Алекс Ла Гума - В конце сезона туманов
Боль вернула его к действительности. Его била дрожь, будто он простудился под дождем. Крепко обхватив пропитавшийся кровью рукав, он поджал колени, опустил на них голову и застонал. Его обуял страх, не хватало воздуха, будто замурованному в забое шахтеру. Летняя ночь безмолвствовала.
Он долго просидел так в потемках, уронив голову на колени. Во рту пересохло, он был разбит и опустошен. Небо в жемчужных звездах затянулось тонкой дымкой. Подняв голову, он разглядел вдали темные дома предместья. Раздался автомобильный гудок, и Бейкс вздрогнул, будто услышал впервые этот звук, залетевший на землю с другой планеты.
На миг его обуяло безудержное веселье, истерическое возбуждение. «Меня подстрелили, — покатывался он со смеху, — шпики выследили явку, дозорный прозевал их, меня подстрелили. Все как в «вестерне», черт побери!» Голова пошла кругом, сознание снова помутилось, он перегнулся пополам, содрогаясь от боли в раненой руке, его стошнило. Земля уходила из-под ног, как на чертовом колесе. Некстати вспомнились аттракционы!..
Кое-как Бейкс выпрямился. «Уноси ноги, — приказал он себе. — Беги, беги, беги же!» Вокруг не было ни души. Он заковылял прочь в потемках, будто навстречу ураганному ветру, ощущая на лице не успевший остыть ночной воздух, и старался приятными мыслями заглушить боль: «Как хочется домой, к Фрэнсис». Прежнее гложущее ощущение не проходило. Это был не голод, а тоска. На глаза набегали слезы.
Рана уже не кровоточила, но рукав набух. «Господи, сколько крови! Нужен врач!» — твердил он себе, вновь ощущая беспокойство. Единственный доктор, которому можно довериться, жил за много миль отсюда, на краю света.
Некоторое время спустя он понял, что забрел в богатое белое предместье. Высокие стены, глухие ворота, темные живые изгороди. Улицы маслянисто поблескивали в синеватом свечении фонарей. За густой зеленью играла музыка. Бейкс заметил деревянную скамейку, окаймленную подстриженным кустарником. Она предназначалась для пожилых дам и кормилиц с младенцами.
Бейкс едва дотянул до скамьи. За оградой дома танцевали. Густая листва заслоняла от него гирлянды разноцветных огней, но слышно было потрескивание дров в жаровнях, смех, голоса. Пятница — конец недели, и белые толстосумы веселились вовсю.
Коричневый костюм Бейкса был в пыли и опилках.
Пойду охотиться в лесу, поймаю рыжую лису, плутовку в клетку посажу… Оркестр за забором играл совсем другую, разухабистую мелодию, разлетавшуюся по всей округе.
На обширной лужайке позади дома со множеством окон были разбиты два большущих шатра, залитых электричеством. Между ними были натянуты гирлянды разноцветных лампочек. В одном шатре гремела музыка, лучи прожектора хлестали по женским ножкам, ярко накрашенные губы блаженно улыбались, пальцы щелкали в такт музыке. Большинство мужчин сгрудилось у второго шатра, где подавали спиртное. На теннисном корте было пусто, зато в бассейне плавали будто скатившиеся с гильотины головы. Кругом были клумбы и подстриженные деревья, ухоженные, как пациенты в дорогой клинике. На деревьях тоже были натянуты гирлянды. Подпрыгивали на сковородках связки сосисок, шипела нанизанная на шампуры баранина, повсюду валялись бумажные тарелочки. Гости брали мясо руками, обжигая пальцы и счастливо повизгивая.
Бейкс сидел на скамейке за живой стеной кустарника, растирая ладонью виски, и ждал, когда пройдет дрожь в коленях. Звуки веселья за изгородью тупой пилой пилили его натянутые нервы. С этой стороны ворот не было, можно было не опасаться, что кто-нибудь из гостей наткнется на него.
За кустами, приближаясь, заскрипели по гравию шаги.
— Вот и она, друзья, — закричал мужской голос. — Эй, Ви, чего это ты смылась?..
Здоровой рукой Бейкс осторожно стаскивал с себя пиджак. Левый рукав почернел от крови.
— Все из-за Дэви, — пожаловался женский голосок. — Просила, чтобы не лез своими лапищами.
— Его можно понять, — захохотал мужчина. — Ну ладно, плюнь на него, айда выпьем! Там шампанское рекой!..
— К черту! Возомнил, будто ему все позволено, раз у его отца такие деньжищи. Я не желаю обниматься с кем попало…
«Рубашку лучше не трогать», — решил Бейкс, пропуская мимо ушей болтовню за оградой. Кровь высохнет, и рукав прикроет рану.
— Не ломайся, Ви. Дэви немного рисуется. В конце концов это же его праздник.
— Это не значит, что он может вести себя как кафр.
— О, Ви!
— Мой отец тоже не нищий!
Бейкс порылся в карманах и нашел платок. «Первая помощь раненым, госпиталь Сент-Джон», — пронеслось в гудящей голове.
— Всем известно, кто твой отец, но и наши родители чего-то стоят. Ну, будь паинькой, пойдем же выпьем!
— Оставь меня в покое, я хочу подышать воздухом.
— О'кей. Мы тоже подышим за компанию…
Здоровой рукой и зубами Бейкс затянул платком окровавленную руку.
— Шампанского! — заорал кто-то за оградой, вызвав общий хохот.
«Мне бы сейчас шампанского, — подумал Бейкс, — или, еще лучше, коньяку. Когда я пил его последний раз?» Он боялся взглянут на рану. За изгородью по-прежнему спорили возбужденные голоса.
— Оставьте же меня. Поищите-ка лучше Эллен Статфорд.
— Она пошла делать пи-пи и не вернулась.
— Перестань хамить. А где Фрикки?
— О боже, этот мужлан! От него псиной воняет.
— Что за чушь, он фермы в глаза не видел. И вообще Фрикки мне нравится.
— Пойдем же выпьем шампанского, — бубнил другой голос. — Что за удовольствие торчать здесь и препираться?..
Бейкс вывернул внутрь окровавленный рукав, набросил пиджак на левое плечо, пряча под ним раненую руку. Он не встал со скамьи, пока за его спиной не смолкли голоса. Девушка еще некоторое время упиралась. Бейкс вспомнил, как несколько дней назад на скамейке в городском парке разговорился со служанкой… Мужайся, приятель, это не конец! Ум его внезапно прояснился, хотя голова еще побаливала. Страх и потрясение исчезли, как изморось, стертая с оконного стекла. Прежде всего добраться до доктора. Он наложит швы и не станет задавать лишних вопросов. Потом придется где-то прятаться до понедельника, до встречи с Питером, Полем и Майклом… Матфей, Марк, Лука, Иоанн… К черту, к черту, к черту!… Что с Элиасом? Неужели схватили?…
XV
К полицейскому участку подкатила машина, из нее выскочили тайные агенты. Кроны росших вокруг деревьев вырисовывались огромными бесформенными силуэтами на фоне темного неба. На лужайках по обе стороны подъездной дороги светились электрические и лунные блики. Новенькая веранда, недавно пристроенная к участку, была выложена из оранжевого кирпича.
Двое агентов в штатском вытолкали из машины Элиаса в наручниках и повели его к зданию. Один из сыщиков, рослый, плотный, смазливый, был совсем еще юнцом. Глянцевитые волосы расчесаны на прямой пробор, будто расправленные крылья птицы. Второй, в спортивных брюках и куртке, зеленой шапочке для гольфа, должно быть, прямо со стадиона — даже переодеться не успел. На румяном лице — рыжеватые усы. То и дело он поглядывал на свои руки, судорожно шевеля пальцами. Развалившиеся на ярко освещенной веранде полисмены в форме и портупеях с кобурой пялили глаза на Элиаса, поднимавшегося по ступеням. Внутри участок был разгорожен на помещения для белых и цветных. Его провели в более просторное отделение для цветных, и один из сыщиков сказал дежурному сержанту:
— Пусть останется у вас на ночь. Утром мы за ним приедем.
Сержант волком поглядел на Элиаса. Сыщики тем временем вывернули его карманы. На стол полетели трубка, кисет, спички, дешевые карманные часы, растрепавшийся пропуск.
Мимо участка по окраинной улице прогромыхал автобус. Было уже за полночь. В комнату вошли двое черных констеблей. Увидев Элиаса, один из них что-то шепнул другому.
— Черт, давно пора домой, — зевая, сказал сыщик в спортивной шапочке. — Из-за таких вот ублюдков семьи не видишь совсем.
Он достал из кармана куртки полупустую пачку сигарет и протянул ее молодому агенту. Сержант составлял опись личных вещей Элиаса.
Полицейский, ругаясь на чем свет, втолкнул в дверь африканца, и тот рухнул на скамью у стены. Бедняга был весь в крови, словно на него вылили ведро краски. Поджав босые ноги, он тихо постанывал.
— Ну и ну, — покачал головой дежурный сержант, взглянув на задержанного через барьер. — Что с тобой стряслось, скотина?
— Он мертвецки пьян, — ответил полицейский. — Обычное дело — пятница!
— Господин, — застонал африканец, — меня едва не убили.
— «Господин», твою мать! Никаких «господ» и «сэров»! Для тебя я баас.
— Едва не убили, — пролепетал раненый.
— Кто?
— Не знаю, баас. Ткнули вилами в бок.
— Ты хочешь подать заявление? — спросил сержант.
Вошел санитар в форме Красного Креста. Он склонился над африканцем, расстегнул перепачканное кровью тряпье, чтобы осмотреть раны.
