Михаил Барщевский - Из жизни Вадима Осипова
Егоров пару раз наклонялся под стол и, как подглядел Вадим, прикладывался к фляжке. Такого ни в практике Осипова, ни в практике Хандроева еще не случалось.
— Что делаем? — тихо спросил Вадим. — Отвод?
— Офигел? — шепотом прорычал Слава. — И не примет; и обозлится! Наоборот! В таком состоянии нам гарантирован приличный приговор.
— Почему? — удивился Осипов.
— Да потому! — обозлился на несообразительного партнера Слава. — Потому что будет бояться, что в кассационной жалобе мы об этом напишем. Представляешь — мотив для отмены приговора: судья был пьян.
— А вы, батенька, мечтатель, — примирительно улыбнулся Вадим.
— Товарищи адвокаты! — раздался голос Егорова. — Не хотите выйти в коридор и там пообщаться?
Слава зыркнул на судью, но ничего не сказал. Вадим понял, что пора начинать играть свою роль:
— Извините, товарищ председательствующий. Я больше не буду. Честное слово!
Егоров с удивлением и презрением посмотрел на Осипова.
Процесс шел уже третий час. Допросили подсудимых. Почти все вопросы Хандроева судья снял. Либо как наводящие, либо как не имеющие отношения к делу, либо как несущественные. Слава метал громы и молнии, правда, только глазами и беззвучным движением губ. Прокурорша, которой такая ситуация была на руку, тем не менее смотрела на Славу с жалостью. Видимо, женское начало брало верх…
Вадим успел задать пару бессмысленных вопросов, чем заслужил очередной презрительный взгляд Егорова и полный ненависти — Хандроева. Тот даже демонстративно отодвинулся подальше от Осипова. Вадим же продолжал глупо улыбаться и заполнять клеточки разлинованного квадрата 10 на 10 — цифрами. Игра «ход конем» была хорошо известна всем студентам, и действующим, и недавним, как лучший способ убить время на пустой и скучной лекции.
После очередного ныряния под стол за поправкой здоровья Егоров поинтересовался:
— Что вы там все время рисуете, товарищ адвокат?
Вадим поспешно убрал листок со стола и опять произнес:
— Извините! Я больше не буду! Честное слово!
— Переигрываешь! — одними губами предостерег Слава и, еле сдерживая смех, зло, уж как смог, посмотрел на Вадима.
Егоров же одарил Осипова очередной порцией презрения и даже, не удержавшись, покачал головой.
Вадим вперил в Егорова заискивающе-преданный взгляд и для пущей надежности добавил:
— Извините! Я не буду больше мешать!
Основным и, пожалуй, единственным серьезным свидетелем по делу был участковый милиционер Матросов. Это он ночью во дворе проявил бдительность, сообразительность и оперативность, по горячим следам раскрыв преступление, изобличив преступников и обеспечив возврат потерпевшему украденного у него имущества. По крайней мере, именно так мотивировала свое ходатайство прокурорша, попросившая суд вынести частное определение в адрес начальника УВД с просьбой о поощрении Матросова.
Егоров ходатайство удовлетворил со словами:
— Побольше бы нам таких отличных милиционеров.
Ясно, что, когда очередь задавать вопросы Матросову дошла до Хандроева, судья, в очередной раз отхлебнув из, казалось, бездонной фляжки, весь напрягся и навалился на стол, готовясь к борьбе с адвокатом за честь и спокойствие славного милиционера.
Ни один Славин вопрос, хоть в малой степени ставящий под сомнение правдивость и точность показаний свидетеля, не был обойден вниманием судьи. А внимание это проявлялось исключительно в их моментальном снятии. В итоге ни на один вопрос Хандроева свидетель не ответил. И не потому, что не знал как или не захотел, а потому что не смог. Все, без исключения все вопросы Славы Егоров снял!
Получая, видимо, особое удовольствие от играемой роли, он каждый раз, снимая вопрос, спрашивал:
— Еще имеются вопросы, товарищ адвокат?
Слава, правда, в долгу не оставался: начинал задавать новый вопрос тихим голосом, а потом включал всю силу своей неслабой глотки и заканчивал громоподобным басом. Егоров же, у которого голова раскалывалась от боли, каждый раз вздрагивал, морщился и еле сдерживался, чтобы не прикрыть уши руками. Словом, получали удовольствие оба.
Вадим же, глупо улыбаясь, переводил взгляд с одного на другого, показывая своим видом, что ему очень интересно.
Наконец Слава иссяк, и на очередное обращение к нему Егорова ответил, что в ситуации, когда все его попытки осуществлять защиту пресекаются председательствующим, он больше вопросов не имеет.
Егоров со вздохом облегчения откинулся на спинку судейского кресла и изрек:
— Ну что ж, эту стадию процесса мы закончили, перейдем…
— Простите, товарищ председательствующий! А можно мне вопросик задать свидетелю? — чуть ли не проскулил Вадим.
Егоров посмотрел на Осипова весьма выразительно, но снизошел:
— Ну задавайте!
И, сам порадовавшись своей шутке, добавил:
— Вам можно!
Все обратили внимание, с каким ударением было произнесено слово «вам», и заулыбались. Кроме Вадима.
— Скажите, свидетель Матросов, — начал Вадим, — вы до милиции были пограничником?
— Да! — обрадовался Матросов возможности говорить.
— Значит, вы умете ходить «по следам»? — с наивным видом спросил Вадим.
Егоров при этих словах настороженно посмотрел на Осипова.
— А как же!
— По каким же следам легче идти, по следам в песке, в глине, ну, не знаю, в снегу? — с детским любопытством на лице продолжал расспрашивать Осипов.
Егоров успокоился.
— Докладываю! — улыбаясь наивности собеседника, начал Матросов краткую лекцию по знакомому ему предмету. — Наиболее четко следы отпечатываются во влажной глине и в свежевыпавшем влажном снегу. Песчаные следы практически прочесть нельзя! В снегу и в глине можно сразу делать гипсовый отпечаток для фиксации доказательств.
«Болван!» — подумал Вадим. Осипов прекрасно помнил из курса криминалистики все, что касается фиксации следов на месте преступления. Ну а перед этим процессом прочел как минимум несколько монографий, посвященных последним разработкам в этой области. «Хрен у тебя что получится, если ты стенки отпечатка предварительно не обработаешь специальным составом МГ-б или МГ-7».
— А скажите, можно определить по следу, в какую сторону двигался человек — вперед или назад?
— Конечно! — радостно ответил Матросов. — Если вперед — больше вдавлен носок следа, а если назад — пятка!
— Здорово! — восхищенно воскликнул Вадим. При этом и Егоров, и Хандроев посмотрели на него как на сумасшедшего.
Вадим ни на кого не обращал внимания. Он взирал на свидетеля с детским обожанием, восторгом, он весь вытянулся в его сторону, а когда тот отвечал, упоенно кивал головой в знак понимания и согласия.
— А скажите, пожалуйста, товарищ свидетель… Мне ведь потом не у кого будет спросить, — перебив сам себя, обратился Вадим к Егорову, ища поддержки. Тот осуждающе вздохнул и смирился: «Ну, спрашивайте», — а сам, видимо, с горя, в очередной раз нырнул под стол. Вадим, как ребенок, обрадовался возможности порасспрашивать свидетеля.
— А скажите, на каком снегу легче всего «читать следы», это так, кажется, называется?
— Да, именно так. — Матросов с симпатией смотрел на любознательного и неагрессивного адвоката, он решил сказать ему что-нибудь приятное. — Вы хорошо знакомы с темой. Лучше всего следы «читаются» на влажном, свежевыпавшем крупном снегу.
— А что значит «крупный снег»? — попросил уточнить Вадим.
Славка злобно прошептал:
— Не переигрывай!
Но Вадим не обратил на него внимания.
— А это значит, что только что выпал снег, хлопьями выпал, а температура такая, что он не мерзлый, не скрипит, а лежит молча.
От такого объяснения Егоров вздрогнул. На больную с похмелья голову, к тому же с учетом количества принятого с начала процесса «лекарства», столь сложное сочетание слов почти не воспринималось. Но вмешиваться не стал. Тема была доя обвинения неопасной, а лишний раз показать Хандроеву, что он не вообще плохо относится к адвокатам, а только к тем, кто мешает работать, было приятно. Тем более что Егоров уже некоторое время с наслаждением наблюдал, как бесится адвокат-медведь от того, что вытворял адвокат-хлюпик.
— А какая температура идеальная? — продолжал проявлять любознательность Вадим.
— Ну, минус пять, минус семь.
— А снег должен падать хлопьями? Отдельными снежинками хуже? — Вадим еле сдерживал смех. В школьные годы, всерьез увлекаясь географией, он ходил в экспедиции с геофаком МГУ и знал достоверно — образование снежного покрова, его структура и свойства зависят не от «формы» выпадающего снега, а исключительно от «приземной», как говорили географы, температуры и относительной влажности в момент снегопада.
