Александр Клюге - Хроника чувств
— Стал ли он пользоваться своим левым ухом?
— Да, после того как немного пришел в себя. И еще он начал понемногу есть. А то он об этом совсем забыл.
— Зачем он так много звонил по телефону?
— Он искал связи. Он искал, минуя телефонную подстанцию, ту центральную структуру, которой мог бы командовать непосредственно, но с которой он в последние годы общался только опосредованно. Он говорил, словно блуждая в лабиринте.
— Ведь мятежом был охвачен только тонкий слой самого высшего руководства?
— Да. На местном уровне все сохранялось по-прежнему. Телефонная дуэль.
— Двенадцать дней подряд.
— Если бы он знал, как устроены линии связи, он еще мог бы изменить ситуацию. Полномочия у него были.
— Ему бы надо было переговорить с судьями. В том порядке, в каком они вызывают доверие и в каком они сами стали бы делать запросы. Кто-то должен был для него все это разузнать. Мы делали, что могли. В старом аппарате, существовавшем до июля 1991 года, мы бы знали, что делать. Теперь мы уже и сами не понимали, что к чему.
— То есть осаждавшие, русское правительство, лучше разбирались в ситуации?
— Совсем не лучше. Просто им было достаточно меньшего количества контактов. Их дело было только разрушать. Никто не проверял новую реальность. Все надеялись на новый курс. Он обещал добычу. А Горбачеву приходилось строить свою коалицию на отречении. Самое большое, что он мог обещать — повышение.
— Был ли у него шанс?
— Был бы, если бы он сразу же по возвращении из Крыма с самого начала вел все телефонные переговоры и устанавливал контакты сам. Ему пришлось бы завести личную телефонную книгу на тысячу страниц. Тот, кто занимает высшие посты, не может сам поддерживать в такой сложной империи телефонную связь.
— Когда оборвалась эта борьба?
— Шестнадцатого декабря к вечеру он бросил телефонные разговоры.
— Отчаяние?
— Просто слишком устал.
— Где он сидел?
— У себя в кабинете. Попросил принести кофе.
— И что потом? Делал какие-нибудь заметки?
— Начал записывать кое-что для книги воспоминаний. Тогда мы поняли: все кончено.
— Два часа спустя визит Ельцина и президент был вывезен из Кремля?
— Да. Но Ельцин не появился. Он сообщил о своем визите и не появился. Президент сел в подъехавшую машину.
— Разрешили ли ему взять личные вещи?
— Нет, ничего.
— Сложил ли он полномочия как президент?
— Он считает, что нет.
— Он и сегодня президент Советского Союза?
— Конечно.
— Дворцовый переворот, не правда ли?
— И при этом население введено в заблуждение, его уверили, будто СССР распущен соответствующим образом и полномочия переданы. Это был бандитский налет.
— Общественная собственность разворована?
— Присвоена. Это был термидор, которого мы ждали с 1921 года.
— В духе того, что собственность — это кража?
— Да. Прежде всего, если это касается присвоения общественной собственности.
— Почему вы не говорите при этом о государстве?
— Потому что его не жалко. Государство отмирает, общественное устройство, общественная собственность нет.
— Чем же был, собственно говоря, Советский Союз?
— Интересный вопрос!
Конец рейха в Кабуле
Как обычно, за машиной швейцарского посланника по улицам Кабула 8 мая 1945 года следовал на некотором расстоянии джип с охраной британского посольства. Дело было в том, что посланника сопровождал секретарь немецкого посольства в Афганистане Шлипхаке. В условиях войны немецкое посольство было закрыто, а интересы рейха представляла швейцарская дипломатическая миссия.
В 11.30 дипломаты прибыли в Министерство иностранных дел. Афганский министр иностранных дел в двадцатые годы сопровождал короля Афганистана в поездке в Берлин в качестве атташе. Тогда была модная песенка: «Афганистан, Афганистан, на что он вам, на что он нам…» Он посчитал ее текст, переведенный на родное наречие, не слишком остроумным и приготовил в качестве вводного замечания (с намеком на старую песенку), что ему как афганцу Германский рейх «ни на что не нужен». Он заявил: я даже не знаю, существует ли вообще рейх в настоящий момент. Швейцарский посланник сообщил, что ему было известно из радиосообщений.
Посланник: По поручению моего правительства, представляющего рейх при дворе и правительстве в Кабуле, я позволю обратить внимание вашего превосходительства на следующее сообщение: «Фюрер Великого германского рейха 1 мая 1945 года погиб геройской смертью».
Секретарь посольства Шлипхаке добавил: Он умер.
Это прискорбное сообщение, ответил афганский министр по-английски.
Посланник: Его преемником стал Карл Дениц.
Шлипхаке: Согласно действующим нормам немецкого государственного права Карл Дениц взял на себя его обязанности.
Министр выслушал сказанное в переводе и порылся в своей памяти. «И это вы собирались мне сообщить?» — попросил он перевести. Он уполномочен на это, ответил швейцарский посланник. Согласно действующему немецкому государственному праву, добавил секретарь посольства.
Афганистан с этими событиями напрямую не связан, заявил министр. Не имеет значения, согласно каким нормам страны назначается преемник. Может быть, произошел путч. Для министра это все равно, он принял бы это сообщение, как и сообщение о назначении преемника.
Однако это не путч, горячо возразил Шлипхаке. Речь идет о преемнике.
Министр: Преемник, все равно, путем путча или новых выборов.
Нет, отвечал Шлипхаке, речь идет о преемнике согласно завещанию, никакого путча и никаких выборов. Согласно завещанию фюрера.
Министр ответил: Это не имеет значения, поскольку не касается Афганистана непосредственным образом. Для Афганистана это не имеет значения. Он принимает факт к сведению.
Нет, настаивал Шлипхаке, правительство рейха дало ему поручение указать на строгую законность этой правопреемственности согласно завещанию. Важно, чтобы Афганистан не сомневался в признании нового правительства рейха, возглавляемого Деницем.
Министр не слишком интересовался этим вопросом. Государственный визит в Германию был отложен еще в 1934 году, и в ближайшие недели возвращаться к этому вопросу не предполагалось. Он передал через переводчика: его правительство лишь принимает происшедшее к сведению, независимо от того, каким путем определен преемник, в результате путча или нет.
Нет, утверждал Шлипхаке, это не все равно, поскольку британский посол наверняка поставит под сомнение признание нового правительства Великого германского рейха. Однако если вопрос о возможности признания будет поднят, возникнет вакуум, потому что получится, будто у рейха в настоящий момент нет правительства. Министр — и швейцарский дипломат с ним в этом согласился — считал, что в данный момент это не имеет значения.
Однако для Шлипхаке от этого зависело сохранение дипломатического иммунитета. Поэтому он разъяснил указ рейхстага от 1942 года, предоставивший рейхсканцлеру и фюреру Великого германского рейха, Адольфу Гитлеру, полномочия определять каждому немцу его обязанности. Сюда же входят и полномочия составления завещания, в котором будет определен его преемник.
Швейцарский посланник возразил, что фюрер уже использовал свое право, определив своим преемником рейхсмаршала. Дважды он этим правом воспользоваться не может. Кроме того, можно усомниться, стал ли бы рейхстаг, рассчитывавший в 1942 году на победу в войне, сохранять эти полномочия на случай полного поражения. Вообще же по завещанию можно унаследовать кольца, личные вещи или земельную собственность, но не Германский рейх. Ведь нет никаких указаний относительно того, что именно входит в наследование. Можно только представить себе перечень имущества, который должен был бы быть представлен, согласно швейцарскому законодательству, суду по делам наследства…
Шлипхаке был возмущен. Он разъяснил швейцарскому патрону принцип невмешательства другой страны во внутренние вопросы государства и права Германского рейха. Еще три года назад предшественник афганского министра должен был уточнить позицию своей страны на случай прохода немецких войск через Гиндукуш в направлении Индии. Тем самым существовало отдаленное представление о Великом германском рейхе, которое в настоящий момент для министра не имело значения. Он собирался пообедать.
Министр передал через переводчика: смерть главы немецкого государства — факт, не имеющий значения.
Шлипхаке: Геройская смерть.
Министр: Геройская, то есть все равно смерть. К тому же афганская сторона не в состоянии проверить подлинность завещания.
Шлипхаке: Это не завещание, а государственное распоряжение относительно преемника, выполненное согласно конституции.
![Константин Снайгала - Морковка Семнадцатая [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/210324/210324.jpg)
