Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни
Когда это был заведующий поликлиникой Рублев, я молчал стиснув зубы. Я не поднимал шум, когда Рублева сменил главврач Пискин. Я допускаю мысль, что ты могла увлечься хирургом Коровиным (он моложе и, может быть, где-то интереснее меня). Но когда я узнал о твоей постыдной связи с ревматологом Сурковым, я был шокирован! Я был раздавлен и унижен! Что ты могла в нем найти? Сурков старше меня на полтора месяца. Он ниже меня ростом на целых двенадцать миллиметров! И, как мне рассказывала сестра-хозяйка Булкина, в постели он не идет против меня ни в какое сравнение. А этот кривой, неэстетичный шрам на его левой ягодице!.. Тем сильнее оскорбление, нанесенное моему мужскому самолюбию.
Как ты могла?! После такого надругательства над моей гордостью я не вправе жить дальше с этим грузом мерзости за плечами и бременем…»
Ручка врача тупо зависает над прощальным письмом. Доктор мучительно пыхтит в поисках подходящего продолжения.
– …перманентного бесперспективняка, — пытаюсь подсказать ему я подходящую фразу.
– Простите, что? — Как будто впервые заметив, доктор вперивает в меня взгляд слезливых глаз из-под очков с толстыми линзами.
– Не обращайте внимания, напряженная работа мыслей, — понимая свою бестактность, я не настаиваю более на своей версии продолжения его письма неизвестной мне Лене.
Мысли о самоубийстве покидают его на время. Скорее, для того чтобы быстрее остаться наедине, окулист с сожалением откладывает незавершенное послание и обращается ко мне:
– Ну-с, молодой человек, что вас ко мне привело?
– Проблемы со зрением.
– Проблемы? — переспрашивает он, явно витая вне стен кабинета.
«Чувак, проблемы, по ходу, у тебя, реально», — думаю я. В этот момент мне становится смешно.
– Угу. Очень хорошо! Действительно, проблемы. И давно это у вас?
– Что это?
– Смех вот этот, беспричинный?
Я тупо смотрю на часы:
– Секунд тридцать.
– Любопытно. Ранее наблюдались у специалистов?
– Только у стоматолога.
– И это правильно! — неожиданно живо поддержал меня доктор и в беспокойстве вскочил со стула и заходил вокруг стола. — Именно стоматолог! Как же я раньше не замечал? Слепец! Слепец! Стоматолог тоже был.
Сделав три оборота вокруг стола, врач наконец сел:
– Так. Что вы хотите от меня?
– Понимаете, доктор, я вижу сны.
– Так-так… очень интересно! И очень необычно! Продолжайте.
– Но сны как бы нереальные. Я вижу то, чего не может быть.
– Что-то вроде не берущего взятки сотрудника ДПС или честного продавца? — подсказывает доктор.
– Типа этого и даже круче! Мне снится город, которого нет. Комск. Вы слышали о таком городе?
– Нет, к сожалению, не приходилось.
– Вот. А мне этот город снится. Ярко, реально. И я в этом городе… кто-то типа грузчика. Вы понимаете? Я вроде проживаю две жизни: одну свою, другую — за того парня из Комска. Я бы забил на это, но с некоторых пор стало напрягать. Во сне я облевался, понимаете?..
– Понимаю, молодой человек. Я сам обливаюсь холодной водой по утрам.
– Нет, не водой. Меня рвало. Блевотней я обливался. А просыпаюсь — запах неприятный. Или снится, что бьют меня, а после сна ощущение такое, будто меня реально на пинках полночи по Москве носили. Наяву чувствую себя странно — то дураком, знаете ли, то полным дебилом.
– Угу, угу, — проникновенно кивает доктор. — Как я вас понимаю!
– …а иногда вполне адекватным чуваком.
– Вот это уже патология. Ну что ж, раздевайтесь.
Я послушно снимаю свой клевый костюм в полоску и несколько удивляюсь методам окулиста. Он вначале прослушивает мои легкие, потом осматривает глаза и, наконец, голову. Я тупо высказываю вслух свои сомнения на этот счет:
– У вас весьма странная методика для окулиста.
– Я не окулист. Я уролог, — сообщает он мне, продолжая прощупывать голову в височной части. — Окулист в отпуске, а я его временно подменяю. Кстати, по моей основной специальности проблем нет?
Я отрицательно/тупо киваю головой. Меня окончательно запирает. Я размазываю свой тупизм по пустой голове.
– Ну-с, молодой человек. Должен признаться, что я не вижу, так сказать, криминала. Патологии не заметил. Примите совет: постарайтесь спать крепче, без сновидений. Почаще на воздухе бывайте — это всегда помогает. Отдохните в хорошей компании. А медикаментозно. Укольчики. Да-с. Укольчики надо поделать. У вас есть, кому уколы делать? Может, в семье кто умеет?
– Сосед может делать, — отвечаю я.
– Прекрасно. Он врач?
– Нет, доктор. Он наркоман.
– Ну что ж, вполне подойдет. Да-с. Тогда пусть он вам никотинку поделает. Курс, так сказать, проколет.
– Никотинку?
– Да, никотинку с витамином «В».
– Так я вроде курю… — считаю своим долгом сообщить я.
– Тогда отставить никотинку. Остается воздух, крепкий сон и отдых. И главное, помните о необходимости хорошей компании!
Мы прощаемся с чудаковатым доктором, и я еду домой.
Дома я тупо забиваю на работу, в слабой надежде что Катя прикроет и сообщит кому надо о моей мифической встрече.
Отдых. Врач посоветовал отдых. Я снимаю с полки книжку и укладываюсь на диван. Чтение — лучший способ отвлечься. Читаю я, конечно, не Шопенгауэра, а книгу, называемую новым «Капиталом». Найоми Кляйм в своем исследовании «NO LOGO», выпущенном издательством «Добрейшая книга», призывает к свержению брендов и мультикорпораций. Итак, я реально читаю, и меня не по-детски заводит. Я четко представляю себе работников потогонных предприятий по пошиву кроссовок в Индонезии, и меня окончательно накрывает/вставляет. Ожидающая нас эра мировой диктатуры мультинациональных корпораций занимает меня до самого вечера. Перманентная скука разбавляется тревогой о судьбах мира.
К вечеру я выдвигаюсь в заведение под названием «Base ment» (англ. base — гнусный, ment — мент), где в честь открытия ожидается перформанс. Итак, я прибываю в заведение, помня о необходимости хорошей компании, как советовал врач. Время для аншлага еще никакое, только около девяти вечера, но народ уже тусуется. Я штопором, как нож в оливковое масло, просачиваюсь сквозь тусовочную массу.
Кого-то толкаю я, кто-то толкает меня на пути к барной стойке. Я ограничиваюсь двумя бокалами виски и прохожу в зал. Зал представляет собой, как это выразиться по-русски, некий parlor (англ. — общая комната), соединенный с cubicle (англ. — одноместная больничная палата, кабина на пляже, маленькая комнатка) посредством переходов, или cross-over’ов (англ. — переход), как на русский лад переиначивают эти названия московские промоутеры. Кроме столов, мягких кресел и глубоких диванов, зал наполнен перманентными лохами, прикольными телками, модными гомосексуалистами и лоховатыми знакомыми перманентных лохов.
В центральном зале наконец завязывается то, ради чего, собственно, подвалил я и собралась вся эта лохоподобная аудитория. Начинается показ коллекции новомодного гуру в сфере Vogue-тенденций, если выражаться по-русски. Все это китчевое действо, несомненно, носит название то ли «перформанс», то ли «натуральная порнография», я, к сожалению, терминами не владею. На подиум выплывает полупьяный чувак, одетый зайчиком, и объявляет, что уважаемая аудитория сейчас станет свидетелем незабываемого перформанса (все-таки перформанс) всемирно прославленного дизайнера Арнольда Пекинесова.
– Прошу!!! — неожиданно писклявым голосом вскрикивает «зайчик» и тут же на подиум выбегает какой-то тощий додикообразный хмырь, абсолютно лысая, красноватая голова которого напоминает что-то до боли знакомое.
Лысый чувак с широкой улыбкой раскланивается на все стороны и щедро одаривает всех воздушными поцелуями.
– Арнольд Пекинесов, — продолжает пищать/верещать «зайчик», — широко известен в тесных кулуарах своей немногочисленной семьи, обильно представленной тещей и женой.
«Зайчик» делает широкий жест рукой в сторону скрытого в полумраке столика, за которым располагаются две женоподобные особы.
– Ёоу-у! — вскрикивает сидящая там теща, пытаясь, видимо, донести до публики, что ей действительно широко известен этот гусь.
– Ёоу-у! — тупо вторит ей супруга лысого всемирно прославленного дизайнера.
– Прошу любить и жаловать, — бросает на прощание «зайка» и, глупо подпрыгнув, удаляется с подиума.
К микрофону реально подходит додикообраз и жеманным женским голоском говорит что-то типа:
– Друзья, я очень рад, что имею возможность продемонстрировать вам свою новую коллекцию, над которой я работал почти полтора года. Я люблю вас всех! Я люблю вас!
Лысый хмырь исчезает, а вместо него в зал откуда-то выныривают пятнадцать одетых «под обувь» человек в колготах и тупо бегают под дикую/ритмичную музыку. Вся эта хрень носит название «Балет старых штиблет, или Я обую вас, люди!». Пятнадцать кретинов, периодически повизгивая, бегают по залу, изображая из себя кто кирзовый сапог, кто женскую туфельку, а кто и валенок. Как я успеваю заметить, вся обувь, которую напялили на себя эти идиоты, испачкана со стороны подошвы чем-то коричневым. Типа глины, наверное. Потом вся эта стая придурков поднимает дикий визг и начинает врезаться в толпу. Налепленная на «подошву» обуви/костюмов глина реально пачкает одежду восторженно ревущей тусовки, а с потолка в это время сыплется всякий мусор: окурки, жеваная жвачка, использованные презервативы.
