Эльмира Нетесова - Я обязательно вернусь
— А если этот дед не стерпит ругачки?
— Куда ж ему деваться? Все мы бабы одинаковы. Не живем без бреху!
— Он-то давно ли один живет? — спросила Юлька.
— Год как без бабки остался. Умерла она. Ну, да и пожила нимало. Целых семьдесят пять годов. Нынче редкие до такого дотягивают. Ну, а я, когда мой сокол заявится, обязательно вас познакомлю. Уже сказала, что у меня медсестра в соседстве живет, коль понадобится, не откажешь подмочь.
— Это верно! Соседи родней родни! — подтвердила Юля.
Она задумалась над предложениями Юрия Михайловича, тщательно взвешивала каждое из них.
— Пойти в содержанки? Нет, это исключено. Такой выход не для меня, чтоб какой-то старый козел помыкал иль забавлялся как безделушкой, попрекал бы всяким куском, а натешившись, выкинул бы, как старый веник, прочь из дома и будет склонять по городу, трепать мое имя. Нет, лучше сдохнуть, чем решиться на такое. Конечно, мать и всякая Аленка сумели сжиться с хахалями. Как приспособились, то их проблемы. А у меня дрянной характер, так все говорят, значит, не стоит лезть в содержанки. Выгонят через неделю, ославив на весь город. Потом до старости не очистишься от подмоченной репутации, — пригорюнилась Юлька.
— Пустить квартиранток в квартиру? А значит, чужие люди будут мельтешить перед глазами целыми днями. Какими они будут? Вдруг пьяницы, неряхи или начнут водить сюда своих друзей, устроят попойки, драки, а там и неприятности с соседями. Зачем все это нужно? Ни в ванную, ни на кухню не ступи. Не столько получишь, сколько потеряешь. Нет, тоже не мой вариант, — размышляет Юлька и обдумывает последнее— уехать в деревню к бабке, хотя бы на полгода или год. Там подлечиться, окрепнуть, переждать и пережить все невзгоды, а как только изменится ситуация вернуться в город.
— Оставлю свою заявку на бирже труда, и как появится работа медсестры, мне сообщат, я тут же приеду, устроюсь. Ну что здесь мучаюсь? Ноги поморозила в резиновых сапогах, дошло до того, что ходить но могу, не держат ходули, подламываются. Куртка но швам ползет, вытерлась, на нее смотреть гадко. Ни одной путевой кофты и юбки нет. Бомжихи и те приличнее одеты. В зеркало на себя смотреть противно. Куда же дальше? Сдохну, похоронить будет не в чем. Во, дожила! А ведь не пью и не курю, а голодаю постоянно. Даже на хлеб не всегда имею. У бабки, худо иль бедно, а картоха и капуста свои, их сколько хочешь со своего огорода. Раньше она корову, свиней и кур держала, уж не знаю как теперь. Но с голоду но сдохну Все ж деревня! Свое хозяйство всегда выручало. Опять же и квартиру можно семье сдать. Попрошу предоплату за полгода, хоть что-то себе и бабке куплю. Она, как помнится, старуха строгая. Всех в руках держала. Мать и теперь вздрагивает, вспоминая Анну И говорит, что жить с нею, едино что самому в петлю влезть. Но мать — невестка, а я внучка, разница существенная. Ко мне бабка добрее будет, — вспоминает летние каникулы, когда родители увозили ее в Сосновку на целых три месяца.
— Бабка каждое утро заставляла пить парное молоко, давала творог со сметаной и медом, молодую картошку, густо посыпанную укропом. А какие вкусные яйца несли куры. В магазине таких не бывает. А еще хлеб свой, домашний, из русской печки. Караваи большие, румяные, с хрустящей корочкой, — сглатывает Юлька слюну.
— Во, размечталась на ночь глядя! До ночи пузо урчать будет, проситься в деревню. А возьмет ли бабка меня? Вдруг она деда завела. Хотя отец недавно был у нее. Никакого старика не увидел. Иначе не смолчал бы, рассказал, — думает Юлька и слышит стук в дверь:
— Кого это принесло в такое время? — удивленно приоткрыла дверь и впустила соседку, Димкину бабку. Та вошла возбужденная, злая и сразу с порога понесла на мужиков:
— Юлька! Ты только подумай, какой фитиль вставил мне тот козел! Я цельный вечер его звонок сторожила! И дождалась, чтоб этот старый хрыч через ухи обосрался! Ну, разве ен мужик опосля всего? Сущий козий геморрой! Я его приветила как знатного ухажера, по всей чести. Столько время с им говорили. А он вот только позвонил и докладает, что все продумал, решил не входить в брак со мной. Во, змей ползучий! — негодовала бабка.
— А почему он передумал? — удивилась Юлька.
— Вишь ли! Брехнул, что баба ему не нужна, а только сиделка или нянька. Чтоб кормила, обстирывала, ухаживала за им. В бабе давно нужды нет, а вот сиделке платить приходится и нимало. Так хотел меня в бесплатные няньки взять. Да обсчитав, сказал, что пензия у меня малая. А на жратву будет много уходить. А ему самому на лекарства не хватает. Внуки сказали, коль меня приведет, подмогать не станут. Так вот и отказался барбос. Обсчитал на пузырьки и таблетки, получилась я невыгодной! То ж надо! Бабу на лекарства пересчитал хорек! Сколько живу, такого не слыхивала! Что той жизни осталось? На единый вздох, если поспеет его сделать, а все туда же, считает выгоду! Но коли баба не нужна, зачем в наш клуб приперся? Думал наградами завлечь? Кому они теперь нужны? Ведь все мы на краю могилы стоим. Пред ней о душе и о тепле, про чистую любовь вспомнить надо, а он про выгоду завелся, совсем борзой!
— Успокойтесь! Ну не ваш этот сокол. Другого найдете. Свет клином ни на ком не сошелся, — успокаивала Юлька бабку.
— Другое досадно! Этот мухомор у меня полкило сушек сожрал, а сколько варенья слопал. Ни какое-нибудь, клубничное. Сам даже семечек не принес, жлоб постылый! У меня брехал, что баба ему для души нужна, как избавленье от одиночества и тоски. Теперь другое кукарекал, мол, скучать некогда, внуки не дают. А про мужичье озорство, были б прыть и желание, с соседками мог бы побаловать, они его молодше, — ругнула старуха несостоявшегося кавалера и попросила:
Смерь давление, чего-то опять в голове шумит.
Юлька снова налила чай бабке. Та пила его мелкими глоточками, о чем-то думала.
— Как нынче народ испоганился, диву даюсь глядючи вкруг. Всюду деньги! Даже серед своих без них ни шагу. Вот так вчера: сидим во дворе на лавке, глядь со школы Сенька вертается, внук Петровны, она подозвала и попросила его сбегать за хлебом. Сама знаешь, магазин рядом за углом. Дала мальцу деньги. А Сенька пересчитал и требует:
Гони еще! Даром сама ступай. А мне пятак отстегни!
И дала! Своему внуку уплатила за хлеб, какой он тоже есть будет. Во, дожили! Я б своим за такое нахальство ухи оборвала б! Никакого уваженья к старым не осталось. Куда мы катимся, к чему придем?
— Ни все Сеньки! Растут и другие пацанята! Переломят гадов, накостыляют, заставят по-иному жить! — успокаивала Юлька.
— Дай Бог, чтоб поскорей! Обидно, девонька, что нонешний люд не душу, а только кошелек видит. В нашей молодости все много чище было. Ведь вот мне тот старик вовсе ни за деньги нужным стал. Тепла захотелось душевного. А вот души в ем никогда не водилось. И откуда такой в свете взялся? От его такие ж народились, как серед этих бедовать нам? — сокрушалась бабка.
Юлька поделилась с соседкой, что хочет на время уехать к Анне в Сосновку и пустить квартирантов на год.
— Найду семью спокойную, порядочную. Без собак и кошек, чтоб квартиру не изгадили, без детей, чтоб соседей не беспокоили. А вы присматривайте за ними. Я буду звонить. Чуть что, приеду сразу. Договорились? — попросила бабку. Та не раздумывала:
— Пригляжу, куда денусь, ить мы соседи, родней любой родни! Будь спокойна, поезжай, — согласилась без лишних уговоров.
Глава 4. Корни невезения
Ох, и не сразу зашел этот разговор у Анны с внучкой. Долго присматривалась бабка к Юльке. И однажды вечером спросила словно невзначай:
— А скажи-ка мне, как работалось в больнице? Почему тебя, молодую, сократили, как вовсе негодную? Такое без причин не случается. Сознайся по совести, где промахнулась?
— Бабуль, да ни в чем не виновата. Просто больные наши сдвинутые пошли, сплошные отморозки, придурки! Они думают, что если попали на лечение, мы их на руках должны носить, вот и вылупалась всякая нечисть, доставала до печенок так, что мало не казалось! — присела Юлька рядом.
— А как это доставали? Кто?
— Хо! Вот привезли в отделение старую каргу. Ей уже за восемь десятков перевалило. Совсем плесенью покрылась гнилая кадушка. Ничего не видела и не слышала. От радикулита всю скорчило. Ни ногами, ни руками не шевелила. Врач уколы ее назначил, конечно, обезболивающие. Я сделала укол бабке в задницу. А на обходе она пожаловалась врачу, что не сделала тот укол, а лекарство ее продала больному из другой палаты. Я услышала и озверела от брехни. Как схватила ту гнилушку, перевернула кверху жопой и показала врачу свежий след от укола. Еще дырка от иглы не затянулась. Врач глянул и давай уговаривать, убеждать ту жабу Хорошо другие больные палаты вступились. А то попробуй, докажи что не сволочь! Я ее в окно чуть не выкинула. Тогда уже меня врач стал успокаивать. Эта же кикимора не извинилась. А ведь мне надо предписание врача выполнять. Но как, если глаза на нее не смотрели. Так вот, если тот первый укол она не почувствовала, я ее пожалела, то от следующих бабка потолок зубами доставала. Заставила каждую процедуру помнить как родное имя! Нет, ты только представь, что придумала лысая мандолина! — кипела Юлька.
