело, они полетели к Нике домой, проникнув в комнату через окно и начертив на двери руну защиты и звуконепроницаемости. Ребята расстелили на полу одеяло и до утра играли в карты на поцелуи. Аскольт все еще был в венке, но поцеловать его было сложно, поэтому он, уже на правах своего человека, согласился сам целовать девчонок.
Когда Ада уже заснула на плече у Брайана, а у Ники путались крестовая девятка с червовой шестеркой, народ засобирался.
— Может, останешься? — спросила Ника у Аскольта, подавив зевок.
Вредный Павел пошленько захихикал. Ника, не оглядываясь, швырнула в него колодой карт.
— Не-а, — сказал Аскольт, — я лучше утром прилечу.
Ника помнила, как заснула под шум океана, и чьи-то невидимые руки на-крыли ее одеялом…
Девочка потянулась, вынырнув из воспоминаний. Быстро одевшись, Ника спустилась вниз. На столе белела записка: «Не стали тебя будить. Сэлли взяли с собой. Мобильный заряжается. Деньги в буфете, в коробке из-под чая. Не скучай. Целуем. Папа и мама». Девочка захлопала дверцами холодильника и шкафчиков, планируя придумать что-нибудь на тему завтрака.
Поставив на газ сковороду, Ника достала из холодильника упаковку холодных блинчиков, которую купила вчера в вечерней автолавке. Поместив блины в сковороду, Ника вдруг остановилась. Кроме запаха пышных блинчиков, было еще что-то знакомое и неуловимое. Прислушавшись, девочка закрыла глаза. Перед глазами покатились темные волны, с шумом обрушивающиеся на берег.
«Аскольт!» — мелькнуло у Ники в голове. Сердце радостно подпрыгнуло. Перевернув блинчики, она сделала вид, что у нее чешется глаз. Таким образом, незаметно прищурившись, девочка увидела темно-синюю ауру, совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.
Аскольт подошел ближе. Казалось, Ника слышит его дыхание.
Ника, как ни в чем ни бывало, продолжала хлопотать над блинами. Аскольт был рядом, она это ощущала, и от этого у нее тряслись руки. Наконец, девочке все это надоело. Она, ловко изловчившись, схватила кувшин с водой и плеснула прямо в центр ауры, постаравшись не промахнуться.
От неожиданности Аскольт завопил, попятился и упал: Ника услышала грохот.
— Ты чего?! — ошалело спросил он.
— Нет, это ты чего? — возразила Ника. — Скажи, ты специально, да? Подкрался?
— Я не хотел тебе ничего плохого!
— Ну, конечно! Расскажи это русалке Белова, она наивная, точно поверит. И нечего ныть, ты даже не пострадал! Управляешь водой — значит, высушишься! Кстати, верни воду обратно в кувшин.
Возникшая из воздуха вода прозрачным пузырем вылилась в кувшин.
— А как ты узнала, что это я?
— Как узнала, так и узнала! — пробурчала Ника. Ну не говорить же, в самом деле, что когда Пологов рядом, она слышит и видит море?
— Вообще, хорош дуться, лучше блинчика поешь! — примирительно пропела Вероника.
— Ладно, — согласился Пологов.
Закутавшись в любимый халат Никиной мамы — красный, с желтыми крокодильчиками, Аскольт уселся за стол.
Ника забегала вокруг плиты, чувствуя на себе пристальный взгляд Пологова.
«Смотрят тут всякие!», — непонятно отчего рассердилась Ника.
Послышался бодрый топот и хлопанье крыльев.
В кухню вбежала Ада, за ней спешил Горелыч, роняя мебель и задевая хвостом стены.
— Привет, Ника! Привет, халат тети Сони! — завопила Краснова, усаживаясь за стол. — А что у нас тут такое? Блинчики? С чем? Умм-м-м… Вкуснотища!
— Я не халат, я Аскольт! — обиделся Пологов, получая свою порцию блинов.
— Представь себе, я знаю, — ответила Ада, слизывая варенье с блина. — Я сначала прибежала, думаю: ой, халат сидит! Ну и сказала: «Привет, халат!». А потом сообразила: блин, это же Пологов! Исправляться было поздно.
Горелыч при виде блинчиков засуетился, уронив при этом холодильник.
— Да, надо с ним что-то делать, — резюмировала Ника, когда они, рискуя нажить себе грыжу, подняли холодильник.
— А что, если отпустить его? — предложила Ада.
— Ты что, спятила? Такая махина на свободе, да еще и невидимая! Он же все посжигает! — возразила Ника.
— Но ты же научила его не выпускать пламя при людях! — ответила Ада.
— Долго без огня он не протянет, — сказал Аскольт. — Это его дар, его магия и его среда обитания… Он без огня — это то же самое, что мы без своего дара. Понимаете?
— Понимаем, — кивнула Ника.
— Я же еще вчера предложил отправить Горелыча к Управляющему. Пом-нишь? И ты одобрила эту идею.
— Можно, конечно… — протянула Ника, взглянув на дракона.
Конечно, ей будет тяжело расстаться с ним. Но иначе никак.
— Но до ближайшего полнолуния он вымахает настолько, что развалит дом, — напомнила Ада. — Хотя…
— Что? — забеспокоилась Ника. — Что «хотя»?
— Можно самим вызвать Управляющего, — нехотя ответила Ада. — Но это сложно.
— Сложнее уже некуда, Ада, — ответил Пологов.
Как будто подтверждая его слова, Горелыч неуклюже повернулся и сшиб хвостом заварочный чайник. На полу образовалась большая коричневая лужа.
— Кто хочет чаю? — грустно спросила Ника. — Правда, заварку придется слизывать с пола, ну, да это ничего, справитесь…
* * *Ада, Ника и Аскольт вышли на улицу. Был жаркий солнечный день. Солнце палило так нещадно, как будто обиделось на все человечество и теперь старательно мстило ему. Девчонки ныли и жаловались на жару. Аскольту приходилось поливать их, вызывая небольшую тучку только над ними.
Посовещавшись, они решили пойти к Алику.
Они нашли ребят около дома Белова, в беседке, выкрашенной в белый цвет и увитой сине-голубым вьюнком. Ника тотчас залезла в беседку, за ней Аскольт. Об этом свидетельствовала большая джинсовая кепка, позаимствованная у Ники и парящая сейчас в воздухе.
В беседке пахло краской и шашлыком.
Уидев Нику, Павел оживился:
— О, веснушка, привет! Наше вам с кисточкой! А где моя неверная сестрица, умотавшая в женскую общагу и оставившая меня, родимого, одного?
Ника указала в проем беседки, в который прекрасно было видно, что соскучившаяся за ночь парочка обнимается.
— А-а, — протянул Краснов. — Вопросов больше не имею.
В беседку залезла Раиса.
— Привет, Смирнова! Привет, кепка! — поздоровалась она, садясь рядом с Павлом.
Сегодня, по случаю дня рождения, Крылова надела на белую футболку джинсовый сарафан, расшитый стразами. В пшеничных волосах затерялся ши-повник.
— Это не кепка, это Аскольт! — возмутилась Вероника.
— Неужели? — протянула небрежно Крылова, издевательски глядя на Нику.
Неожиданно для себя Ника рассвирепела.
«Чего они все над ним издеваются? Он же не виноват, что невидим!» — подумала она, собираясь сказать что-нибудь резкое в ответ.
Внезапно на ее ладонь легла чья-то рука. Волны невидимого моря захлестнули Нику.
«Ника! Это я, Аскольт! Успокойся, пожалуйста…»
«Но эта курица оскорбила тебя! Она же прекрасно знает, что это ты, а не кепка!»
«Я знаю. Но все-таки не стоит из-за этого цапаться. Она специально злит тебя. Лучше сделай вид, что тебя это не касается!»
Ника пожала плечами и заблокировала сознание. Руки, однако, Аскольт не убрал.
В беседке появился Алик, торжественно неся огромный торт с четырнадцатью свечками.
Крылова при виде торта завизжала и захлопала в ладоши.
Ника невольно позавидовала Райке.
«Ничего, — подумала она, — в январе и мне четырнадцать исполнится».
Крылова задула свечи, загадав желание. При этом она многозначительно поглядела на Павла.
Свечи погасли. Все завопили и набросились на торт.
Ника левой рукой взяла кусочек кремового торта. Правая у нее была занята.
— А он не отравленный? — тихонько спросила она у Аскольта, пробуя крем.
Пологов, оторвавшись от своего куска, захохотал. Все непонимающе уставились на хохочущую кепку.
— Чего ты ржешь? — спросил Павел.
— Нет, вы… посмотрите… на… нее…, - сквозь смех проговорил Пологов.
Все перевели взгляд на Нику и тоже заржали.
Обиженная Ника телепортировала из дома зеркальце и посмотрелась в не-го. На нее уставилась удивленная девчонка с рыжими кудряшками. Нос, брови и подбородок были у нее в креме.
«Как это я умудрилась?» — подумала она и щелчком пальцев удалила крем с лица.
Аскольт засмеялся.
— Вот так ты мне больше нравишься! — сказал он.
Ника мило улыбнулась ему, зачерпнула ложкой крем, размахнулась — и через секунду он уже висел в воздухе, где-то под кепкой. Это послужило сигналом. Все начали бросаться тортом, не скупясь на куски.
— Эй, так нечестно! Мы видимы, а Пологов нет! Мало ли, может, он себе фантомов наколдовал, а сам снял кепку и стоит тихонько в углу? — возмущенно завопил Павел. Щеки и волосы у него были в креме. На футболке красовались кусочки бисквита. В одном из них тихо догорала свечка.
