Владимир Соловьев - Эстетика. О поэтах. Стихи и проза
{7} А. А. Фет, "Кому венец: богине ль красоты..." (1865). Курсив Вл. Соловьева.
ЧТО ЗНАЧИТ СЛОВО «живописность»?
Как совершенно справедливо замечает кн. С. М. Волконский,
«наша эстетическая терминология довольно расплывчата
и нуждается в кристаллизации более, чем всякая
другая; способствовать установлению правильного значения
слов лежит на обязанности всякого пишущего». Этим
объясняется «ответ» кн. Волконского, а также и следующие
мои строки.
Речь шла о том, был ли живописен действительный
исторический образ Иоанна Грозного и наиболее характерные
явления его царствования — московские казни и новгородские
избиения. Кн. Волконский утверждает, что все
это было живописно, хотя соглашается, что во всем этом
не было красоты. Признавая живописность одним из видов
красоты, я не допускаю, чтобы безобразное или лишенное
красоты могло быть живописным, хотя оно может служить
материалом и поводом для живописных и прекрасных художественных
изображений, столь же мало похожих на
свой исторический материал, как прекрасные цветы и плоды
не похожи на ту навозную землю, из которой они произрастают.
Если бы я сколько‑нибудь колебался в своем мнении,
что Иоанн Грозный и деяния его живописны только в своем
художественном изображении, а вовсе не были такими в
своей исторической действительности, то князь С. М. Волконский
своим ответом укрепил бы меня в этой мысли.
В самом деле, его решительное заявление о живописности
упомянутых исторических сюжетов сопровождается такими
объяснениями, которые придают ему обратный смысл
и, следовательно, прямо подтверждают мой взгляд. На вопрос,
были ли живописны московские казни, кн. Волконский
отвечает: «Да, были, так же как и светочи Нерона». —
Была ли живописна десятитысячная масса утопленников?
Да, была, так же как масса страждущих преступников,
рисовавшихся воображению Данта, как флорентийская чу
558
ма в глазах Боккачио, как инквизиция и Торквемада в глазах
Виктора Гюго *. Но ведь именно это и только это утверждал
и я. Да, Иоанн Грозный и дела его живописны в
воображении и в изображениях у Антокольского, Самойлова,
А. Толстого, как ад живописен у Данта, как сжигаемые
в смоле мученики живописны у Семирадского, чума у
Боккачио, инквизиция у Виктора Гюго и, наконец, — прибавляю
и мой пример, почему‑то обойденный кн. Волконским,
— как развивающаяся проказа живописна у Флобера.
Но каким же образом из бесспорной живописности
всех этих предметов в воображении и изображении художников
можно заключать, что они живописны в действительности,
и даже только в действительности, в изображении
же не живописны, а прекрасны. «Картина, — утверждает
кн. Волконский, — не может быть живописна: картина
может быть прекрасна, но живописен тот предмет, с которого
она писана». И за этим решительным заявлением
следует указание на живописность «Светочей Нерона», то
есть, как ясно из контекста, картины Семирадского. Затем,
после этого и других примеров, подтверждающих мой, а не
его взгляд, автор заключает: «Все это было живописно и
только в силу живописности своей проникло в искусство и
заслужило увековечения». Таково мнение нашего автора,
но где его доказательства?
Где логический мост между несомненным свойством
живописности известных предметов в художественном
воображении и изображении и тем же предполагаемым
свойством в их действительности? Отчего талантливый и
искусный писатель не пробует прямо доказывать своего
тезиса, то есть доказывать, что ад, чума, различные римские,
испанские и московские ужасы живописны действительно,
как они существуют или существовали независимо
от Семирадского, Данта, Боккачио, Виктора Гюго и т. д.
А что эти предметы живописны у этих художников — никто
не сомневался, и я с своей стороны привел прямо самый
крайний пример — заживо разлагающегося прокаженного,
которого знатоки признают живописным в изображении
Флобера. Позволю даже по этому поводу сделать легкий упрек
князю С. М. Волконскому: если уже он так внимательно
отнесся к моей маленькой рецензии, что даже нашел
нужным отвечать на нее, то в интересах ясности ему следовало
бы остановиться именно на крайнем, решающем примере
и прямо ответить: считает ли он разлагающегося про
* Все курсивы в этой статье принадлежат мне.
559
каженного живописным в действительности или только в
изображении художника?
Свое мнение о действительной, а не воображаемой живописности
разных отвратительных предметов, скорее опровергаемое,
чем подтверждаемое его собственными историко–литературными указаниями, кн. С. М. Волконский
связывает, как мы видели, с более общим тезисом, будто
живописными могут быть только действительные предметы,
а сами художественные изображения не могут называться
живописными, а только прекрасными. Единственное
основание для этого терминологического мнения мы
нашли в сделанной автором выписке из трех словарей. Основание
весьма непрочное. Воспроизводимое в словарях
фактическое словоупотребление, житейское и литературное,
может быть и верным, и ошибочным, и правильным,
и неправильным. Приводимое кн. Волконским из Даля
определение: «Живописный — достойный быть списанным,
картинный» — есть только образчик плохого определения.
«Картинный» есть только синоним «живописного
», а «достойный быть списанным» или слишком широко
для определяемого, так как в каком‑нибудь отношении все
может быть достойно списывания, или есть только тавтология,
если под достоинством здесь разумеется специальноэстетическое
достоинство по отношению именно к живописи.
Когда дело идет о правильной и точной терминологии,
то нужно обращаться к самым основаниям слова, именно
к его этимологическому происхождению и к логической
связи соответствующих понятий. Живописный, живописность
несомненно производные слова от живопись, как музыкальный,
музыкальность — от музыка. И как эти последние
слова означают известную сторону красоты, именно
красоту, выражающуюся в звуках, так первые обозначают
другую сторону той же красоты, именно проявляемую в
зрительных очертаниях и сочетании цветов и красок. Итак,
живописность есть частное эстетическое понятие, подчиненное
общему понятию красоты. Поэтому хоть не все
прекрасное живописно, но все живописное тем самым и
прекрасно, как не все животные суть млекопитающие, но
всякое млекопитающее тем самым есть животное. Предметы
прекрасные в зрительном отношении, то есть живописные,
не теряют этого своего качества в своем изображении,
но и предметы ни в каком отношении не прекрасные и не
живописные, как ад, чума, кровавые казни, могут в воображении
художника вызвать такие зрительные сочетания,
воспроизведение которых на полотне или в мраморе будет
560
прекрасно в смысле живописности. Наконец, художествен
ные произведения и не относящиеся к области зрения могут
быть в переносном смысле живописны, или картины,
поскольку вызывают в воображении прекрасные образы
видимых предметов или прекрасные очертания таких образов.
Чтобы доказать правильность своей терминологии,
кн. Волконский должен бы был сначала опровергнуть эти
элементарные аксиомы, начиная с того, что слово «живописность
» происходит от слова «живопись», означающего
некоторое изобразительное искусство. Впрочем, если бы
даже правильность терминологии кн. Волконского и была
доказана, то это было бы совершенно бесполезно для его
положения о реальной живописности разных ужасных и
отвратительных явлений. Если бы живописность и была
свойством лишь действительных предметов, а не их изображений,
то отсюда не следовало бы, конечно, что всякий
действительный предмет живописен, а поэтому утверждаемая
нашим автором живописность действительного ада,
действительной чумы и действительного Торквемады всетаки
