Самсон Агаджанян - Опаленные крылья любви
Наташа, наблюдая за мужем, словно впервые ощущала его духовный мир, его мужскую преданность. Ее мучила совесть за свое прошлое. Однажды она попыталась рассказать ему об этом, но он строго посмотрел на нее и твердо произнес:
— Не мучай себя. Ничего не было. Главное — мы вместе, и я счастлив, что ты любишь меня. Жизнь — не гладкая дорога. Идешь и не знаешь, что тебя ждет за поворотом.
Однажды ночью Наташа проснулась. Володи рядом не было, она выглянула из палатки. Он сидел на берегу моря. Накинув халат, она подошла к нему, села рядом. Он, словно не видя ее, продолжал задумчиво смотреть на море. Наташа, поеживаясь от ночной прохлады, прижалась к мужу.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
Повернув голову, нежно глядя на нее, он тихо сказал:
— О тебе думаю. Я люблю тебя.
— Я тоже, — еще сильнее прижимаясь к нему, прошептала она. — Хочешь, я прочитаю тебе стихи? Их написал Луи Арагон.
— Прочитай.
— Любовь моя и боль, о боль моей печали!
Как птица раненая, в сердце ты моем.
Под взглядами людей с тобою мы идем.
Слова, что я сплетал, что повторял потом,
Во имя глаз твоих покорно умирали.
Счастливей нет любви…
Она замолчала и, притянув его к себе, нежно целуя, тихо сказала:
— Прости, что все это время причиняла тебе боль.
— Наташа, а ты знаешь, почему я остался жив?
— Знаю. Тебя спасла моя любовь.
— Да, на самом деле так и было, меня спасло твое письмо. Смутно помню, что я падал в черную бездну, меня кто-то звал… А солдат рядом, у него лицо залито кровью, и я ему приказывал прочесть твое письмо… А потом я полетел в черную бездну.
— Володя, ты обязательно найди его, пусть после демобилизации к нам приедет, нет, мы поедем к нему, я хочу отблагодарить его.
— Наташа, ты посмотри, какое красивое море!
Они молча смотрели на таинственную красоту природы. На море от лунного света ложилась ровная светлая полоса. Медленно и величаво волны подкатывались к песчаному берегу. Далеко в море виднелись огни корабля.
— Как хочется жить и жить, — тихо произнес он. — Честно говоря, я раньше не придавал этому значения. А когда пришла ко мне твоя любовь, вдруг почувствовал странное ощущение. До этого весь мир был замкнут в одном моем порыве к тебе. Что бы я ни делал, в минуты радости и огорчения, всюду и везде была ты. Я только о тебе и думал. Особенно тяжело мне было ночами, меня душили ревность, обида, я скрипел зубами. Однажды, после долгого мучения, я среди ночи встал и, чтобы заглушить боль, одним залпом выпил фляжку водки. Думал в пьяном угаре забыть тебя, но не мог. А сейчас, когда я чувствую твою настоящую любовь, в душе происходит что-то странное, я словно прозрел, такое ощущение, как будто я что-то потерял. Я жил твоею жизнью, а все остальное, что я ни делал, я выполнял автоматически. Ведь я ждал твоей любви, она пришла, но появилось и что-то другое, и я не могу понять, что? На душе тревожно, отчего — не пойму.
— Володя, милый, самое главное — мы вместе и не надо больше понапрасну тревожить свое сердце. Раньше я тоже не понимала смысла жизни, не понимала и не воспринимала ее очарования, а потом, когда поняла, что люблю тебя, то ужаснулась, что полжизни впустую прожила. Я счастлива, что люблю тебя и любима. Приедем в Москву и первым делом пойдем… Догадайся, куда пойдем?
— А по-моему и догадываться нечего, — засмеялся он. — В Большой театр, куда же еще.
— Не угадал. А ну, пошевели мозгами.
— Я бы пошевелил, но с мозгами непорядок, они, кроме тебя, ни о чем другом не думают.
— А я надеялась, что ты догадаешься, — разочарованно произнесла она. — Мы с тобой пойдем в церковь, поставим свечи, поблагодарим Бога!
— И с каких пор ты стала в Бога верить? — усмехаясь, спросил он.
— Ты не смейся. Забыл, что двумя ногами был уже на том свете? Две недели, пока ты был без сознания, я неустанно молила Бога, чтобы Он тебя спас, и Он услышал меня.
— Наташа, нет никакого Бога, если бы Он был, то не допустил бы зла на земле.
— Володя, не надо. Мне страшно, что ты опять будешь там, я хочу, чтобы Он оберегал тебя.
Смеясь, он хотел пошутить над ней, но при лунном свете, увидев выражение ее глаз, вздрогнул, притянул ее к себе, рукой нежно провел по волосам. Они долго сидели в обнимку. В ночной тишине лишь слышно было, как волны, плавно прибиваясь к песчаному берегу, тут же откатывались назад.
— Наташа, — первым нарушил молчание он. — Я очень соскучился по Андрюше, Скоро два года, как я его не видел. Наверное, возмужал.
— Еще немного отдохнем и поедем к нему, у него скоро выпускной.
— Интересно, куда его распределили?
— В Киев, — отозвалась она.
— Зря, — нахмурился он. — Не ожидал от него, думал, что сын мой службу начнет с дальних гарнизонов, чтобы испытать себя, как настоящий десантник, а он… — он замолчал и пристально посмотрел на жену. — Мне кажется, здесь не обошлось без твоего вмешательства.
— Да, это я ему помогла, хотя у него был свободный выбор. Но я настояла, да еще твоего маршала подключила, — запальчиво ответила она.
— А почему Киев выбрал?
— По телефону Андрюша как-то сказал мне, что дружит с девушкой и что она из Киева, вот я и убедила его выбрать Киев и правильно сделала.
— Не ожидал от него, я думал, он более…
— Хватит, не хочу тебя слушать, я по горло сыта твоим фанатизмом, немного и о себе надо думать. Ты оглянись, вокруг люди живут нормальной человеческой жизнью, а ты из проклятого окопа никак не можешь выползти. Прошлым летом мы с твоей матерью ходили в Большой театр, я смотрела на всю эту разукрашенную публику, довольную своей сытой и спокойной жизнью, и меня душили слезы… Я устала жить одна. Можешь ты это понять?
— Я военный, выполняю свой долг, — хмуро отозвался он.
— Ты его давно выполнил, пусть другие выполняют.
— Наташа, ты зря расстраиваешь себя, прекрасно понимая, что это бесполезный разговор. Ты лучше посиди и полюбуйся этой красотой.
— Володя, Володя, или ты не понимаешь, или не хочешь понять, что вся эта красота, о которой ты с восхищением говоришь, без тебя мертва. Я хочу, чтобы ты был рядом. Я боюсь тебя потерять! Боюсь! А ты мне о красоте говоришь!
Он повернулся к ней, прижал к себе.
— Наташа, раньше, когда я искал твою любовь, словно во тьме жил. Да, действительно, я не ощущал эту красоту, был слеп, как крот. Сейчас я не просто ощущаю красоту, а живу ею. Но во мне живут два чувства: долг и любовь, и если отнимешь одно из них, то исчезнет эта красота. Ты потерпи, годы-то наши какие! Жить и жить. Я понимаю, тебе трудно, но верь, настанет день и мы будем вместе. Помнишь, в аэропорту я тебе показал на двух пожилых людей, как они рука об руку друг с другом шли. Придет время, и мы с тобой будем такими, а до этой старости над землей орлом надо парить. Мне с тобой хорошо, но я стану подлецом, если не вернусь к своим боевым друзьям. Я не хочу, чтобы они думали, что я воспользовался услугами мохнатой руки. У нас были такие офицеры, которые приезжали в Афган, чтобы сделать для себя трамплин в карьере, их даже в бой не посылали, но зато они быстро возвращались в Союз с орденами. Да, я имею право больше не возвращаться в Афган, тем более мне предложена новая должность в Союзе, но если я это сделаю, то всю жизнь меня будет мучить совесть, я этого не хочу.
Она молча слушала его, а у самой по щекам текли слезы.
— Володя, милый, я все понимаю, но мне страшно, я устала жить в одиночестве. Андрюша с друзьями, ты тоже, а с кем я? Ты хоть раз задавал себе этот вопрос?
— У меня к тебе деловое предложение: чтобы не было скучно одной, роди дочь.
— Ты в своем уме? На старости лет ребенка?
— Да какая ты старая, тебе чуть больше сорока. Говорят, в таком возрасте все великие люди рождались. Действительно, может, рискнем? Если бы ты знала, как я хочу дочь! Пройдут годы, и какой-нибудь юноша влюбится в нее… Я хочу, чтобы на свет появилась такая же красавица, как ты.
— Перестань даже об этом думать! Сына уже пора женить, а ты еще дочку захотел.
— А мне кажется, что у нас ребенок будет, — лукаво произнес он.
— Согласна, только рожать будешь ты.
— Бог распределил, кому производить, а кому рожать.
— Вот если бы вы, мужики, хоть один раз родили, то вас после каленым железом не заставили бы второго рожать. Вы свое дело сделали, и гуляй ветер, а все девять месяцев ребенок неразлучно с матерью, и все эти месяцы — тревожное ожидание и бесконечные бессонные ночи… Тебе этого не понять! Ты из своей казармы не вылезал. Вспомни, когда ты сына впервые увидел? Ему было уже восемь месяцев, когда ты приехал…
Они помолчали.
— Наташа, а может, действительно, нам еще одного?
— Даже не думай, — вставая, произнесла она, — Хотя… Я согласна, только с одним условием.