Джон Гарднер - Осенний свет
Капитан Кулак лежал у себя на койке и спал, вытянув руки по швам. Храп его не прервался и тогда, когда Питер Вагнер просунул голову в дверь.
Капитанская каюта была не ахти. Дверь в штурманское отделение, между капитанским изголовьем и умывальником, свободно болталась, то распахиваясь, то захлопываясь, послушная качке.
Он хотел было уже убрать голову, но тут капитанский храп изменил тональность, и в следующую минуту капитан Кулак дернулся и приподнялся на локтях.
– А-а, капитан, – проговорил капитан Кулак. Он вытаращил глаза, облизнул губы, выплывая на поверхность из глубин сна.
– Постойте-ка, – возразил было Питер Вагнер. В душе у него поднялось веселое и до странности мальчишеское, безразличное негодование, но сразу же растворилось в море тепла и света, во всеобъемлющем сиянии вселенской любви. Он теперь уверился в том, что подозревал и раньше: женщина, а за ней и мистер Нуль величали его «капитаном» не просто из дружеского расположения. Что-то за всем этим крылось.
– Вот вздремнул на минутку, – извиняясь, пояснил капитан Кулак, – ждал, пока вы проспитесь. – И фыркнул, как лошадь, зло или виновато, Питер Вагнер не разобрал. Капитан перекинул ноги через край койки – он был в полном облачении, кроме сапог и шляпы, – и окончательно сел; откинул с глаз седые космы и напялил шляпу. – Позвольте мне показать вам судно, капитан, – сказал он и жутко ухмыльнулся.
– Нет, постойте, – повторил Питер Вагнер. Все еще улыбаясь, он сжал и тут же разжал один кулак. Сам понимая, что лучше не спрашивать, он все же спросил: – Чего это вы все меня капитаном величаете?
– А как же, мой юный друг! – горячо отозвался капитан Кулак. Он поднялся, доковылял до порога и взял Питера Вагнера за руку. – Вы согласились! И вся команда скрепила уговор рукопожатием! – Ухмылка его была совсем змеиная, он даже извивался немного, вытянув вперед голову. Это верно, они все жали друг другу руки, но по какому поводу? Питер Вагнер неуверенно улыбнулся и ждал.
– Давайте я повожу вас по мотоботу, – опять предложил капитан.
В шкиперском отделении, если отвлечься от гнилой вони и грязи, не было ничего примечательного: сетка с картами и лоциями под потолком, справа штурманский стол на тумбах с выдвижными ящиками. Оба компаса не действовали, астролябия и рейсшина – музейные древности, корабельный секстант такой старый, что серебряные части истерлись до меди. Хронометр в мягком футляре не тикал.
– Ну как, подходяще? – опасливо спросил капитан.
И впервые за много месяцев – не считая, может быть, минувшей ночи, но тогда он был в оглушении, – Питер Вагнер рассмеялся не горько, а от всего сердца. Он прошел обратно в капитанскую каюту, а оттуда – на мостик, не переставая смеяться, как мальчишка, как жених. Капитан боязливо шел за ним, упрятав в карманы концы пальцев.
– Как у нас, подходяще? – повторил он еще раз. Спина у него была такая скрюченная, что казалось, голова растет прямо из груди.
– Где мы находимся? – спросил Питер Вагнер, растянув рот в избытке бессмысленной, младенческой радости.
– А я почем знаю? – ответил капитан.
Питер Вагнер опять рассмеялся. Он снял с полки бинокль, пролежавший там, наверное, годы. Плесень так изукрасила его, что смотреть в него было все равно что заглядывать в двойной калейдоскоп. Но Питеру Вагнеру ничего и не нужно было видеть, он просто так приставил бинокль к глазам и повернулся из стороны в сторону.
– Как же вы добираетесь до Мексики? – спросил он.
Наверно, улыбка его была заразительна. По крайней мере капитан, отвечая, ухмылялся.
– Обычно идем каботажем вдоль берега, – объяснил он. – Но это опасно, понятное дело. Теперь, когда у нас есть капитан...
Насколько Питер Вагнер мог определиться без звезд и без приборов, мотобот шел курсом на запад.
– И давно мы так идем? – спросил он.
– Всю ночь, – ответил капитан и опять улыбнулся.
– И вы думаете, что... – Но договорить Питер Вагнер не смог, на него снова напал смех, такой сильный, что он согнулся чуть на пополам, а бинокль протянул капитану, чтобы ненароком не разбить.
– Так как же у нас, подходяще? – не отставал капитан.
– Бесподобно, – ответил Питер Вагнер. – Я пошел вниз. – Его опять разобрал смех. – Скажете мне, когда прибудем в Японию.
Он двинулся к люку.
Капитан минуты три молча смотрел ему вслед, обеими руками тяжело опираясь на трость. Потом сердито позвал:
– Послушай, ты!
Питер Вагнер обернулся, увидел эту взбешенную мокрицу и снова скорчился от смеха.
– Послушай, ты! – повторил капитан, на этот раз громовым голосом. – Имей в виду, что ты капитан этого судна. И за все отвечаешь ты.
Питер Вагнер продолжал смеяться и глядя в черное дуло капитанского пистолета. Молодые самцы шимпанзе могут в любовном экстазе, читал он где-то, много дней подряд ничего не есть и в конце концов падают замертво. Пистолетное дуло дрожало: капитан кипел от ярости. А это почему-то было до того смешно, что Питер Вагнер не удержался на ногах.
– Мой дорогой капитан... – стоя на коленях, едва проговорил он сквозь смех, подумал, встал на четвереньки и в конце концов перекатился на спину, как медведь, – мой дорогой капитан, мы здесь все... – тело его дергалось в конвульсиях; если вначале он еще отчасти прикидывался, то теперь хохотал всерьез и по-настоящему задохнулся, – ...все – трупы! – Он выл от смеха. Пистолет ударил его по лицу. А он смеялся, смеялся, смеялся, хотя теперь одновременно еще и плакал.
– Он чокнутый, – сказал мистер Нуль. – Мы затеряны в просторах Тихого океана с бесноватым на борту.
Капитан Кулак снова ткнул пистолет ему в лицо, но на этот раз не так сильно: он страдал неуверенностью в себе.
Теперь, как разглядел Питер Вагнер сквозь слипшиеся от слез веки, рядом с ним оказался еще и мистер Ангел.
– Дайте-ка я с ним потолкую, – сказал мистер Ангел. Ему не ответили, и он опустился на колени. – Мистер Вагнер! – позвал мистер Ангел.
Питер Вагнер улыбнулся, застонал, почувствовал, что с ним сейчас опять случится припадок смеха – или плача, – и взял себя в руки.
– Мистер Вагнер, сэр, – обратился к нему мистер Ангел. – Я понимаю ваши чувства. Вы так и так хотели убить себя, и мы вроде как бы играем вам на руку. Но, мистер Вагнер, я прошу вас, подумайте минутку. Мы с мистером Нулем люди семейные. Что станется с нашими детками? Вы подумайте об этом, сэр. И потом, ведь есть еще Джейн, прекрасная молодая женщина, и она на вас полагается. Если мы потонем, сэр... – Он не договорил, отчего-то вдруг разволновавшись, Питер Вагнер улыбнулся – или скорчил гримасу, он сам точно не знал, – и капитан опять сунул дуло пистолета ему под нос. Мистер Нуль нагнулся и протянул ему открытый бумажник. В него была вставлена фотография девочки лет шести-семи с ужасным косоглазием. Мистер Ангел тоже достал бумажник. У него было три мальчика, две девочки и две кошки. Жил он в Сосалито на горе. Хотя голова у Питера Вагнера трещала от ударов капитанского пистолета, настроение у него оставалось превосходным. Они тянули ему бумажники с фотокарточками, а он опять вспоминал шимпанзе. Когда самцы-вожаки, читал он где-то, убивают свежую добычу – какую-нибудь мартышку или молодого бабуина, – остальные члены стада собираются вокруг и выпрашивают кусочки. При этом они трогают мясо, гладят самцов по лицу, повизгивают и гукают и молитвенно протягивают раскрытые ладони. И самцы, случается, величаво бросают в протянутые ладони кусочки пищи. Такова в этой жизни щедрость.
Питер Вагнер закрыл глаза – мир все еще ослеплял его блеском мечты, которая оказалась реальностью.
– Это – корабль Смерти, – произнес он. – Господь да пребудет с нами. – Тоже строчка из одной книги о великом обмане.
Капитан Кулак нацелил пистолет. Мистер Ангел наклонился к самому его лицу.
– Почему корабль Смерти? – спросил он. – Скажите: почему?
– С метафизической точки зрения, – произнес Питер Вагнер со смехом, а слезы все так же струились у него из глаз, – на этот вопрос ответить трудно. Но, говоря практически, потому, что вы плывете в открытый океан, не имея на борту ни рации, ни телеграфа, ни действующего компаса, ни матросов, ни штурмана.
– Вот вы и будьте нашим штурманом! – умоляюще сказал мистер Ангел.
Питер Вагнер блаженно улыбнулся и ничего не ответил. Они тоже молчали. Наконец он открыл глаза. Океан был спокоен; солнце стояло над головой. На лице мистера Ангела изображалось уморительное отчаяние.
Капитан Кулак сказал:
– Ты – философ! Ты сказал: «С метафизической точки зрения». Я и сам тоже философ. Феноменалист! – Он с неловкой поспешностью упрятал пистолет, сделав вид, будто и не вынимал никогда. И, обхватив Питера Вагнера за плечи, стал поднимать его. – Помоги-ка, – зашипел он мистеру Нулю, – он – философ!
Мистер Ангел изогнулся почтительно. Его детки были забыты.
